- Я, - повторил Артемка и подумал: "Ударит - укушу".
Вероятно, эта же мысль отразилась и в его глазах:
пристав быстро отдернул кулак, сел, отдышался и уже совсем другим тоном сказал:
- Дурак! Научили тебя гимназисты, ты и повторяешь ерунду, пользы своей не понимаешь. Ну кто поверит, что сапожник, да еще мальчишка, может пьесу написать! Дурак и есть.
Потупясь, Артемка молчал.
Горбунов шумно вздохнул и отрекомендовал:
- Он, господин пристав, вредный мальчишка, его добром не уломаешь.
- А вот мы его подержим на одной селедке да без воды, он и заговорит. Уведите его!
Артемка подумал: "Стану я есть твою селедку! Дурака нашел".
В камере, как только закрыли дверь, "путешественник" спросил:
- Били?
- Селедкой морить будут, - сказал Артемка и попросил: - Ну, рассказывай.
- Это про что?
- Да про Москву же. Какая она? Верно, народищу там!
"Путешественник" оказался словоохотливым, и Артемка до сумерек слушал его рассказы о далекой огромной Москве, где все как в сказке. Но вот черного великана Пепса "путешественник" там не встречал, и где помещается школа, в которой "учат на актеров", тоже не знал.
К селедке Артемка так и не притронулся. Чтобы не соблазниться, он предложил ее Акиму Акимовичу (так звали "путешественника"), а сам только глотал слюну да хмурился.
Когда стемнело, в решетке окна зашуршала бумага и что-то похожее на мячи стало падать на пол. Артемка и Аким Акимович вскочили и зашарили руками.
- Лимон! - крикнул Артемка, нащупав что-то круглое, в мягкой кожуре.
- Апельсины, - поправил Аким Акимович, нюхая поднятые два плода.
Не успели они обшарить весь пол, как сверху опять что-то упало.
- Колбаса! - с радостью вскрикнул Артемка.
- А от Леночки - шоколад, - сказали сверху шепотом, и новый предмет увесисто стукнул Артемку по голове.
- А ну, геть от окна! - крикнул кто-то. Послышался топот, и все стихло. От апельсинов Аким Акимович самоотверженно отказался, но остальное ел с удовольствием.
- Вам, политическим, живется легче! У вас солидарность, - завидовал он, жуя колбасу.
- Угу, - мычал Артемка с набитым ртом, - у нас это самое... Будь покоен...
Ночью в камеру натаскали пьяных. Они буйствовали, свирепо ругались, стучали кулаками в дверь, но потом валились на пол и засыпали. Утром их выпустили. Артемка с Акимом Акимовичем опять остались одни.
- Ну, рассказывай дальше, - потребовал Артемка. Аким Акимович принялся было описывать "царь-пушку", но тут открылась дверь, и городовой внес огромную ржавую селедку.
- На, - положил он ее перед Артемкой на скамью, - ешь!
- Сам ешь! - озлился Артемка.
- Ешь, говорю, а то силком в рот засуну! Артемка проворно залез под нары. Сопя, городовой потянул его за ноги. Артемка вырвался и вскочил на нары. Когда наконец запыхавшийся усач притащил его к скамье, там лежали только голова и хвост.
- Де вона? - вытаращил глаза городовой.
- Селедка? - спросил Аким Акимович, невинно посвечивая синевой глаз. - Я ее скушал.
Городовой хотел было раскричаться, но только плюнул.
Утром следующего дня Артемку под конвоем повели через весь город в полицейское управление.
КТО НАПИСАЛ "РАЗБОЙНИКОВ"?
В большой комнате, за столом под царским портретом, Артемка увидел седую, веником бороду и сразу узнал в обладателе ее того самого полицейского офицера, который так кричал в цирке на бедного Пепса.
"Ну, теперь пропал окончательно!" - подумал Артемка и даже глаза закрыл.
Полицмейстер поднял голову и долго не моргая смотрел на Артемку. Потом отхлебнул из стакана крепкого до черноты чая, вытер усы и спросил:
- Ты сапожник?
- Сапожник, - подтвердил Артемка.
- А может, ты писатель?
- Писатель, - вздохнул Артемка.
- Так, - сказал полицмейстер. - Значит, ты и романы писать умеешь?
- Нет, романы не умею.
- Только пьесы?
- Да.
- Он драматург-с, хи-хи-хи-с! - почтительно засмеялся прилизанный мужчина, тоже в полицейской форме, но без шпаги.
- Ну, вот что, Загоруйко, - так, кажется, твоя фамилия? - дам я тебе бумагу и карандаш, а ты садись и пиши пьесу. Напишешь - выпущу, не напишешь пеняй на себя. Согласен?
- Согласен, - сказал Артемка, а сам подумал: "Поведут обратно - дёру дам".
- Петр Петрович, дайте ему бумаги, а денька через два пусть опять приведут его ко мне.
