— Как же это произошло и когда?
— Десять дней назад. После того как на территории пагоды убили подполковника Тхао, местные жители увели дядю в горы. Сначала ему дали приют партизаны, а потом дядю позвал к себе его старый приятель, настоятель другой пагоды. Но община, в которой она находилась, была объявлена сочувствующей Вьетконгу, против нее была предпринята карательная акция. Дядя, конечно, не выдержал, встал на защиту жителей общины, и кто-то из американцев выпустил в него очередь из автомата. Его друг советовал ему не вмешиваться в мирские дела, не лезть в петлю, но вы же знаете дядю? Он очень переменился в последнее время, отбросил мысль об отрешенности от земных дел и стал ближе к ним.
— А как ты узнал о несчастье?
— С нового места я послал письмо дяде, сложным путем узнав о его пребывании, и по моему адресу друг дяди сообщил мне о случившемся. А уж вчера я узнал подробности. Дядю похоронили с подобающими почестями в той пагоде, где он жил последние месяцы. Теперь я думаю перенести его прах в пагоду Пурпурных облаков. Это будет лучшее место для его успокоения. Ну, а если сделать сейчас не удастся, очень уж хлопотно, то оставлю на будущее.
— А чего ты явился сюда?
— Думал, может, смогу поставить на колеса какую-нибудь машину, чтобы перевезти гроб в пагоду Пурпурных облаков, но, видно, ничего не получится: нужны инструменты, запасные части, а где их взять сегодня?
— Как же ты собрался осуществить свой план под самым носом у американцев? Они же тебя сразу к стенке поставят. За рискованное дело ты взялся, Куок, — с сомнением сказал Фам Лань другу, который уже несколько лет работает в окружении врагов.
— Да не такое уж рискованное, товарищ Фам Лань. У меня есть письмо полковника Смита к американским военным властям. Он и ходатайствовал о моем отпуске. Очень подействовало на него известие о смерти дяди, я видел, как он искренне переживал.
— Вот как, оказывается, обстоят дела, — с радостью в голосе сказал Фам Лань. — Значит, ты снова у американцев и даже рядом с нашим старым знакомым Юджином Смитом. И где же вы обретаете теперь?
— Я опять на военно-воздушной базе, только в Плейку. Туда же получил назначение и мой бывший начальник подполковник Коннэлл, который, как вы знаете, всегда благоволил ко мне. Теперь он начальник ремонтной службы в Плейку.
— А что делает полковник Смит? Я, признаться, пытался найти его след, но не пойдешь ведь к американцам спрашивать о нем.
— Полковник Смит… — замялся с ответом Куок, — ничего не делает, ждет назначения. Будто бы предлагают ему переехать в Сайгон, но он, кажется, твердо решил вернуться домой. «Хватит с меня и того, что я увидел за эти годы, — сказал он мне. — Поеду домой, там буду полезнее для Вьетнама». Не знаю, что уж имеет он в виду?
— Что-нибудь знаешь о генерале Райтсайде, Куок?
— Знаю. От того же полковника Смита. После эвакуации базы Фусань генерал вернулся на родину и ушел в отставку. Как сказал полковник Смит, генерал решил посвятить себя бизнесу.
— Ты где нашел себе крышу над головой, не в пагоде ли Пурпурных облаков?
— Конечно, там. С моим хозяйством можно остановиться где угодно, но в пагоде лучше. Там остались последователи дяди, они очень хорошо меня встретили и даже про вас спрашивали. Они будут очень рады и вам, товарищ Фам Лань. Или у вас какие-то другие планы?
— Планы мои теперь совсем ясные. Ты даже представить себе не можешь, насколько важна наша встреча! — сказал Фам Лань. — Ведь я получил задание командования перебраться в район Плейку: видно, наш опыт работы здесь оценили хорошо. Задание прежнее: искать надежных людей и вести разведку. Надо полагать, этому району американцы отводят важную роль. Они ведь будут держаться за Центральное плато всеми силами, потому что плато — это путь на Сайгон.
— Через связного, который нашел меня, я получил точно такую же ориентировку. Вот почему я так мечтал найти вас, товарищ Фам Лань. Без вашей помощи мне очень трудно. Теперь другое дело, — признался Нгуен Куок.
— Хорошо, — сказал Фам Лань, — но как ни пустынно это место, нам все-таки надо уходить отсюда, вдруг кто-то случайно увидит нас, могут заподозрить, а то и задержать. Трудно будет объяснить, что мы случайно оказались вместе. Итак, решили: ты возвращаешься сейчас в пагоду, а я пережду до темноты здесь, а потом присоединюсь к тебе. У нас, видимо, будет о чем поговорить.
