— Рахмет, — отвечает хозяин. — Дар гостя — дар божий. Не подарок дорог, дорога признательность.
После этого всевышний застыдился своего прежнего хвастовства. Неудобно было ему смотреть в глаза этим хоть и нищим, но щедрым и бескорыстным людям, и потому не появлялся он больше в том ауле.
-
Предки завещали нам великий обычай гостеприимства. И до чего же бывает обидно, аж внутри все саднит, когда видишь, как этот обычай бескорыстия и благородства превращается зачастую в подхалимство, в форму угодничества, в повод усладить начальство, ублажить его застольем.
Обычай как халат. Пока он впору — носишь. Вырос из халата — подавай новый. Но если кто-то полагает, что, надев большой халат, он сам станет больше, то ошибается. В халате не по росту он лишь путается да спотыкается.
6
Кто бы ни старался честно оценивать прожитые годы, рано или поздно непременно поймет, что все хорошее и плохое в его судьбе определяется не только обстоятельствами, не только его собственным характером, но еще и временем, в котором он жил. Мои дедушка и отец, вспоминая свое детство, часто сетовали на горести и лишения, но в конце концов обычно говорили: — Я не жалею, что мое детство было тяжелым, зато твое легче!
Теперь уже и я, сопоставляя свою судьбу с судьбой моих детей, ясно вижу разницу в жизни наших поколений. Мне в отрочестве и юности пришлось пережить войну, голод, разруху. Но разве можно сожалеть о том, что детям не пришлось узнать горести тех годин? Нет, конечно.
И я тоже, как некогда мои дедушка и отец, хочу надеяться, что трудности и печали моей жизни окажутся залогом счастья моих детей. О чем же еще, как не о счастье потомков, должен заботиться человек?
Коше-бий рассказывал: В нашем ауле имела место жительства одна вдова, у которой был единственный сын. Сын этот был грубым и недисциплинированным хулиганом. Однажды он где-то подрался до такой степени, что пришел домой с оторванным носом. Мать в тот же момент отвела сына к врачу, а врач сказал, что если сию же минуту не пришить парню новый нос, то он на всю жизнь останется инвалидом по части лица. Но сами понимаете, кто же из нормальных людей в добровольном порядке пожертвует свой собственный нос, да еще такому хулигану?
И тогда мать говорит врачу:
— А не подойдет ли для этой цели мой нос? Врач отвечает:
— Конечно, очень подойдет — и по его конфигурации, и по совместимости родственных тканей. Но как же вы сами?..
— А я обойдусь как-нибудь, — отвечает она и дает свое согласие на немедленную операцию по пересадке в пользу сына.
После операции прошел определенный промежуток времени. Сын подрос и решил жениться законным браком. Но он опасался, что девушки будут брезговать его матерью из-за дефекта на ее лице. А потому предпринимает намерение избавиться от родной матери и с этой целью начинает ей всячески грубить и над ней измываться.
Мать его как-то обратилась ко мне, как к коше-бию, и чистосердечно пожаловалась:
— Я бы ушла из дома, но ведь люди могут вменить это в вину моему сыну, сказав: «Раз ты выгнал из дома родную мать, то не отдадим тебе в жены ни одну из своих дочерей».
Я задумался и долго собирался с мыслями, которые хотел подсказать ей, но она сама сделала следующее предложение:
— Если наш родной аул не будет возражать, то я хотела бы, сменив прописку, перебраться в город.
- Неужто, — говорю я ей, — ты, благородная и самоотверженная женщина, думаешь, что в городе он будет меньше издеваться над тобой?
— В городе, — отвечала она, — нас никто не знает, и там у сына будет больше возможности обрести свое счастье путем женитьбы.
Вдова продала свой дом и прочее наличное имущество и на вырученные средства приобрела для сына жилплощадь в городе, а сама устроилась недалеко от него в качестве домработницы в одной семье.
Вскорости сып вдовы женился, а по прошествии соответствующего количества времени у него народился свой сын. Молодые родители были безгранично рады появлению собственного первенца, но опыта по воспитанию подрастающего поколения у них не было. Вдова, не выпускавшая сына из поля зрения, быстро заметила это. Она перевязала лицо платком, чтобы скрыть присутствующий недостаток внешности, и постучалась к жене своего сына с предложением стать нянькой для ребенка. Молодая мать дает свое согласие. Вдова трудится старательно и с душой, а потому молодая мать, поняв это, говорит:
— Чем вам, бабушка, каждый день быть приходящей няней, не лучше ли переселиться на нашу жилплощадь?