Оставляя на паркете следы босых ног, Артемка пошел вслед за "прилизанным" в канцелярию. Там ему дали двадцать четыре листа линованной бумаги и огрызок карандаша. Затем "прилизанный", или, как его почтительно называли плюгавые, в потертых штанах писари, "господин секретарь", щелкнул Артемку по носу и приказал конвоиру:
- Веди обратно!
Конвоир взял Артемку за ворот да так этот ворот до самого участка и не выпустил.
- Били? - опять осведомился Аким Акимович.
Артемка положил бумагу на лежанку и утер с лица пот:
- Нет еще. Обещали через два дня.
Потом лег и принялся думать.
Аким Акимович успел описать всю Москву, как она выглядит с колокольни Ивана Великого, а Артемка все смотрел в потолок и думал.
Наконец он сказал:
- Нет, с непривычки трудно.
- Что трудно? - спросил Аким Акимович.
- Пьесы писать трудно. Думаю, думаю и никак не придумаю. А требуется к сроку. Понял?
- Нет, - признался Аким Акимович, - не понял, Пришлось Артемке рассказать всю свою историю.
- Теперь понял, - засмеялся Аким Акимович. - Ничего тут трудного нет. Дай знак своим гимназистам, они тебе в окошко чего-нибудь и спустят, пьесу какую-нибудь. Мало их, пьес-то! Перепиши - и конец! Разве полиция разберет!
- Ох, черт! - удивился Артемка хитроумию "путешественника". - А я и не догадался!
Гимназисты спустили в окно толстый том драм Шиллера, и утром следующего дня Артемка, высунув от старания кончик языка, уже выводил на первом листе бумаги:
"РАЗБОЙНИКИ"
Драма в 5 действиях Сочинение Артемия Загоруйко
И двое суток не думал больше ни о полицмейстере, ни о гимназистах - так увлекся "сочинительством"
А через день его опять повели.
Полицмейстер долго подписывал разные бумаги, которые ему подкладывал "прилизанный", потом положил перо, отпил глоток черного чая и взглянул на Артемку:
- Ну, написал?
- Написал, - сказал Артемка, которому надоело переминаться с ноги на ногу перед столом. - Только бумаги мало дали. Больше как на одно действие не хватило.
- Что ты врешь! - вдруг крикнул полицмейстер. - Ну-ка, дай!
С брезгливой гримасой он взял испачканные листы, бегло просмотрел их, вернулся к первой странице и внимательно, со все возрастающим недоумением прочитал ее.
- Не понимаю! Судя по почерку, настоящий сапожник. А так все связно, даже... как это... литературно. Странно! Да ты ли это писал?
- Я, - сказал Артемка. И тоном жалобы добавил: - Вы ему скажите - пусть не жадничает. Мне разве столько бумаги надо! Мне ее вот сколько надо! На целых еще четыре действия!
- Чудеса!.. - удивился полицмейстер. - Петр Петрович, возьмите-ка эту писанину да вызовите учителя из гимназии. Разберитесь вместе.
Секретарь забрал исписанные листы, вывел Артемку из кабинета и приказал отправить в участок. Бумаги же больше не дал.
Артемка вернулся в камеру довольный.
- Ну как? - встретил его Аким Акимович.
- Проехало! - сказал Артемка и, раскрыв "Разбойников", принялся вслух читать следующий акт.
Но конца "своей" пьесы Артемка так и не узнал: в середине пятого акта, когда Франц вешается на шнуре от шляпы, за Артемкой опять пришли и опять повели к полицмейстеру.
На этот раз, кроме полицмейстера, у стола сидел еще какой-то чиновник, молодой и, как показалось Артемке, добрый. На коленях у него лежали исписанные листы, в которых Артемка немедленно узнал "свое" произведение.
При виде арестованного у полицмейстера побагровело лицо и дернулся под глазом желвак.
"Эге!" - подумал Артемка и оглянулся на дверь. Но там, пожирая полицмейстера глазами, стоял городовой.
- Вот этот? - удивился чиновник, с живейшим любопытством разглядывая Артемку. - Ну-ка, подойди, молодой человек, поближе.
Артемка сделал шаг и опять оглянулся.
- Пооглядывайся, пооглядывайся, - я тебе оглянусь! - зловеще предупредил полицмейстер.
При звуке этого голоса у чиновника потемнело лицо, но он опять взглянул на Артемку и добродушно улыбнулся.
- Это ты сочинял? - показал он взглядом на листы.
- Я, - ответил Артемка, на этот раз без уверенности в голосе.
- А с Шиллером ты знаком?
У Артемки на душе стало скверно, но сдаваться ему не хотелось:
- Это с каким? С лудильщиком?
- Я спрашиваю, читал ли ты пьесы писателя Шиллера. Например, его драму "Разбойники".
- Ну! - состроил Артемка удивленное лицо. - Он тоже про разбойников сочинял?
- Представь себе, "тоже", - засмеялся чиновник. - Разница только в именах и названиях. А так все точка в точку.
Потеряв надежду на дверь, Артемка искоса взглянул на раскрытое окно.
Но тут вошел секретарь и доложил полицмейстеру, что пришли гимназисты.
