уже пару раз. Один раз дядя Юра меня толкнул со злости и я упала и ударилась плечом, а другой раз в меня полетела кружка горячего чая, слава богу уже не кипятка и я отделалась просто покрасневшей кожей.
И сегодня тот самый день, когда их невозможно разбудить, видимо. И что мне делать?!
Стучу по двери уже скорее от отчаяния, чем в надежде, что это поможет. Как назло еще и третий этаж! В окно не забраться… Чёрт! И что мне делать? Я не могу заявиться на работу в таком виде! Я, конечно, душ у Еси приняла, но стиральной машиной не стала наглеть и пользоваться, думала, что без труда попаду в квартиру и переоденусь.
Вчера, когда я после работы в очередной раз прогуливалась и не хотела идти домой, мимо ехал какой-то козел на машине и обляпал меня из лужи. Блузку я прикрыла сумкой, а вот юбка пострадала. Не могу я так идти на работу, не могу! Особенно когда не буду прятаться весь день за стойкой, у меня же, чтобы ей жилось хорошо, обучение Марины… Черт!
Глаза наполняются слезами, как же обидно… Я же ничего плохого никому не сделала, ну почему каждый раз я должна страдать? Я так устала…
Мне ничего не остается как сдаться Мирославу Сергеевичу и попросить отгул. Не знаю, что еще придумать. Ехать обратно к Есе и еще и вещи у нее просить я точно не буду. Мне и без того жутко неловко, что я притащилась у ним. Упала, как снег на голову…
Ухожу. С каждой ступенькой плакать мне хочется только сильнее, оттого, какой жалкой я себя во всей этой ситуации чувствую. Мне стыдно, правда, жутко неловко.
Выхожу из подъезда и стираю стекающие по щекам мокрые дорожки, хотя я меньше всего хочу плакать и быть слабой перед Ольховским. Он и так уже слишком много видел и чересчур много знает обо мне, это ни в какие ворота уже… Сама просила оставить отношения сугубо деловыми и шурую ему навстречу со слезами на глазах, вау. Прям типичная подчиненная.
Мирослав Сергеевич сидит на капоте машины и вскакивает на ноги, как только видит меня. Он сразу считывает, что что-то не то. Во-первых, я стираю слезы, а во-вторых, я всё в той одежде, хотя домой ехала только чтобы переодеться.
— Сонечка? Что случилось? — спрашивает он. Подлетает ко мне, хватает за плечи и осматривает с ног до головы, словно проверяя, всё ли со мной в порядке. А я в порядке! Внешне точно. Этот внутри неполадки искать надо, там все давно надломано или даже разрушено.
— Мирослав Сергеевич, а можно отгул? — спрашиваю его. Голос дрожит, слезы снова бегут по щекам, а ком стоит в горле. Это всё он виноват! Это всё Ольховский! Он своей странной заботой заставляет меня чувствовать себя слабой! Расклеилась, как позорище…
— Сегодня? — переспрашивает. Киваю.
— Да, я не смогла попасть в квартиру, буду сидеть тут и ждать, пока они очнутся.
— На улице сидеть, Сонь? — он хмурится и всё еще не отпускает моих плечей. На улице… а где еще-то? В квартиру то я войти не могу. Киваю снова. — Нет, так не пойдет. Я не брошу тебя тут одну, я совсем сволочь по-твоему?
Ну, не то чтобы совсем, конечно… И не то чтобы прям сволочь…
— Я не могу на работу в таком виде, — осматриваю себя, — а туда тоже попасть не могу. А вещи все там.
— Что там за беда? — спрашивает, и я опускаю голову. Господи, ну почему так сложно-то, а? Лучше бы он не вызвался меня отвозить. Слишком много личной информации, мне тяжело! — Соня, времени молчать нет, ну? Быстро!
— Там тетя моя, и ее муж. Они стали выпивать. Когда пьют — танком не разбудить, — выдаю ему всё, как на духу. Когда рявкает — не могу иначе, машинально сдаюсь. — Два замка в двери, один из которых можно открыть и закрыть только изнутри. И он закрыт. Вчера попасть не смогла в квартиру, думала, сегодня уже откроют, но нет…
— Твою мать, — говорит он, и отпускает одно мое плечо, чтобы сжать пальцами переносицу. Я даже не заметила, что всё это время он всё еще касался меня. Когда убирает руку — плечо мигом обдувает неприятным холодом и кожа покрывается мурашками. Май теплый, но утрам еще ощутимо прохладно. — Идем.
Он внезапно направляется в сторону подъезда и я как сумасшедшая бегу за ним, пытаясь понять, что он задумал.
— Мирослав Сергеевич, вы куда?
— Этаж какой? — спрашивает, игнорируя мои вопросы.
— Третий, — отвечаю, и снова бегу за ним, но уже по ступенькам. Он в своем наверняка дорогущем костюме совершенно не подходит окружающему антуражу. Но почему-то он здесь. И я, почему-то, всё еще бегу за ним. Показываю ему на нужную дверь, когда взглядом ищет, и он подходит к ней, прикладывая ухо к двери. Там тишина.
— Сонь, замок, тот что нормальный, открыт? — киваю. — А если другой сломаю, переживешь? Я вызову мастера потом.
О боже… Он что собрался делать? Я догадываюсь, конечно, но почему-то страшно становится! Мой начальник у меня дома выбивает дверь в квартиру моих родителей, которую моя тетка со своим мужем превратили в забегаловку. Вау! Восхитительно! Несите приз как самому лучшему неудачнику.
Киваю. Потому что и замок я переживу, и выбора другого у меня нет. Только ехать на работу в грязной юбке, но как-то уже поздно Мирославу Сергеевичу говорить о том, что уже не так уж это и страшно…
Он дергает ручку, раз, два, а потом упирается ногой в стену, дергает ее еще сильнее и, боже! Дверь поддается! Как…
— Обычно эти замки не самые прочные, — говорит он с улыбкой, открывая дверь пошире. — Прошу, принцесса.
— Спасибо, — говорю ему снова дрожащим голосом и забегаю внутрь. — Я быстро!
Лечу в комнату. Краем глаза заглядываю на кухню и морщусь от увиденного. На столе и полу бутылки, остатки еды, жуткий запах… дядя Юра спит прямо за столом, тетя Катя — на диванчике рядом. Боже… Как же мне противно.
У нас когда-то был хороший ремонт, по крайней мере для тех времен, когда родители были еще живы. И я каждый раз с радостью бежала домой, потому что всегда тут было комфортно и приятно находиться. Сейчас же… Нет. Это ужасно.
Залетаю в комнату, единственное, что в квартире остается в хорошем состоянии, стягиваю в себя все вещи, переодеваюсь в первое попавшееся платье, чтобы не тянуть время с выбором одежды, хватаю со
