— Надеюсь, сэр, вы не будете возражать, если мы все-таки бегло осмотрим судно, — голос темноволосого таможенника звучал очень мягко. — Ведь связь нарушена… Если бы вы, господа, все-таки были виновниками этой кражи — ну, скажем, один шанс на миллион, — а мы не осмотрели бы ваш катер, мы нарушили бы свои долг. Впрочем, это обычная формальность.
— Разумеется, я никоим образом не хотел — бы, мистер… простите, не запомнил фамилии?
— Томас. Благодарю вас. Будьте добры, — мог бы я взглянуть на судовые документы?
Мог, разумеется, мог!
— Большое спасибо, — он передал их младшему таможеннику. — Прекрасно. Где мой коллега может поработать? Ах да, в этой каюте. А не может мой товарищ, мистер Дюрран, занять рулевую рубку, чтобы сделать фотокопии? Это не займет и пяти минут.
— Пожалуйста, но мне кажется, что здесь ему будет удобнее.
— Мы пользуемся самым современным оборудованием. Наш переносной копировальный аппарат работает в темноте. Пять минут, и все будет готово… Не могли бы мы начать осмотр с лаборатории?
Насколько я помнил, он говорил о формальности. Однако это был самый тщательный обыск из всех, какие мне доводилось видеть в жизни. Через пять минут к нам действительно вернулся из рулевой рубки Дюрран, и они с Томасом прочесали суденышко так, будто искали по меньшей мере «Кохинор». Но это было только начало. Потом мне пришлось объяснять им, чему служит каждый электрический или механический прибор, находящийся на «Файркрэсте». Они заглянули во все ящики, перерыли все шкафы. Они пересмотрели все канаты и веревки в кладовке за лабораторией, и мне оставалось только благодарить Бога, что я ее спрятал там мотор, лодку и все прочее, как вначале намеревался. Они проверили даже гальюн на корме, как будто подозревали меня в способности бросить «Кохинор» туда.
Но больше всего времени они посвятили машинному отделению, и там действительно было на что поглядеть. Все было новенькое, все блестело: два мощных дизеля по сто лошадиных сил каждый, генератор, радиогенератор, насосы для холодной и горячей воды, отопительная система, резервуары для топлива, воды и масла и, наконец, два длинных ряда аккумуляторов, которые особенно заинтересовали Томаса.
— Мистер Петерсен, — заметил он, — у вас тут огромный запас энергии, — он успел уже узнать мою фамилию, хотя и не. ту, которую я получил при рождении. — Для чего вам столько?
— О, ее вовсе недостаточно! Попробуйте запустить вручную эти два мотора. У нас в лаборатории восемь электромоторов, но, если мы используем их в порту, мы не можем запустить дизели или генератор — слишком большие помехи. Кроме того, центральное отопление, насосы для холодной и горячей воды, радар, радио, автопилот, зонды, навигационные огни, лебедка… — я уже стал загибать пальцы, и было похоже, что мне их не хватит.
— Достаточно, достаточно, — вовремя прервал меня Томас, сделавшийся вдруг подчеркнуто вежливым. — Честно говоря, я не так уж хорошо разбираюсь в этих делах, сэр. Если вы не возражаете, пойдем дальше.
Любопытно, но последний отрезок обыска продолжался чрезвычайно недолго. По возвращении в салон я обнаружил, что Ханслету удалось убедить полицейские силы Торбэя воспользоваться гостеприимством «Файркрэста». Макнодальд-старший, правда, не стал благодаря этому благодушнее, но как-то смягчился. Сын же его по-прежнему был напряжен и сидел с достаточно хмурым видом. Возможно, он вообще был противником возлияний с потенциальными преступниками.
Если осмотр салона можно было назвать поверхностным, то обыск двух носовых кают — просто фарсовым.
— Очень сожалею, господа, что не слишком вежливо примял вас. Я великий любитель поспать… Может, выпьете на дорожку?
— С удовольствием, — ответил Томас. — Мы тоже не хотели бы показаться невежливыми. Благодарю.
Через пять минут они уехали. Томас даже не заглянул в рулевую рубку. Правда, там побывал Дюрран. Мы были чисты. Вежливое прощание — и их уже нет.
Судя по всему, у них была мощная моторка — темный, быстро исчезающий из поля зрения силуэт.
— Любопытно! — сказал я.
— Что?
— Я имею в виду их моторку. Вы не заметили, как она выглядела?
— Конечно, нет. Темно — хоть глаз выколи.
Ханслет явно нервничал, а может, просто не выспался, как и я.
— В том-то и дело. У нее не было ни габаритных огней, ни прожектора. Даже рубка не была освещена. Только слабое пятно фосфоресцирующей поверхности компаса…
— Сержант Макдональд работает здесь уже восемь лет. Неужели вам нужен свет, чтобы пройтись по собственному салону?
— Нет. Но в моем салоне, как правило, не стоят на якоре два десятка судов, постоянно меняющих позиции и зависимости от течения и направления ветра. Дорогой Ханслет, в моем салоне никакие приливы и отливы не влияют на направление шагов. Ведь во всей гавани только на трех судах включены габаритные огни, и даже Макдональд должен бы освещать себе дорогу, чтобы видеть, куда плывет.
Это было правдой, я попал в десятку. Там, откуда доходил до нас все более слабеющий звук мощной моторки наших гостей, вдруг появился луч белого света, прорезавший темноту ночи как стилет. Пятидюймовый прожектор осветил яхту метрах в ста от себя, потом луч двинулся вправо, где нашел другое судно, осветил поверхность моря по левому борту и вернулся в первоначальное положение.
— Вы сказали «любопытно»… — прошептал Ханслет. — Сдается мне, что вы выбрали очень точное слово. Так что следует, думать о так называемых полицейских из Торбэя?
— Вы ведь дольше разговаривали с сержантом. Я таскался по катеру за Дюрраном и Томасом.
— Я бы предпочел, чтобы они оказались не полицейскими, — не совсем последовательно заявил Ханслет. — В определенном смысле это бы все упростило. Однако они кажутся мне как нельзя более настоящими. Макдональд производит впечатление типичного старого полицейского. Точно с такими и я, и вы встречались в жизни много раз.
— Верно. Порядочный, честный полицейский. Похоже, он не очень ориентировался в происходящем, его обвели вокруг пальца, как, впрочем, и нас. По крайней мере, до последней минуты.
— Лучше, если вы будете говорить только за себя.
— Томас сделал одно неосторожное замечание в машинном отделении. Вас там не было. Мне припомнилось это, когда я понял, что их моторка не освещена. Он сказал, что не разбирается в судах, что это не его специальность. Возможно, он испугался, что задал мне слишком много вопросов, и хотел как-то успокоить. Не разбирается! Таможенник, который не разбирается в судах!.Они ведь практически проводят на борту большую часть жизни, обшаривают все закоулки. Портовый таможенник разбирается в этом лучше самих проектировщиков, Вы обратили внимание на их мундиры? Можно подумать, что их шил лучший портной с Карнеби-стрит. Неужели их министерство так о них заботится?
