— Я никогда не просила у тебя денег, — резко бросила Джулиет, — ты сам настоял на этом.
— Поскольку ты моя жена, то я несу за тебя финансовую ответственность. — Росс обвел ее взглядом. За этими пышными одеждами невозможно было распознать женское тело, и если бы она по-прежнему говорила не своим голосом и не сняла паранджу, он ни за что не догадался бы, кто перед ним. — Кроме того, я беспокоился о том, как ты сможешь зарабатывать себе на жизнь.
Она уловила оскорбительный смысл его слов и покраснела.
— Росс, прости меня за то, что я потворствовала своему извращенному чувству юмора.
— Неужели вся эта сцена — всего лишь шутка? — спросил он с сарказмом, все еще не успокоившись. — Твое чувство юмора не просто извращено — оно явно стало злобным.
— А ты испугался? — спросила она с ноткой удивления в голосе. — Вроде ты не казался напуганным.
— Только дурак не испугается, если его окружат вооруженные, враждебно настроенные люди, — сухо ответил он. — Впрочем, я сомневаюсь, что низкопоклонство улучшило бы мое положение.
Она закусила губу.
— Мне очень жаль. Я поступила гадко.
— Похоже, я довел тебя до этого.
У Джулиет был такой вид, словно она хотела выпалить в ответ что-то вздорное, но появление в дверях маленькой девочки-служанки заставило ее попридержать язык. Девочка внесла поднос с лекарствами, бинтами и чаем, поставила на низкий круглый столик, потом поклонилась и вышла.
Джулиет наконец совладала с собой.
— Это верно, ты во мне пробуждаешь все самое отвратительное, — с сожалением заметила она, наливая дымящийся чай. Положив ложку сахара, она вручила чашку Россу и продолжила, глядя ему прямо в глаза:
— До нашей с тобой встречи я была образцом скромности и девической добродетели.
В этих словах таилась такая неприкрытая ложь, что Росс едва не захлебнулся первым же глотком, раздираемый яростью и неуместным весельем.
— У тебя несовершенная память, Джулиет, — заговорил он, когда справился с удушьем. — Ты уже тогда была дьяволенком, просто у тебя недоставало опыта, чтобы полностью реализовать природное буйство.
— А ты не такой уж джентльмен, как я считала, иначе не стал бы упоминать об этом. — Она улыбнулась ему робкой, нерешительной улыбкой.
Из-за этой улыбки в сердце Росса что-то оборвалось. Как это типично для Джулиет — вызывать ярость и в то же время быть такой обворожительной! Она только что обращалась с ним, как с рабом, которого оценивают, а теперь перевоплотилась и припомнила, какой именно сорт чая ему нравится.
Гнев его стал понемногу утихать. И слава Богу, ибо ему понадобится вся его мудрость, чтобы совладать с этой невозможной женщиной. Вдруг он почувствовал слабость и уселся на диван.
Джулиет принесла поднос с медикаментами и примостилась на диване подле него.
— Сними-ка снова свою рубашку, — деловито приказала она.
Джулиет протянула руку, чтобы помочь ему, и Росс неожиданно для самого себя вздрогнул. Ее прикосновения и раньше возбуждали его, но он тогда не знал, кто перед ним, а теперь… Показаться доктору — одно дело, но совсем другое — когда речь идет об отчужденной жене, с которой его прежде связывали пылкие, страстные отношения. Однако раны его требовали лечения, и при таких обстоятельствах скромность могла бы показаться смешной. Усмирив себя, он стянул рубашку.
— Вы подоспели вовремя, прямо как в поговорке, — заметил Росс. — Как же так получилось?
— Я узнала, что в нашей местности появился европеец, один, в сопровождении всего лишь двоих слуг, а кроме того, мне сообщили, что замечена банда туркменов, — объяснила она. Намочив ткань, женщина стала осторожно извлекать песок и смывать запекшуюся кровь с порезанного левого запястья Росса, которое, судя по всему, наиболее пострадало в переделке. — Я решила оказаться там, прежде чем эти идиоты завершат дело на работорговом рынке в Бухаре.
Теплый сладкий чай несколько укрепил Росса. Он откинулся на бархатную подушку и заставил себя расслабиться. Это был поистине самый необыкновенный день в его жизни. Сидеть здесь, рядом с Джулиет, после стольких лет разлуки… Она возится с ним, как с пальто, которое нуждается в починке… Все это слишком невероятно, чтобы поверить. И в то же время ее присутствие ощущалось слишком явственно, чтобы его отрицать. Каждой клеточкой Росс чувствовал тепло ее пальцев, легкий пряный аромат ее духов. Но на нее, похоже, их тесное соседство не производило никакого впечатления.
Молчание стало угнетать Росса, и он прервал его вопросом:
— И часто ты выступаешь в облике ангела-хранителя глупых путешественников?
— Если до меня доходят слухи о возможных неприятностях, я делаю все что в моих силах.
Джулиет принялась втирать мазь в предплечье мужа, но ее ловкие и нежные пальцы только сильнее беспокоили его. Росс почти готов был выпрыгнуть из собственной шкуры.
Она по-прежнему сидела справа от Карлайла и теперь занялась порезами и легкими ранами у него на боку.
— Нет нужды говорить, как я была потрясена, когда выяснила, что ференги, о котором шла речь, — это ты.
— Ничуть не сомневаюсь, но отчего же ты сразу не открылась? Мне твоя игра не кажется забавной.
Она в нерешительности молчала.
— А я и не собиралась раскрываться. Я намеревалась отправить тебя дальше, ничего не сказав.
— В таком случае не надо было подавлять желание унизить меня перед своими слугами. — Голос его зазвучал напряженно. — До того момента я ни о чем и не подозревал.
Она снова залилась краской, но сделала вид, что полностью поглощена чисткой глубокой кровоточащей царапины у него на руке.
— Я и не пыталась унизить тебя. Хочешь верь, хочешь нет, но я заставила тебя снять рубашку лишь потому, что сильно обеспокоилась. Мне показалось, что ты серьезно ранен. В сущности, в первую минуту я решила, что все кончено, потому что видела, как в ференги в упор выстрелил туркмен.
— Не так-то просто подстрелить бегущую мишень с лошади! — усмехнулся Росс. — И все же полагаю, что Дил Асса проклинает себя за то, что промахнулся.
— Вероятно, он сейчас слишком занят преследованием моих людей, если у него на это есть время. — Джулиет произнесла эти слова весьма непринужденно, но ее первое ужасное впечатление от вида лежавшего на земле близкого ей человека по-прежнему обжигало память.
Она и не надеялась вновь увидеть своего мужа и, уж конечно, не ожидала увидеть, как его убьют прямо на глазах.
— А как только я поняла, что европеец жив, ты поднялся, но с таким трудом! И когда мы приехали сюда, я не знала, то ли ты стоически переносишь боль, то ли ранен серьезнее, чем думаешь. Поэтому я решила убедиться сама.
