- У меня жена хорошая,- сказал Серега, которому слова Гуляя не казались обидными.
- Да знаю,- сказал Гуляй.- Только по мне, чем лучше жена, тем она хуже.
- Это как? - не понял Серега.
- Да очень просто, - как-то криво ухмыльнулся Гуляй.- Есть у меня, понимаешь, кое-какой опыт семейной жизни. Еще когда я в армии служил, была у меня одна женщина, по имени Наташа. Она работала медсестрой в больнице. Сутки, значит, дежурила, а двое дома. Меня это как раз очень устраивало, потому что я шоферил и свободное время у меня случалось когда придется. А тут такое удобство - всегда можно заглянуть на огонек, пожрать, погреться и все такое...
Сынок у нее был лет четырех или пяти, помню, Антоном звали, но она его определила в детский сад на пятидневку. Но самое главное, не было у нее никаких таких бабских претензий, чтобы записаться и все такое, хотя она и знала, что я холостой. Заеду к ней на часок - она довольна, загляну на пять минут - тоже рада, а бывало, что я и по неделе у нее не появлялся, и не потому, что не мог вырваться, а просто так... Она это тоже понимала и скандалов не закатывала, а вязала мне носки. В общем, золото была, а не баба. И все при ней. Хотя королевой ее никто не считал но мне она нравилась.
Гуляй замолчал, пошарил по карманам, достал пачку "Беломора", закурил, как будто обдумывал, стоит ли продолжать свой рассказ, или жалел, что вообще его начал и теперь нужно продолжать.
- Вот,- сказал он наконец или просто выдохнул.- Кончилась, значит, моя служба. И пришло время ехать домой. Взял я бутылку водки и пришел к Наташе прощаться. Как сейчас помню: на улице слякоть, не поймешь, то ли дождь со снегом, то ли снег с дождем, и темень, а мы сидим в тепле и смотрим телевизор. И вижу, что ей хорошо, как, может быть, никогда в жизни не было. И я размяк и сказал: "Может, нам с тобой пойти записаться?.." Сказал и думаю: "Ну, сейчас начнется..." А она только пожала плечами: тебе, мол, виднее. И никаких тебе соплей, никаких восторгов. Золото, чистое золото. Достала из буфета бутылку наливки и поставила на стол.
Стали мы с ней жить. Она перво-наперво купила мне габардиновый костюм и хорошее пальто. А я устроился работать механизатором на автобазу. Прихожу с работы домой - она меня с обедом ждет, если, конечно, не дежурит, а когда дежурит - обед на плите. Разогревай и ешь. В квартире все блестит, скатерть вышитая, занавесочки розовые, на подоконнике цветы... Вижу я, что попал в хорошие руки, и стало мне, поверишь, как-то не по себе. Чем, думаю, отплачу тебе, голуба ты моя. Сначала, правда, старался, как мог: не пил, курить бросил, получку всю приносил без всяких заначек, машинку швейную ей купил, водил в кино по выходным... А все одно, чувствовал как будто занял у нее до получки, а отдавать нечем. Дальше - больше. И до того я замучился отдавать свой Долг, что стала мне моя Наташа хуже врага. Раз пошел и нарочно напился, как есть в стельку, да еще матюгами ее обложил, а она даже не попрекнула, как будто так и надо. Тогда я пригласил в ресторан диспетчершу, а после остался у нее ночевать. Опять получился прокол. Поскучнела моя половина, но держится молодцом, то есть никаких истерик, никаких скандалов. И стало мне до того погано, Серега, как будто я весь в блевотине. И решил я бежать.
Продал костюм, пальто, купил ей золотые серьги и духи за шестьдесят рублей. А сам, пока она была на дежурстве, в чем демобилизовался двинул на станцию.
- И не жалел потом? - спросил Серега. Рассказ Гуляя навел его на мысли о собственной судьбе. И мысли эти были не из веселых.
- Не по мне все это,- засмеялся Гуляй бесшабашным смехом.- Не нужно мне ни золотых, ни серебряных, ни тех, которые из стекла и бетона. За что плачу - того хочу. Понял?
- Понял,- сказал Серега, хотя не понимал и не хотел понимать Гуляя и только надеялся, что тот куражится неспроста, а наверно, тоже страдает.
После этого разговора Гуляй и Серега как-то разошлись. Это случается после того, как люди бывают слишком откровенны между собой. Один стыдится своей откровенности, а другой чувствует себя обязанным на откровенность отвечать откровенностью, и оба избегают оставаться наедине. Однако дальнейшие события снова столкнули их глаза в глаза, и уж тут никто из них глаз не отвел.
Монтажные работы затянулись на целую неделю. Поначалу трудно было себе представить, как можно собрать что-нибудь толковое из кучи проводов, железок и труб. Чертежи, которые прилагались к оборудованию, как оказалось, предназначались совсем для другого кормоцеха, и только чутье Гуляя и Серегина рассудительность помогли кое-как разобраться в узлах, но тут выяснилось, что в комплекте не хватает некоторых мелочей, без которых, впрочем, нельзя было смонтировать цех. Пришлось еще и послесарничать. Начинали работать с утра, а кончали затемно.
