Всё новые и новые вопросы лезли в голову главе уральцев, от них невозможно было уйти. Просидев после ухода командиров полчаса в раздумьях, он принял душ и отправился спать. В спальне его ожидал приятный сюрприз, три жены сидели на постели, переговариваясь между собой. Белов четыре года не отлучался надолго, Наташа, Лариса и Алина переживали, решив по-своему проститься с мужем. В постели женщины устроили ему настоящую вакханалию любви. Только в четвёртом часу утра, в слабом сумраке рассвета, он смог ненадолго задремать.
Хорг давно ждала его и сразу перешла на ментальный обмен, повторяя вчерашние инструкции, подробно уточняя место, где будет ожидать собеседника. Словно подслушав разговор с Леем и сомнения самого пришельца из будущего, она дважды повторила, что помочь ей может именно он, а не войско. И тогда она вернёт его в прежний мир. Белов попытался узнать больше подробностей, успокоив женщину, что утром выедет. Узнав об этом, Хорг с явным облегчением вздохнула и стала исчезать из сна, передавая, что неделю не сможет с ним разговаривать, потеряла все силы. Попытки продолжить разговор ни к чему не привели.
Спал этим утром Белов допоздна, до семи утра, проснулся от запаха ароматного чая с мелиссой, чашку которого принесла в постель Лариса. За ней пришла Алина с тарелкой бутербродов, со сливочным маслом и чёрной икрой. Только Наталья, расстроенная отъездом мужа, заснула под утро и проспала его завтрак. Хорошо, что её фобия за последние годы практически сошла на нет. Уже полгода он получил возможность уезжать из дома без Наташи на день-два, и жена засыпала одна в постели.
Как и договорились, провожали уральского старейшину с казарами при полном стечении народа, сделав вид, что ничего особенного не происходит. Оборачиваясь на выезде из городских ворот, Белов разглядел удивлённые лица болгарского, новгородского и византийского купцов.
Глава третья. Путешествие
Уральск небольшой караван покидал одвуконь, с кибиткой, оборудованной новыми рессорами, детищем мастерской Попова. Что-что, а рессоры деревенский тракторист делать умел, два десятка уральских повозок уже были оснащены «мягким» ходом. Фёдор Васильевич всякий раз жаловался на отсутствие резины.
– Разве это ход, – отвечал он на восхищённые похвалы уральцев, – вот, кабы колёса резиновыми шинами одеть, тогда…
– Командир, может, купим эту резину, – много раз обращались к Белову уральцы, наслушавшись таких сожалений, – нам посмотреть хоть на одну повозку с резиновыми колёсами, неужели они так дорого стоят?
– Увы, – улыбался старейшина, – резину никто не продаёт, до неё надо плыть через моря и океаны. Это вопрос далёкой перспективы, лет через десять-пятнадцать, если доживём.
Пока относительно мягкую шину для колёс создавали из самых твёрдых фракций нефтеперегонного куба, остававшихся после отделения парафинов. Эти фракции, напоминавшие внешними свойствами мягкий гудрон, накладывались на железные ободы колёс и бинтовались поверх обрезками шкур. И так несколько слоёв, конечно, они не могли сравниться с мягким ходом резиновых шин, однако сохраняли ободы и меньше разбивали дорогу. А в жаркую погоду, когда начинка такого слоёного пирога под солнцем размягчалась, действительно, давали мягкий ход. Пока довольствовались такими шинами, благо асфальта и бетона не было, а грунтовое покрытие значительно мягче цивилизованных дорог. Впрочем, таких шин изготовили единицы, подавляющее большинство колёс довольствовались деревянными ободами.
Двигался караван лёгкой рысью вдоль Камы на восток. Через полчаса в кибитке устроился Снежок, рискнувший пуститься в дальнее путешествие. Не доезжая до Выселков, на перекате, легко форсировали реку и покинули берега Камы, взяли направление на юго-восток. Места были наезженные, не реже пары раз в месяц караваны и гонцы проходили этой дорогой. Вопреки извилистым лесным дорогам, привычным для всякого русского человека, эта шла идеально прямой просекой, просматривавшейся на многие километры вперёд. На таких дорогах настоял Белов с самого начала, со времён прокладки первых уральских магистралей до Камы и Выселков.
