своим традициям, вытекавшим из их способа производства», причем «творческое воздействие кочевников на природу не шло дальше разведения архаическим способом домашних животных и кормления их на естественном пастбище»[13]. Застойность и специфические консервативные признаки кочевнического хозяйства он усматривает в невозможности оседлости, отсутствии частной собственности на землю, отсутствии городов, в более продолжительном (по сравнению с существующим в земледелии) периоде производства; в слабом развитии общественного разделения труда и классовой дифференциации; в том, что ремесло не выделилось как самостоятельная отрасль хозяйства, и не произошло разделения умственного и физического труда; в бытовании племенной организации[14]. Анализируя фактический материал, С. Е. Толыбеков констатирует, что сопоставление сведений о кочевниках Средней Азии X в. и жителях Сырдарьинской области конца XIX в. показывает, что последние мало чем отличались от первых по образу жизни и по характеру производственной деятельности[15]. Не находит автор и существенных различий в образе жизни, общественном производстве и политико-экономическое строе хуннов III–II в. до н. э. и монголов XIXII вв.[16]. Говоря о казахах XV–XVIII вв., он утверждает, что и в их хозяйстве в это время существенных изменений не наблюдалось[17]. При этом консервативность кочевничества подчеркивается не только в хозяйственных, но и в социальных отношениях: «Кочевое скотоводческое общество было способно веками сохранять, консервировать и даже в отдельных случаях реставрировать отсталые формы общественно-производственных отношений»[18], настолько, что «у кочевых племен пустынь и степей социально-экономические перемены за весьма длительное время бывали настолько незначительными, что их трудно было заметить»[19]. Интересен и, нужно полагать, справедлив вывод С. Е. Толыбекова о том, что прогрессивное развитие кочевого скотоводческого общества всегда и везде должно было приводить к оседанию[20].
Естественно, что специфика кочевнического хозяйства должна была сказаться на социальной структуре кочевничества: общественных отношениях и общественной организации. Многочисленные дискуссии, которые велись и ведутся по этим проблемам до сих пор, показывают, что многие аспекты еще требуют разрешения и необходимы дальнейшие детальные исследования. Попытки многих авторов и участников дискуссий декларировать, сделать обязательной только определенную точку зрения были несостоятельными, так как эти исследования не учитывали многих важнейших марксистских положений, вступали в противоречие с фактами. Еще Энгельс отмечал, что в истории тот, «кто … погонится за окончательными истинами в последней инстанции, за подлинными, вообще неизменными истинами, тот немногим поживится, – разве только банальностями и общими местами…»[21]. Вместе с тем, и это следует подчеркнуть, все дискуссии в советской исторической науке, публикации и полемика в литературе велись с марксистских позиций.
Расхождения в теоретических взглядах вылились в результате дискуссий главным образом в различную интерпретацию фактического материала и трактовку некоторых теоретических положений. Большой вред теоретической разработке проблем эволюции и социальной структуры кочевничества причинили попытки модернизации многих явлений, перенесение черт, характерных для эпохи разложения кочевничества на более ранние периоды, механическое сопоставление явлений, свойственных кочевничеству и развитым земледельческим народам Запада[22].
Переходя к анализу конкретных особенностей развития социальной структуры кочевничества[23] и рассмотрению научных дискуссий последних десятилетий по этой проблеме, следует прежде всего обратить особое внимание на указание Маркса о том, что, «приобретая новые производительные силы, люди изменяют свой способ производства, а с изменением способа производства, способа обеспечения своей жизни, – они изменяют все свои общественные отношения. Ручная мельница дает вам общество с сюзереном во главе, паровая мельница – общество с промышленным капиталистом»[24]. Кочевничество было обществом, добывавшим средства к существованию на основе застойного, медленно развивавшегося экстенсивного скотоводства и жившим военно-племенным, патриархальным бытом. Эти основные черты и взаимоотношения с развитыми земледельческими народами и определяли социальную структуру рассматриваемого общества.
Проблемы собственности на основные средства производства у кочевых и полукочевых народов, характера их производственных отношений, а следовательно, и оценка уровня социально-экономического развития обществ осложняются существующими в литературе разнообразными взглядами на средства производства у кочевников. Одни исследователи полагают, что основными средствами производства у кочевников являлись пастбища, другие – скот, третьи – и то и другое и т. д. Разногласия эти усугубляются тем, что каждый спорящий стремится построить свою концепцию так, чтобы аргументировать основные положения последней помимо данных источников высказываниями основоположников марксизма, даже если эти высказывания прямо направлены против подобной концепции[25].
Обширный фактический материал о кочевничестве и знание проблематики скотоводства не только по литературе, но и по 25-летней полевой экспедиционной работе позволяют утверждать, что сама постановка вопроса в дискуссии надумана и схоластична, причем последнее замечено и другими исследователями.
Сам по себе процесс скотоводческого производства – это одомашненный скот и выпас его на пастбищах, а также последующая обработка получаемых продуктов хозяйства. Однако ни скот, ни пастбища, ни несложные приемы переработки продукции в отдельности не образуют кочевого или полукочевого хозяйства. Только человеческий труд дает возможность этим трем составляющим существовать в качестве формы производства. Отсюда следует, что как скот, так и земля в равной мере являются основными средствами производства. Но, как показывает изучение скотоводческого хозяйства, отношение скотовода к скоту и земле различно. Одомашненный скот – результат трудовой деятельности человека; скот – основной и оборотный капитал скотоводческого хозяйства[26]; трудовая деятельность в кочевом хозяйстве – пастьба скота, уход за ним, обработка полученных от него продуктов. Продукты труда скотовода: мясо, молоко – все, что дают животные, не являются в представлении кочевников (в отличие от земледельца) «дарами земли». Характер труда, направление производственной деятельности в кочевничестве предусматривают преимущественную заботу о животных и в значительно меньшей степени о колодцах, обрабатываемых клочках земли и пастбищах. К первым – по причине нерегулярности самого труда, ко вторым – в связи с второстепенностью этого вида занятий. Что же касается пастбищ, то Маркс подчеркивает: «Присваивается и воспроизводится здесь на самом деле только стадо, а не земля…»[27]. Так и следует отвечать на переросший в проблему вопрос.
Что касается собственности на скот, то здесь не может быть двух мнений. Все исторические и этнографические данные бесспорно свидетельствуют о том, что с глубокой древности скот был частной семейной собственностью. Например, Ф. Энгельс по этому поводу писал: «И несомненно, … что на пороге достоверной истории мы уже всюду находим стада как обособленную собственность глав семей…»[28]. Вследствие «обособленной собственности» «…скот сделался товаром … приобрел функцию денег и служил деньгами уже на этой ступени»[29]. Этот вывод, подтверждаемый имеющимися фактическими данными, показывает, что частная собственность на скот появилась уже в процессе формирования кочевничества и привела ко всем вытекавшим из этого явления социально-экономическим последствиям. Возникновение кочевого скотоводства означало окончательное разложение первобытнообщинных отношений и углубление имущественного и социального неравенства.
Все советские, да
