Конечно, она могла расписать им все достоинства новой работы — но главной причиной её отъезда всё-таки оставалось изнасилование. Она знала, что такое происходит повсюду — в другом городе не будет безопаснее, чем здесь. Но именно желание избавиться от напоминаний о нём понесло её в Садбери разбираться с безумной историей об обнаруженном там живом неандертальце, и сейчас её тянуло из города то же самое чувство. Возможно, если сейчас рядом была Дария, она смогла бы ей об этом рассказать… но она никак не могла обсуждать это с Грэмом Смайтом… или любым другим мужчиной, по крайней мере, в этом мире.
Мэри принялась собирать личные вещи, которые хотела забрать из лаборатории, в старый пластиковый ящик из-под молока, который кочевал по всему факультету уже многие годы. У неё был настенный календарь с фотографиями крытых мостов; фотография её двух племянников в рамке; кофейная чашка с логотипом «Канада a.m.» — она была на их шоу почти десять лет назад, после того, как сумела получить ДНК тридцатитысячелетнего медведя, найденного в юконской вечной мерзлоте. Большинство книг на полках принадлежало университету, но она забрала полдюжины своих собственных, включая свежее издание справочника CRC.
Мэри оглядела лабораторию ещё раз. Кому-то другому придётся продолжить секвенирование ДНК странствующего голубя, которым она занималась перед отъездом в Садбери. И, хотя большинство растений в лаборатории принадлежало Мэри, она не сомневалась, что Дария будет аккуратно их поливать.
Итак: всё готово. Она подхватила заметно потяжелевший молочный ящик и уже двинулась было к двери…
Нет. Нет, осталось ещё кое-что.
Она знала, что могла бы оставить это здесь. Никто бы не выкинул их в её отсутствие. Какое там, у них ещё хранились образцы, принадлежавшие Даниэлю Колби, а он уже два года как умер.
Мэри поставила ящик на пол, пересекла лабораторию из конца в конец и подошла к холодильнику для хранения биологических образцов. Она открыла дверцу и ощутила порыв морозного воздуха.
Они были там: два матовых контейнера для образцов с надписью «Воган 666».
В одном были её трусики с той ночи, в другом…
В другом содержалось то, что он оставил внутри неё.
Но нет. Нет, она не возьмёт это с собой. Они могут остаться здесь; кроме того, ей не хотелось даже касаться их. Она захлопнула дверцу холодильника и повернулась.
Как раз в этот момент в дверь лаборатории просунулась голова Корнелиуса Раскина.
— Привет, Мэри, — сказал он.
— Привет, Корнелиус.
— Просто хотел сказать, что мы будем по тебе скучать, и… в общем, хотел поблагодарить за доставшиеся мне часы.
— Не за что, — ответила Мэри. — Не думаю, что для этого курса есть более подходящая кандидатура. — Это не была простая вежливость: она знала, что это так. Корнелиус был настоящим вундеркиндом: он учился в Университете Торонто, но степень получал в Оксфорде, где работал в Центре изучения древних биомолекул.
Мэри подошла к молочному ящику.
— Давай помогу, — сказал Корнелиус. — Отнести к машине?
Она кивнула. Корнелиус присел на корточки и поднялся вместе с ящиком. Они вышли в коридор. Им навстречу попался Джереми Баньон, аспирант, но не Мэри, другого преподавателя.
— Здравствуйте, профессор Воган, — поздоровался он. — Здравствуйте, доктор Раскин.
Мэри заметила, как кисло улыбнулся Корнелиус в ответ. Мэри и других постоянных сотрудников факультета всегда называли «профессор», но Корнелиусу такое обращение было не положено. Только в академических стенах обращение «доктор» могло считаться утешительным призом, и она отчётливо видела, как сильно Корнелиус жаждет этого слова на букву «п».
Мэри с Корнелиусом спустились по лестнице и вышли под августовский зной. По Йорк-лэйн они дошли до парковки, и Корнелиус помог ей погрузить ящик в багажник её «хонды». Она попрощалась с ним, уселась за руль, завела мотор и покатила навстречу новой жизни.
Глава 7
— Вызывает интерес, что вы начали новые отношения так скоро, — сказал Селган совершенно нейтральным тоном.
— Я не начинал отношений, — возразил Понтер. — К тому времени я был знаком с Даклар Болбай больше 200 месяцев.