Да, обходились такие идеально прямые просеки дорого, тем более что старейшина настаивал на выравнивании пригорков и ям, добиваясь максимально ровного дорожного полотна. Последние годы уральцы могли себе такое позволить, несколько сотен неквалифицированных рабочих, из числа пленников, три года добросовестно прокладывали дороги, строили мастерские и добывали руду. Год назад это закончилось, пленники получили свободу, но около сотни из них остались на дорожном строительстве. Привыкнув за три года к спокойной работе, хорошо и регулярно оплачиваемой из общеуральского фонда, часть рабочих не стали рисковать и возвращаться в общину, к сельской жизни. Они продолжали пилить лес, равнять буераки, вбивать сваи мостов, привлекая к этой работе своих родичей; постепенно сложились три семейные бригады дорожников-мостостроителей. Работали они добросовестно, в каждой бригаде год назад появился взрывник, обученный применению чёрного пороха. Поэтому сейчас дорожники трудились на уральских перевалах, равняя гужевую дорогу до Ёбурга.
– Ай да Белов, ай, да, сукин сын, – бормотал про себя бывшийсыщик, укладывая под копыта коней вёрсты прямой, как стрела, дороги, рассчитанной на два встречных возка, – сам не похвалишь, никто не похвалит.
Двигаясь без остановок, уральцы рассчитывали легко добраться до первой крепости на речке Буй, продвинувшись по самому длинному участку пути больше ста двадцати километров (их стали называть вёрстами, не меняя метраж). Через каждые десять – пятнадцать вёрст на удобных местах встречались зимовья. Небольшие дома на пару окон, закрытых ставнями, окруженные частоколом, с запасом дров, обязательным родником или ручьём, протекающим через усадьбу, ставили на всех уральских дорогах. В непогоду укрытие для путников, спасение от лесных зверей, лёжка для раненого или больного путешественника. Постоянных жителей на зимовьях не было, проезжающие путники возобновляли запас дров, при возможности оставляли небольшой запас еды, никогда не использовали без повода кремень с огнивом, хранившиеся в домах. К таким зимовьям относились трепетно, по-хозяйски, прибирали мусор, делали мелкий ремонт. В этом мире любой знал, как важна каждая мелочь для спасения жизни в трудную минуту.
Так и катили уральцы, делая короткие остановки у зимовий на пять минут, достаточных, чтобы зайти и проверить порядок в доме, нет ли записки, не нужна ли кому помощь. После полудня переседлали коней, заменили вороную в повозке, двинулись дальше, смочив губы глотком воды из родника. У реки с характерным для Приуралья названием Пизь недалеко от дороги с холма заметили селение южных угров, почти пять лет назад нападавших на Уральск. Белов вспомнил, как Кудим рассказывал об этом селении, одним из первых среди южных угров присягнувшем уральцам. Тогда селение скрывалось от чужаков в глухом лесу, а поля возделывали в пяти вёрстах от жилья, в ещё более глухих местах. К своим полям угры ходили окольными путями, запутывая следы от частых врагов, своих же сородичей из соседних селений. Набеги на соседей считались удалью, были регулярными, особенно в пору свадеб.
Сейчас распаханные поля раскинулись у самого селения, Белов издалека различил посадки картофеля, овса, ячменя. К удивлению уральцев, южные угры практически не знали коней, свои поля обрабатывали упряжками быков, деревянными плугами и боронами. Получив от уральцев железные топоры, бороны и плуги, закупив коней, южные угры за последние годы распахали втрое больше земли. Убедившись на собственном, грустном опыте в силе уральских воинов, посетив ближайшую крепость и Уральск, южане рискнули поверить в свою безопасность, открыв селения для постороннего глаза. Однако с типичным угорским обстоятельным отношением ко всему окружили дома частоколом. Самым высоким зданием внутри частокола синела краской яркая макушка храма.
Дальнейшее продвижение становилось интересней, веселее, чем ближе к предгорьям Урала, тем чаще дорога поднималась на довольно высокие холмы, откуда открывался прекрасный вид на бескрайние леса, хвойные и лиственные, тёмно-зелёные ельники и яркую листву берёзовых рощ. Белов невольно вспоминал своё время, когда с подобных холмов он видел кругом распаханные поля, окружённые редкими сколками или разделительными посадками березняка и сосны. Сейчас всё выглядело полной противоположностью: небольшие распаханные поля скрывались за могучими нетронутыми лесами, дубравами и лиственничными рощами, с огромными деревьями-великанами в пять-шесть обхватов. Он в своём времени повидал много регионов и лесов, но такие деревья встретил здесь впервые. Кроме гордости и восхищения, эти гиганты вызывали у него злость к цивилизации, погубившей подобных красавцев в его времени, и огромное желание не допустить такого отношения в природе в этом мире.
