Полковник много лет посвятил тому, чтобы у него был строй, команда. И добивался этого! Еще только став взводным он за четыре месяца сделал из дюжины оболтусов лучшее подразделение в части, пропадая в казарме сутками. Досрочно став ротным, за полгода он создал команду зверей, способных взять любой объект в рамках боевого предназначения, заставив командование оснастить его парней по самому полному объему, выиграв, вырвав абсолютно дурацкие с точки зрения профессионального военного призы, которые сам он, про себя, не для подчиненных и уж тем более не для начальства, называл скачками.
Он рвал жилы, работал, не щадя ни себя, ни свою семью, созданную позже нормального для воспроизведения потомства срока. Да и семья-то, если честно…
У чемпиона, кстати, вообще никого, кроме родителей. Любовниц не считаем. А вот интересно, его как окрестят? Чемпионом? Намается парень с такой вывеской. Нравы на базе, будь она проклята, просты до неприличия. Ну не элитная часть, что тут сделаешь. Только и похуже бывает. Если уж чемпионов присылают… Нет, не так все плохо.
Однако и чемпионов надо приручать. Особенно их. Индивидуалистов. С учетом же того, какие задачи поставлены перед полковником Ларуссом, значение тренера, без которого приходилось обходиться несколько месяцев, куда больше, чем это можно представить со стороны.
Выходя на улицу, он включил изображение карты местности на своем наручном экране. Сегодня личный состав отрабатывал совместные действия против условного противника в условиях лесистой местности. Первое время ему приходилось лично контролировать ход учений, пока не вдолбил этим баранам, называющих себя солдатами, что без них, без тщательной – до пота – отработки они погибнут. И гибли! Причем как гибли? По дурацки! В последнее время он мог себе позволить иногда не принимать личного участия в подготовке подчиненных, наблюдая за их действиями по монитору. Судя по меткам на экране, бойцы собрались в обратный путь и часа через три вернуться на базу. Время есть.
– Можно? – громко спросил он с порога, распахивая дверь в привычной манере заставать подчиненных врасплох.
И застал. Тренер прямо в одежде и ботинках валялся на кровати и спал. От звука командирского голоса проснулся и поднял забинтованную голову, бессмысленно таращась спросонья. Не вскочил, как положено настоящему служаке при виде командира, а лежал, тараща глаза.
– А, это вы, Кинг, – проговорил он. Лежа! – Проходите. Я тут прилег. Разморило что-то.
– Встать!
– Что?
– Встать, я сказал!
Тренер встрепенулся, сел и… Так и остался сидеть.
– С какой стати?
– Что-о? А ну встать!!!
– Да пошел ты, – проговорил тренер и снова улегся. Даже глаза прикрыл.
Порой Ларуссу приходилось изображать приступы ярости, чтобы произвести должное впечатление, порой наоборот, давить ее в себе, изображая ледяное спокойствие, но часто бывало такое, что он не мог да и не хотел скрывать переполнявшие его чувства. От этого он, как говорится, терял голову и плохо себя контролировал в такие моменты, но он был свято уверен, что ни один командир не обходится без подобных вспышек и они в каком-то смысле даже необходимы. Впрочем, некоторое время у него появился весомый повод усомниться в правильности такого рода выкладках.
Сейчас у него снесло башню сразу и напрочь. Такой наглости по отношению к себе со стороны подчиненных он не то чтобы не помнил – представить не мог!
В два прыжка он оказался у койки тренера и схватил его за отворот форменного комбеза, и в тот момент, когда готов был швырнуть наглеца на пол, чтобы потом хорошенько раз и навсегда проучить его, ощутил сильный удар по яйцам. Настолько сильный, что отлетел в сторону и копчиком впечатался в пол, что тоже очень больно.
Дикая боль, ярость и оскорбленное самолюбие клокотали в нем примерно с одинаковой силой, пока ярость не победила; спецназовец давно научился если не подавлять боль, то по крайней мере уживаться с ней.
Он рывком, правда не так красиво, как хотелось бы, встал на ноги. От резкого движения боль хлестнула его с новой силой. Ощущение такое, будто в районе таза у него нет ни одного живого места. Сейчас он готов был наплевать на все приказы и инструкции. На свое будущее. На все. И только ради того, чтобы прямо сейчас, немедленно, прямо здесь порвать этого бывшего чемпиона, посягнувшего на него, на статус командира базы полковника Ларусса.
Тренер стоял в шаге от него и с интересом рассматривал. Без агрессии. Как букашку.
– Ну что, Кинг, еще? Или пока с физкультурой закончим?
– Я тебе не Кинг, урод. Я – полковник Ларусс.
– Тогда прими еще.
Полковник не только начинал с самых низов. Он начинал свою карьеру с упорством и рвением, выкладываясь честно, не щадя себя, чтобы потом иметь право не щадить других. Почетных званий и благодарностей за успехи в боевой подготовке, что были у него, хватило бы на пятерых, но все их он честно заслужил. Утомительные тренировки, курсы по выживанию, приемы физической защиты и нападения, приемы психологического давления и противостояния, экстренные допросы и изнурительные марш-броски – все это в нем было зашито намертво, как у другого молитвы или таблица умножения. И только это спасло его от следующего удара, от которого он, несмотря на дикую боль, смог не только уклониться, но и провести контрприем, после которого зарвавшийся чемпион оказался на полу.
На полу-то на полу, но сразу же так лягнул полковника в голень литым каблуком форменного ботинка, полковник просто физически не смог удержаться на ногах. Бывают такие ситуации, когда как бы ты не умел контролировать свои болевые ощущения, как бы ты не был натренирован, физиология берет свое.
Полковник Ларусс взвыл, катаясь по полу, вместе с болью испытывая на прочность показавшуюся спасительной мысль о том, что в результате полученного во время службы увечья его просто спишут на пенсию, не поднимая лишнего шума. Может, это будет для него лучшим выходом.
Но это была всего лишь мысль, внешне же он должен оставаться тем, кем и должен быть – волевым и решительным командиром, не привыкшим и не желающим терпеть какие бы то ни было поражения от своих подчиненных. А еще человеком, умеющим контролировать свою боль.
Он поднялся и доковылял до стула.
– Все, чемпион, ты спекся. Пойдешь под трибунал. Учитывая боевую обстановку – приговор вплоть до расстрела.
– Не пойду. Коньяк будешь?
Тон был оскорбительным, но полковник постарался его не заметить. Теперь это не имело значения.
– А пока – под замок.
Тренер кивнул, как бы соглашаясь, сел за стол напротив и откуда-то снизу достал бутылку великолепного коньяка «Граф Тиссо». Такой полковник пробовал раза три или четыре за всю жизнь. Не пил, а именно пробовал – стоимость одной такой бутылки превышала размер его месячного жалования минимум втрое. У них в части ходила даже шутка по этому поводу, мол, когда похмеляться будешь Тиссо, знай, что жизнь удалась. Неплохо живут чемпионы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
