В конце концов, разве не сам он только что послал ее к черту?
Вот и хорошо.
4
Камилла собиралась на благотворительный спектакль. Она еще месяц назад обещала присутствовать на нем, и отказываться было уже неудобно.
Она лежала в ванне, размышляя о Бернарде Спенсере – своем последнем по счету ухажере, восторженном юноше из аристократического семейства, которого она третировала, как последнего лакея, с тех пор как он стал проявлять излишнюю настойчивость.
Сегодня на спектакле нужно объясниться с ним начистоту. Просто бросить его, как она поступала с прежними кавалерами, новая, более щепетильная и совестливая Камилла не могла, а расставаться по-хорошему ей еще только предстояло учиться.
Минувшая неделя наделила ее таким жизненным опытом, которого она и врагу бы не пожелала. Оказалось, что выйти из оболочки, с которой срослась душа, очень и очень непросто. Вначале все попытки Камиллы вести себя по-новому встречались ее коллегами и просто знакомыми с подозрением, а мягкость и доброжелательность в обращении вызывали у всех сардоническую усмешку. Но постепенно окружающие начали проявлять к ней некоторую снисходительность, и ее новая манера общения встречала все большее понимание.
Оставалась одна проблема – Бернард.
Сполоснувшись под холодным душем, Камилла завернулась в большую махровую простыню. Знал бы Джеррод Грейсон о моих мучениях, с иронией подумала она. Вот бы он порадовался.
Она отчитала себя за то, что все еще вспоминает об этом человеке. Всю неделю слова Джеррода, сказанные ей на прощание, не выходили у нее из головы, всякий раз рождая ощущение неловкости и беспокойства. И сейчас она раздраженно отогнала эти мысли и стала одеваться.
Обычно Камилла с наслаждением выбирала одежду, предвкушая успех, который будет иметь в обществе, но сегодня с удивлением обнаружила, что мысли ее сосредоточены совершенно на другом.
Впрочем, бросив беглый взгляд на свое отражение в зеркале, девушка с удовлетворением констатировала, что превосходно выглядит в голубом вечернем платье без пояса, соблазнительно шелестящим при каждом движении. Бриллианты в ушах и на шее были настоящими, а вот манто, которое Бернард накинул ей на плечи перед самым выходом из дома, – синтетическим. Камилла в духе времени полагала, что мех лучше всего смотрится на его истинном владельце – пушном звере.
Здание оперы сверкало огнями, а холл был наполнен шумом голосов, блеском драгоценностей и изысканными дамскими нарядами. Здесь присутствовал весь цвет общества. Камилла обменивалась улыбками и приветствиями, величайшим напряжением сил пряча от посторонних взглядов жесточайшую тоску и мечтая в душе лишь об одном – уединиться в каком-нибудь тихом уголке, подальше от этой толпы, фальшивых комплиментов и многозначительных взглядов, которыми обменивались люди при ее появлении.
Когда они с Бернардом добрались до своих мест в ложе, она уже с трудом удерживала на лице приклеенную улыбку. С легким вздохом девушка опустилась в кресло.
Свет погас, и началось представление – попурри из балетных и оперных номеров с самыми известными артистами в главных партиях. Камилла невольно увлеклась, наслаждаясь зрелищем, и лишь навязчивое внимание Бернарда не давало ей до конца расслабиться, смущая и раздражая. Она никак не могла взять в толк: неужто он сам не понимает, что его собачья преданность не просто смешна, но и оскорбительна – и в первую очередь для него самого. Впрочем, в том, что мужчины унижались перед ней, ловя малейшие знаки внимания, была вина и самой Камиллы.
Тем не менее, когда по окончании первого действия Бернард в сотый раз спросил, удобно ли ей сидеть на этом месте, она не выдержала и воскликнула:
– О Господи! Бернард, да замолчишь ты когда-нибудь?
И вдруг впервые за все время отношений с этим влюбленным мальчиком увидела обиду и упрямство на его утонченном лице.
– Ну, да, конечно, – с горечью бросил он. – Я – не он, со мной можно не церемониться!
Брови Камиллы взмыли вверх.
– Ты про кого говоришь? Бернард желчно рассмеялся.
– И ты еще спрашиваешь! Разумеется, про того развязного типа, который ворвался в твой дом в прошлое воскресенье. С ним ты вела себя совсем по-другому. Я всегда бесконечно уважал и ценил тебя, Камилла. Ну, скажи, что ты действовала не по своей воле, уступив его требованиям!
Девушка изумленно взглянула на спутника. Она и представить себе не могла, что со стороны ее разговор с Джерродом Грейсоном мог показаться кому-то сценой ревности.
– Если ты полагаешь, что насилие доставляет мне удовольствие, то глубоко заблуждаешься, – сухо сказала она. – Да, я не стала сопротивляться, но лишь потому, что хотела избежать скандала.
– Тогда совсем другое дело! – просиял Бернард. – А я уж было решил, что ты предпочитаешь иметь дело лишь с теми мужчинами, которые берут, не спрашивая разрешения...
Час от часу не легче! – беспомощно подумала Камилла и сказала притворно строго:
– Что за разговоры, Бернард? Это на тебя совершенно не похоже.
Он порывисто поднялся из кресла.
– Откуда тебе знать, – сказал он сокрушенно. – Ты ведь никогда не воспринимала меня всерьез.
Его слова были чистой правдой. Камилла видела в нем преданного щенка, услужливого раба, но не личность.
– Прости, Бернард! – сокрушенно сказала она. – Ты прав, я вела себя гадко. Мы еще поговорим об этом, но не здесь – потом. Мне нужно сказать тебе что-то очень важное.
Он улыбнулся, но без особой радости в глазах.
– Интересно, и о чем же пойдет речь? Впрочем, зная тебя, можно ожидать чего угодно... Я схожу в буфет. Тебе принести что-нибудь?
Камилла, погрузившаяся в раздумья, вздрогнула.
– Что? Ах, да... Стакан воды, если можно!
– Со льдом, разумеется? – язвительно уточнил он и вышел, прикрыв за собой дверь.
Никогда прежде Камилла не видела своего кавалера в таком состоянии. Чем лучше относишься к человеку, тем скорее он сделает тебе гадость, оскорбленно подумала она. Ей хотелось расстаться с Бернардом спокойно и дружески, но, судя по всему, из этого вряд ли что-то получится.
В дверь тихонько постучали.
– Войдите! – отозвалась она, поправила ожерелье и обернулась.
На пороге стоял Джеррод Грейсон.
Камилле показалось, что она видит дурной сон. Нет, ее не удивило и не напугало появление этого человека. Дело было в другом. Когда мужчина приблизился к ее креслу, она отчетливо увидела, что на лице его нет шрама.
Она побледнела. Это Джеффри. Именно его лицо запечатлелось в ее памяти с того рокового дня, когда она обратилась к Грейсонам с просьбой о помощи.
Он был похож и в то же время не похож на брата. Серые глаза вглядывались в нее настороженно и одновременно нагло. Чрезмерно яркие и чувственные для мужчины губы, растягиваясь в улыбке, выдавали склонность к распутству.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
