Впереди хищным мертвецом нависает Старая Пивоварня: выбитые окна, обвалившаяся штукатурка, щербатая кладка. Тяжелые деревянные ворота висят на позеленевших бронзовых петлях. Строки, написанные рукой Алины, против воли встают перед глазами.
В самых жутких кошмарах я посещаю это место. Ужас и отвращение, которое внушает Старая Пивоварня, уступают только Заколоченным кварталам, где Красная смерть царствует безраздельно.
В этом месте не любят света – темнота здесь почти никогда не рассеивается. Редкие свечи и лампы выхватывают из нее картины ужасные и отвратительные. Переполненные людьми комнаты, где не разобрать даже, кто жив, а кто мертв. Заколоченные двери, из-за которых слышатся стоны умирающих от заразы. Могилы, выкопанные прямо в полу, или трупы, ожидающие погребения так долго, что разложение сделало их неузнаваемыми. Мерзкие колдуны, проливающие кровь мелких зверей и птиц на рисованные мелом символы Арканы. Головорезы Гвардии филинов, от зверств и жестокости утратившие людской облик… И самый ужасный из всех – тот, кто обитает на самом дне этой преисподней: Рипперджек.
Спичка двумя руками тянет тяжелую бронзовую ручку. Створка ворот с жутким скрипом поддается. Из открывшейся щели дохнуло парким, тяжелым духом. Сера, аммиак, мускус – словно там, в темноте, не жилье, а свалка. Спичка ныряет в проем, Сол же замирает на пороге, не решаясь сделать шаг. Дело не в страхе. До того все происходящее казалось ему не более чем галлюцинацией, пусть и затянувшейся. А теперь… Казалось, за этим порогом лежит иная реальность уже не его, а чужого сознания. Сознания, чьи сны рождают чудовищ.
– Эдди, ты идешь? – раздается из вязкого сумрака голос мальчишки.
Сол кивает, делая решительный шаг.
– В любой ситуация есть своя логика, – говорит он Спичке. – Скрытый смысл.
– Не понимаю, – искренне признается ребенок.
– Не обращай внимания, – отвечает ему Эд. – Это я так.
Они проходят по огромному холлу, закутанному в глубокий мрак. Границ его не видно, но слышно, как кто-то шевелится, – десятки живых существ, поглощенных своими странными делами. Над головой мелькают слабые огоньки лучин и сальных свечей, словно те, кто несет их, передвигаются на бесшумных, как у сов, крыльях. Скорее всего, холл идет через все этажи, до самой крыши, а свет горит на террасах и лестницах, ведущих на отдельные ярусы этого странного дома.
Как Сол и ожидает, Спичка ведет его вниз, в катакомбы. Здесь еще меньше света и почти нет воздуха – жуткая взвесь, которая заменяет его, оседает на гортани шершавой пленкой, вызывая приступы кашля. В руках мальчишки неизвестно откуда появляется небольшой фонарь. Его слабый, рассеянный свет отнимает у темноты пространство шага в три, не больше.
Эд заворожен картинами, которые открывает ему свет. Так, наверное, чувствует себя подводник, впервые опустившийся на глубину «вечной темноты», – настолько чуждыми кажутся эти краткие образы. Бледные, сутулые фигуры, жуткие лохмотья вместо одежды, выпученные, мутные, как у рыб, глаза. Обитатели подземелья избегают освещенного круга, но в то же время провожают идущих долгими, пристальными взглядами. Взглядами отнюдь не дружелюбными.
– Не бойся, – шепчет Спичка. – Подземные нас не тронут. Джек не позволит.
– Скорее, страх перед ним. Сам он вряд ли успеет прийти к нам на помощь.
Спичка бросает на Сола удивленный взгляд.
– Джек и страх – одно и то же, – говорит он так, будто это что-то самоочевидное.
Они опускаются все ниже. За очередным поворотом вдруг оказывается освещенная комнатка. Под небольшой масляной лампой прямо на земле сидят двое жилистых, лохматых мужчин. На них грязная и заношенная одежда, а грубая кожа испещрена множеством шрамов. У одного на месте глаза – воспаленная рана, на заживление которой и рассчитывать не стоит. Нижняя челюсть второго раздроблена до полной бесформенности – срасталась она явно как попало, и теперь бедолага едва ли может внятно говорить.
– Я этого… ахлимика привел, – говорит им Спичка, потушив фонарь и повесив его на вбитый в стену крюк.
– Пусть заходит, – скрипит одноглазый. – Ты здесь жди.
Мальчишка кивает и тут же усаживается на пол, прислонившись спиной к стене. Эд бросает на него вопросительный взгляд. Спичка кивком указывает ему на низкую широкую дверь в дальней стене отнорка. Эд кивает в ответ, идет к ней. С его ростом придется сильно наклониться, чтобы попасть внутрь.
– Эй, дылда! – окликает его одноглазый. Эд оборачивается. – Помолись своему богу. В эти двери зашло гораздо больше народу, чем вышло.