— О, да, — согласился Селган. — Ведь она была партнёршей вашей партнёрши.
Понтер скрестил руки на груди.
— Именно.
— Так что, разумеется, вы были с ней знакомы, — поддакнул Селган, кивая.
— Так и было. — В голосе Понтера прозвучали нотки самооправдания.
— За всё то время, что вы были знакомы с Даклар, у вас когда-нибудь были фантазии на её счёт?
— Что? — переспросил Понтер. — В смысле, сексуальные?
— Да, сексуальные.
— Разумеется, нет.
Селган едва заметно пожал плечами.
— В этом нет ничего необычного. Многие мужчины фантазируют о женщинах, с которыми связаны их партнёрши.
Понтер помолчал несколько тактов, потом тихо признал:
— Ну, есть определённая разница между досужими мыслями и фантазиями…
— Конечно, — согласился Селган. — Конечно. И часто в ваших досужих мыслях появлялась Даклар?
— Нет, — быстро ответил Понтер. Он снова замолчал, потом продолжил: — Ну, «часто» — это субъективный термин. То есть, конечно, время от времени, я думаю…
Селган улыбнулся.
— Как я сказал, в этом нет ничего необычного. Существует целый раздел порнографии, посвящённый именно этой теме. Вы когда-нибудь с ней…
— Нет, — отрезал Понтер.
— Как скажете. Но я чувствую подспудный дискомфорт. Что-то вас беспокоит в этом изменении ваших отношений с Даклар. Что именно?
Понтер молчал.
— Может быть, вы считали это неправильным, потому что Класт умерла совсем недавно?
Понтер покачал головой.
— Нет. Класт умерла; ушла. На самом деле общение с Даклар помогало мне вспомнить Класт. В конце концов, Даклар — единственный человек на свете, который знал Класт так же близко, как и я.
— Хорошо, — сказала Селган. — Тогда позвольте мне задать вам ещё один вопрос.
— Не думаю, что могу вам как-то помешать, — ответил Понтер.
— И это тоже правда, — сказал Селган, улыбаясь. — В тот момент вы ещё не знали, какое решение примет Верховный Серый совет по вопросу об открытии портала в мир глексенов. Был ли ваш дискомфорт связан с мыслью о том, что, проводя время с Даклар, вы изменяете Мэре?
Понтер саркастически засмеялся.
— Вот видите? Я же говорил, вы, скульпторы личности, всегда ищете простые банальные ответы. Я не был связан с Мэре Воган. Я не брал на себя никаких обязательств. Мой дискомфорт…
Понтер оборвал себя на полуслове, и некоторое время Сеглан ждал, что он продолжит говорить. Но он молчал.
— Вы не договорили, — сказал Селган. — Мысль сформировалась у вас в мозгу, но вы решили не озвучивать её. Что это была за мысль?
Понтер сделал глубокий вдох, наверняка чтобы ощутить запах феромонов Селгана и попытаться угадать природу приготовленной им ловушки. Но Селган обладал способностью контролировать свои телесные запахи; именно благодаря ей он был так хорош в своей области. Он терпеливо ждал, и Понтер, наконец, ответил:
— Я изменял не Мэре. Адекору.
— Это ваш партнёр, — сказал Селган, будто бы пытаясь вспомнить, где он уже слышал это имя.
— Да, — ответил Понтер.
— Ваш партнёр, который вытащил вас из чужого мира, разлучил с Мэре Воган…
— Да. Нет. То есть, я…
— Он сделал то, что должен был сделать, вне всякого сомнения, — сказал Селган. — И всё-таки где-то глубоко внутри вас была какая-то частица, которая… что?
Понтер закрыл глаза.
— Которая злилась на него за это.
— За то, что он вернул вас домой.
Понтер кивнул.
— За то, что разлучил вас с Мэре.
Снова кивок.
— За то, что лишил вас возможной замены Класт.
— Никто не сможет заменить Класт, — вскинулся Понтер. — Никто.
— Конечно, нет, — быстро согласился Селган, поднимая руки ладонями к Понтеру. — Простите. И всё же, вам нравилось — какой-то части вас нравилось — флиртовать с Даклар, женщиной, которая, пока вас не было, едва не подвела Адекора под кастрацию. Ваше подсознание желало его наказать? Отомстить за то, что он заставил вас вернуться из другого мира?