С тревожным ощущением невозвратимой потери, с грустным настроением шел Фам Лань по хорошо известной дороге от базы к пагоде Пурпурных облаков. Сколько раз шагал он по ней, имитируя походку пожилого человека с искалеченной ногой, не давая себе права расслабиться даже в темноте, когда, казалось, ни одна живая душа не могла его увидеть. Дисциплина, выработанная годами, подкрепленная знаниями и опытом других бойцов невидимого фронта, помогали ему выдержать высокое напряжение, которое сопровождало каждый шаг жизни.
Фам Лань вошел на территорию пагоды, и сразу пошли перед ним воспоминания, даже мелкие детали прошлого вставали сейчас, освещенные внутренним теплым светом общения с мудрым, все понимающим человеком, который сделал, в конце концов, для себя выбор, стоивший ему жизни.
Вот здесь, рассуждал про себя Фам Лань, настоятель Дьем посвящал меня в премудрости своей веры. Здесь, у небольшого бассейна с золотыми рыбками, он проводил долгие часы размышлений о смысле жизни, о предначертаниях неба, любуясь отражением луны в зеркале бассейна. Тут, рядом с благодетельной Куанэм, он врачевал мою рану, нанесенную майором Тхао. А там, в маленькой комнате, Фам Лань, не без колебаний, открыл настоятелю, что нуждается в его помощи, чтобы спасти невинных людей от гибели, признавшись, что и сам он, и его друг, племянник настоятеля — Куок, принадлежат к той части своего народа, которая посвящает себя одной цели — освобождению Вьетнама.
— Здравствуйте, господин Лань, — прервал его размышления молодой голос. По интонации Фам Лань угадал того самого буддийского монаха, которого по совету мудрого Дьема отправлял для связи с населением обреченной общины. — Я выполнил тогда ваше задание, господин Лань. Ох, и потрепали же тогда карателей, господин Лань, — и снова Фам Лань, как и в те далекие дни, почувствовал, что этому служителю Будды еще далеко до отрешенности от земных дел.
— А я и не сомневался, мой дорогой друг. У тебя сердце и характер настоящего солдата, — сказал Фам Лань.
— А я буду солдатом, — неожиданно признался монах, — тут я не останусь. Надо отомстить за мудрого Дьема. Найти бы мне того американца, который убил его, я бы ему показал. Вы знаете, господин Лань, партизаны научили меня стрелять из винтовки и даже хвалили за меткость. Так что тут мне делать нечего. Скоро уйду.
— А как же со священными книгами? — шутливо задал вопрос Фам Лань.
— Пусть ими занимаются старые люди, господин Лань, а я пойду воевать.
— Ну что ж, — ободрил Фам Лань парня, — я верю, что ты будешь настоящим героем. Такие ребята, как ты, не дадут спуску никакому врагу. Желаю тебе боевого счастья, мой друг, может быть, еще встретимся где-нибудь на фронте.
— В Сайгоне обязательно встретимся, — сказал парень, — вот увидите.
— До Сайгона еще ой как далеко, мой друг.
— Ничего, дойдем, господин Фам Лань.
«Из этого парня действительно получится хороший солдат», — подумал Фам Лань.
Из комнатки, в которой обычно ночевал Фам Лань, когда приходил к настоятелю Дьему, вышел Куок.
— Вы, кажется, разговаривали с Суаном? — спросил он. — Наверное, говорил, что хочет уйти к партизанам? Он мне уж все уши прожужжал об этом.
— Хороший парень, — ответил Лань, — такому всегда найдется дело на фронте. Голова у него светлая и мысли в ней светлые. Ты присмотрись к нему, может, в помощники возьмешь.
— Нет, не возьму, хотя вначале тоже подумал об этом: монашеское одеяние неплохое прикрытие, — ответил Куок. — Но у него одно на уме — отомстить за своего учителя Дьема. И он может сорваться, окажись в окружении врагов. Пусть уж лучше воюет открыто.
Фам Лань вошел в знакомую комнату с чувством, что сейчас войдет сюда настоятель Дьем и начнет готовить чай, разливать его по чашечкам, говорить о целебном влиянии напитка. Он огляделся по сторонам, будто недоумевая, почему это мудрый Дьем так долго не появляется навстречу гостю.
— Да, — горестно произнес он, — сколько переговорили мы тут с твоим дядей, Куок, а теперь уже никогда не услышу его голоса…
Куок стал готовить ужин. Поставил жареный рис с кусочками рыбы, десяток блинчиков с мясом и зеленью, чашечки с отварной лапшой, рыбный соус ныок мам, и все это было очень кстати, потому что Фам Лань был голоден.
Когда ужин кончился, Фам Лань попросил Куока рассказать о своей работе, о Плейку, об американских и сайгонских частях.