У Гуляя и в Дерюгино было полно друзей. Каждый вечер он навещал кого-нибудь из них, за ним увязывался Соус, а иногда и Ерофеич. Приглашали и Серегу, но он ссылался то на усталость, то на головную боль и оставался в доме. У хозяина была толстая подшивка журнала "Огонек" за 1964 год. Серега брал ее в руки и думал о том, как хорошо было бы выбраться хоть на вечерок в Синохино. Сделать это было нетрудно. Вечером на местную ферму приезжал трактор с прицепом, чтобы забрать молоко, а утром кто-нибудь непременно подбросил бы обратно. Но мысль, что Антонина уже обнаружила пропажу денег и ему предстоит объясниться с ней, удерживала его на месте.
Приятели возвращались поздно и всегда навеселе. Серега слышал, как Соус отпускал шуточки в его адрес, но притворялся спящим.
Работы оставалось дня на два, когда вдруг оказалось, что в комплекте не хватает еще и муфты, без которой никак нельзя было закончить монтаж. Гуляй поехал в Синюхино и вернулся ночью довольный, с муфтой и четырьмя бутылками "Юбилейной". Соус и Ерофеич проснулись и стали хлопотать насчет закуски. Разбуженный хозяин выказывал сначала неудовольствие, но после того, как ему налили стакан, помягчал и даже выставил миску соленых огурцов и буханку черного хлеба.
Серега спал на самом деле и не сразу понял, что к чему, когда Ерофеич стал его трясти, приговаривая:
- Будя дрыхнуть, Гуляй гостинцы привез.
Ерофеич говорил шепотом, хотя никто не спал, кроме Сереги, которого он будил. Но шепот его, казалось, продирался к самому мозгу. Так что ни о каком сне не могло быть и речи. Не успел Серега очухаться, а перед ним уже стоял полный стакан водки, накрытый ломтем черного хлеба.
- Давай,- подмигнул Гуляй.- Чтоб у тебя в семействе все ладилось.
Не скажи он этих слов, Серега, может, и выпил бы спросонья, несмотря на твердое решение не пить больше вообще, которое он после долгих раздумий и душевных метаний принял накануне. Но слова были сказаны, и подействовали они как соль на свежую рану. К тому же и тормоза у него еще спали.
Словом, этот тост был произнесен в самый неподходящий момент, то есть в самый подходящий для ссоры.
- Откуда все это? - спросил Серега.
Он явно не желал пить и спрашивал серьезно. Гуляй сразу почувствовал в его голосе вызов и тут же решил принять его.
- От верблюда,- сказал он насмешливо.- Много будешь знать - скоро устанешь скакать.
- Если у тебя есть деньги,- сказал Серега, стараясь держаться с достоинством,- то отдай мне, пожалуйста, мои семьдесят рублей.- Мне сейчас очень нужно...
- Вот тебе рупь,- сказал Гуляй, подвигая ему свой стакан.
- А вот еще два червонца,- он поставил перед Серегой три непочатых бутылки.- По ресторанной цене, там на этикетках штампы - можешь проверить. Остальное получишь, как закроем наряд.
- Туда же,- сказал Соус, поднял свой стакан, подумал и поставил его на место.- Подавись.- Ой, беда, беда...- пропел Ерофеич.- Не с того ты начинаешь свою жизнь, Сергей, не с того. Товарищи к тебе с душой, а ты так-то вот... Мордой об стол,- аккуратно, чтобы не расплескать водку, он поднял свой стакан над столом и переставил ближе к Сереге.
- Сука ты,- сказал Соус.- Дать тебе промеж глаз и дело с концом.
- Нет, Соус,- сказал Гуляй с едва заметной усмешкой.- Ты не прав. Разве он виноват? Это уж от природы - либо человек как человек, либо жлоб. А если у него заместо души мошна, то как ни хоти он казаться человеком, все одно рано или поздно расколется. Правду сказать, мне с самого начала показалось, будто он нами не доволен. Но думаю, привыкает парень к новому месту и новым людям. А оказывается, мы ему поперек дороги стали. Извини, брат, мы посторонимся. И винить тебя не будем. Слышь, Соус, ты его не ругай. Его не ругать, а жалеть надо. Может, он и сам себе не рад.
С этими словами Гуляй вышел из-за стола и стал укладываться спать. Соус и Ерофеич хоть и с" сожалением, но последовали его примеру, а Серега остался сидеть в окружении стаканов и бутылок.
Он думал, что совершил сейчас ужасную подлость, обидел людей, которые в общем-то хорошо к нему относились. Получилось, как будто ему протягивали руку для дружеского рукопожатия, а он оттолкнул ее, как какой-нибудь дикарь.