– Знаю, – Сол разворачивается и тянет за ручку. Дверь поддается неожиданно легко. Внутри – кромешная темнота, свет снаружи будто встречает невидимую преграду, не в силах пройти сквозь дверной проем. Ноздрей касается острый запах, вроде того, какой стоит в бродячих зверинцах у клеток хищников. Эдвард входит внутрь, закрывает за собой дверь. Теперь тьма вокруг абсолютна – отчего словно оживает, начинает шевелиться, дышать.
– Приветствует тебя зловещий мир. Приветствует Геенна запредельная, – голос Рипперджека мощный и рокочущий, но вместе с тем вкрадчивый, словно мурлыканье гигантской кошки. – Готовы уж принять того, чей дух не остановили ни время, ни пространство. Он в себе обрел свое пространство и создать в себе из рая – ад, и рай из ада может. Где бы ни был, все равно собой останется…
Эд молчит, пытаясь угадать, где его собеседник. Голос Рипперджека заполняет собой все вокруг, звучит отовсюду и ниоткуда, точно рождается в голове Сола.
– Ты мастеришь мины для чичестеров, алхимик.
– Знаю, – кивает Сол.
Алина говорила, что сама ни разу не видела Джека, только слышала рассказы о нем. Рассказы жуткие и неизменно связанные со смертью. Его жертв находили в домах и на улицах, расчлененных, словно на бойне. Сколько их было – точно не могла сказать даже Стража.
– Ты сильно разозлил Уиншипа.
Лица касается чье-то горячее дыхание. Эд понимает, что Джек стоит прямо перед ним, протяни руку – и коснешься его.
– Он найдет тебя и убьет. Медный Коготь не сможет тебя защитить.
– Почему? – Сол стоит не шевелясь.
– Потому что Медный Коготь – всего лишь человек. В отличие от мясника Уиншипа.
– И в отличие от тебя, так? – Страх медленно отступает. С первых фраз ясно, что великий и ужасный Рипперджек заинтересован в скромной персоне Эдварда Сола. Заинтересован настолько, что собирается вести некоего рода торги. А когда ведешь торги с кем-то более сильным, важно не сдаться сразу, не позволить взять себя даром. Главное – не перегнуть палку. В подобной ситуации такая ошибка может стоить жизни.
– Да. И я намерен воспользоваться тобой, пока ты все еще жив, – голос Джека становится громче, сжимая голову Эда стальными тисками. – С этого дня будешь делать бомбы для моей Гвардии. Или станешь кормом Подземных.
– Кормом не хочу, – шутка выходит натянутой, но Эд все же чувствует некоторое облегчение. – А как быть с Уиншипом?
– Как быть? – взрыкивает Джек. – Рано или поздно кто-то из вас убьет другого. Уиншип не забывает своих врагов.
– Что я получу, если буду работать на тебя? – спрашивает Эд, заранее предвидя ответ. Ожидания целиком оправдываются.
– Я тебя не убью.
– Значит, убьет Уиншип.
– Или ты убьешь его. Если будешь готов. Может быть, ты даже убьешь меня. Но не сейчас. Сейчас ты больше еда, чем человек.
Слова Джека кажутся Эду странно знакомыми.
– Я не боец, – Эд делает глубокий вдох. – Я алхимик.
Джек молчит. Сол больше не чувствует его дыхания – монстр отступил в глубь комнаты. Эд вздрагивает – в голове, словно вспышка, рождается озарение.
– Ты ведь знаешь, – говорит он, – что я пришел из другого мира?
– «Сквозь стену сна, в кошмаров край и грез, – рычание Рипперджека звучит гипнотически, бархатно, – где мысли обретают плоть, навеки пойманы». Строки Рива де Лиша, поэта и еретика.
– И ты знаешь, что я не первый?
– Не первый, – рокочущим эхом откликается голос, затем после секунд молчания раздается: – Клокочет ад в душе, навеки неразлучный; ад вокруг и ад внутри. Нельзя уйти от ада, как нельзя с самим собой расстаться.
– Тоже Рив де Лиш? – Сола смущает странная, выбивающаяся из разговора фраза.
– Нет.
– Тогда ответь на мой вопрос. Девушка. Алина. Ты встречал ее? – После этих слов Эд замирает. Ответ может многое изменить для него. Но монстр не торопится.
– Девушка, – утробно ворчит он наконец. – Я не видел ее. Но слышал. Недавно.
– Ты расскажешь мне? – Собственная дерзость мало беспокоит Сола. Тяжелый, угрожающий рык заставляет его вздрогнуть и отступить.
– Я не помогаю людям. – После этих слов повисает тишина, такая глубокая, что стук собственного сердца кажется Эду оглушительным. Он боится, что Рипперджек не произнесет больше ни слова. Но проходит несколько мучительно долгих мгновений… – Но я заключаю сделки.
