Боже, да ведь она лежит щекой на его груди! Надо немедленно поднять голову! Но Лайонел, казалось, излучал такую мощную ауру, ощущение защищенности и безопасности в этой ауре было так сильно… Как же много времени прошло с тех пор, когда Элен могла рассчитывать на кого-нибудь, кроме самой себя!
– Это что, новая разновидность пытки?
Она резко отдернула голову, и, замерев в ужасе, посмотрела на вопрошающее лицо баронета. Может быть, это была насмешка? Элен густо покраснела.
– Я… я просто пыталась прослушать ваше сердце. Вы были очень плохи.
– Однако я еще пока не умер, – сухо заметил он. Удивительно, как этот человек, только что очнувшийся после длительного приступа лихорадки, ухитряется сохранять свой апломб! Испытывает ли он когда-нибудь сомнения? – Но, может быть, вам лучше попробовать еще раз? Теперь оно, кажется, бьется действительно неровно.
Заметив, как едва заметно скривились его губы, Элен насторожилась. Не смеется ли он над ней? Стараясь выглядеть как можно более невозмутимой, она положила ладонь на лоб больного. Слава Богу, наконец-то он прохладный и сухой!
– Приступ лихорадки прошел!
– По крайней мере, этот приступ.
Отняв руку, Элен отвела глаза, и взгляд ее упал на стоящий рядом с кроватью чайник для заварки.
– Выпейте. Это приготовлено по рецепту моей матери. – Иронически подняв бровь, он тем не менее послушно отпил из чашки, поднесенной к его губам. Послушно? Лайонел Хартфорд? Она чуть было не рассмеялась от этой мысли. Этот человек делает только то, чего сам хочет.
– Это все, на что я в данный момент способен.
Несколько удивленная этим признанием, она внимательно посмотрела на него. Откинувшийся на подушки Лайонел лежал с прикрытыми глазами, но слабая улыбка, блуждающая на устах, заставляла задуматься об истинном значении его слов.
В них угадывалась скрытая угроза, мешающая ей радоваться хорошему самочувствию Лайонела. Насколько она помнила, баронета называли жестким, даже жестоким человеком. Как же он может поступить с людьми, пытавшимися убить его, пусть даже и по случайности? И каким образом она может защитить себя и других обитателей Рэдкорта, когда Лайонел окончательно встанет на ноги?
Поднявшись с кровати, Лайонел проверил надежность своих ног. Что ж, гораздо лучше! Он подошел к окну, выглянул наружу и глубоко вдохнул свежего, по-летнему теплого сельского воздуха. И неожиданно вспомнил об Элен: ему ее не хватало.
Баронет поспешил приписать это своему насильственному заточению. Говорят, по прошествии некоторого времени даже тюремщик начинает казаться узнику симпатичнее. Правда, Элен с самого начала казалась ему весьма симпатичной юной особой…
Отойдя от окна, он поискал свою одежду и, к своей радости, обнаружил ее в гардеробе. Очевидно, слуги в доме все-таки имеются – одежда была чистой.
Торопиться не имело никакого смысла, хотя ему очень хотелось поскорее покинуть опостылевшую комнату. Он одевался не спеша и, закончив эту процедуру, с усмешкой осмотрел себя.
При виде столь плохо выглаженной рубашки его камердинера наверняка хватил бы удар. Хотя баронет не считал себя щеголем, ему хотелось выглядеть сейчас как можно лучше. С другой стороны, вряд ли Элен заметит это, подумал он, подсмеиваясь над своим тщеславием. Она, кажется, больше интересуется им обнаженным.
В доме, как обычно, стояла полная тишина. Спускаясь по лестнице, Лайонел не встретил ни души. В уголке холла он обнаружил телефонный столик со стоящим на нем довольно-таки древним аппаратом и снял трубку. Телефон молчал. Затем Лайонел опять взглянул на потолок холла и вновь ощутил то же странное чувство. Да, ему, несомненно, уже приходилось бывать в этом доме. После осмотра гостиной и еще нескольких комнат это ощущение усилилось. Правда, найти этому какое-нибудь конкретное, вещественное подтверждение, какие-нибудь улики ему не удалось. Он не обнаружил ничего. И никого.
Ясно одно: кто бы ни был владелец дома, этот человек переживает не лучшие времена. Баронет вновь заметил признаки исчезнувших со своих мест вещей – вот пустая «горка», явно предназначенная для старинного фарфора, вот светлые квадраты на обоях от висевших здесь прежде картин или гобеленов, вот шкаф, где когда-то явно хранили дорогое охотничье оружие… Это вполне объясняло и отсутствие слуг. Однако должен же хоть кто-то следить за домом? В поисках объяснения Лайонел продолжил осмотр.
Пройдя мимо кладовой с почти пустыми полками, он услышал какой-то шум и по запаху варящейся курицы нашел кухню. Поначалу ему показалось, что здесь никого нет, но потом он заметил у длинного деревянного стола одинокую женскую фигуру – в брюках, свитере и фартуке.
Элен? Неужели она сама готовит ужин? Черт возьми, ведь у каждого помещика, даже небогатого, должна быть кухарка!
Хотя Лайонел не издал ни звука, Элен, будто почувствовав его присутствие, резко обернулась и покраснела.
– Лайонел! – воскликнула она. – То есть сэр Лайонел… Вам нельзя было спускаться, вы все еще нездоровы!
На лице Лайонела не дрогнул ни один мускул, но он ощутил, как в душе его что-то сдвинулось. Не веря в предчувствия, баронет понял: благодаря этой женщине, которая, вместо того чтобы беспокоиться о себе и о неудобном положении, в которое попала, тревожится о нем, жизнь его может кардинально измениться.
Элен окончательно пришла в себя только тогда, когда они наконец уселись за ужин. Она даже послала Дика в подвал за бутылкой вина и сама с удовольствием пригубила бокал.
Теперь, когда они перешли в гостиную, вино все еще согревало ее и даже вызвало желание смеяться. Чему немало способствовала Мэри, несмотря на перешитое, дабы скрыть следы беременности, материнское платье, она вела себя так, будто присутствовала на светском приеме. К тому же Дик, вместо того чтобы по своему обыкновению заниматься на кухне посудой, тоже сидел в гостиной и не спускал с гостя настороженного взгляда.
Разговор не клеился, скоро это стало совершенно очевидным. Элен в качестве хозяйки дома была обязана, конечно, сделать хоть что-нибудь для поддержания непринужденной беседы, сама мысль об этом лишь чуть было не вызвала у нее истерический припадок смеха. Она понятия не имела, какие развлечения предпочитает Лайонел Хартфорд, четвертый баронет Хоуп, однако была уверена, что отнюдь не такие, какие здесь могут ему предложить. Выбор развлечений в Рэдкорте вообще был весьма ограничен. Мэри была неплохой пианисткой, и Элен порой пела под ее аккомпанемент, но вряд ли такой концерт мог доставить баронету хоть какое-то удовольствие. Иногда они с сестрой читали друг другу вслух. Но в последнее время Мэри постоянно ссылалась на усталость, а Элен вынуждена была вставать слишком рано, чтобы позволить себе засиживаться по вечерам…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