Вдова предупреждает молодую женщину, что у нее травмированное лицо, которое может произвести неприятное впечатление на ее мужа. Но молодая хозяйка заверяет, что вопрос этот она с мужем обсудит и не сомневается в положительном решении.
Вечером она советуется с мужем, и тут он со слезами раскаяния на глазах признается во всем своей супруге. После чего они оба опускаются на колени перед вдовой и просят;
— Если этот ребенок, которого мы любим больше собственной жизни, по достижении совершеннолетия поступит таким же неподобающим образом, каким мы поступили с вами… ой-о, не приведи боже увидеть это. Простите нас…
Старая мать, не произнеся ни звука, гладит одной рукой по голове своего сына, а второй — свою невестку. В этот момент раздается плач ребенка, проснувшегося от сна, и все трое бросаются к нему…
Нет ничего странного в том, что отношения между незнакомыми людьми осложняются недоразумениями и безобразиями. Но упаси, господи, от безобразия внутри ближайших родственников.
Моя бабушка поучала:
«Если родители желают хорошего своим детям, то это еще не значит, что они умники. Но если не желают, значит, точно дурни».
«Если когда надумаешь какому-нибудь человеку пакость устроить, то перво-наперво бойря не того человека, а своих детей».
Предание, которое поведал мой дедушка. Давно это было. Ходил по свету человек. Обычный человек, простой смертный. Ходил искал свою судьбу. И сам не заметил, как забрел в неизвестную страну и остановился у стен ханского дворца.
И надо ж такому случиться, что как раз в это самое время ханские слуги искали человека, который мог бы присматривать за ханской дочерью. Ибо дочь эта заболела необыкновенной болезнью. Болезнь та вроде на сон похожа, только при этом еще все лицо у ханской дочери пылает. И нужен кто-нибудь, кто б сидел сиднем подле нее день и ночь и все обмахивал и обмахивал ее веером. Вот для такого дела во всем ханстве никого не нашлось, хотя за работу и обещали богатое вознаграждение. Никто не подошел: один нетерпелив, другой груб, третий бессердечен, четвертый неучтив, пятый и вовсе не поймешь какой.
Спросили у нашего пришельца. Он согласился. Ну, велел хан, чтоб проверили его терпеливость, учтивость и честность. Проверили — по всем статьям подходит. И вот сел человек у изголовья ханской дочери и стал ее лицо веером обмахивать. Проходит день, другой, неделя. Глядь — уже и месяц прошел, а там и год минул, а за ним другой и третий следом. А девушка — дочка ханская — не шелохнется, и только лицо у нее жаром пышет. Ну а странник все машет и машет веером и ни на минутку от нее не отходит. Так что и странником его уже не назовешь, коли превратился он в такого прилежного и кроткого сидельца.
Хан, конечно, сокрушается очень. Болезнь дочери сердце ему иссушила. Понял хан, что скоро придет конец его жизни, понял и из последних сил написал увещание дочери. Так, мол, и так, дочь моя. Если когда-нибудь проснешься и восстанешь ото сна своего долголетнего, то выходи замуж за того кроткого человека, что сидит подле твоего ложа и лицо твое веером обмахивает. И еще добавил хан, что все свои сокровища он завещает дочери и ее будущему мужу и чтобы ее муж вместо него стал ханом.
Вот записал все это хан, положил свиток на грудь дочери и умер. А кроткий все обмахивает да обмахивает лицо ханской дочери, да так старательно и прилежно, что даже прочитать завещание хана у него времени нет.
Но вот проходит еще семь лет. Однажды этому человеку понадобилось срочно выйти. Ну, захотел он во двор по нужде. Кликнул он себе замену, да, как на грех, рядом никого не оказалось. Глянул в окно, а под окном стоит грязный дивану.[13] Подозвал он попрошайку и попросил на время подменить его и пообмахивать лицо царевны. Дивану за лепешку согласился. Выходит наш кроткий человек на двор, и надо же — в этот самый миг ханская дочь пробуждается от многолетнего сна.
Открывает она глаза и что же видит? А видит какого-то оборванца с веером возле себя, а на своей груди видит отцовское завещание. Прочла она отцовское завещание, поняла все, что с нею приключилось, и спрашивает:
— Это ты, не отходя от моего изголовья, вот уже столько лет обмахиваешь веером мое лицо?
А дивану, не будь дураком, тут же отвечает:
