Июль 1914
I
Пахнет гарью. Четыре неделиТорф сухой по болотам горит.Даже птицы сегодня не пели,И осина уже не дрожит.
Стало солнце немилостью Божьей,Дождик с Пасхи полей не кропил.Приходил одноногий прохожийИ один на дворе говорил:
«Сроки страшные близятся. СкороСтанет тесно от свежих могил.Ждите глада, и труса, и мора,И затменья небесных светил.
Только нашей земли не разделитНа потеху себе супостат:Богородица белый расстелетНад скорбями великими плат».
1914II
Можжевельника запах сладкийОт горящих лесов летит.Над ребятами стонут солдатки,Вдовий плач по деревне звенит.
Не напрасно молебны служились,О дожде тосковала земля:Красной влагой тепло окропилисьЗатоптанные поля.
Низко, низко небо пустое,И голос молящего тих:«Ранят тело твое пресвятое,Мечут жребий о ризах твоих».
1914* * *
Тот голос, с тишиной великой споря,Победу одержал над тишиной.Во мне еще, как песня или горе,Последняя зима перед войной.
Белее сводов Смольного собора,Таинственней, чем пышный Летний сад,Она была. Не знали мы, что скороВ тоске предельной поглядим назад.
1917* * *
Мы не умеем прощаться, —Все бродим плечо к плечу.Уже начинает смеркаться,Ты задумчив, а я молчу.
В церковь войдем, увидимОтпеванье, крестины, брак,Не взглянув друг на друга, выйдем…Отчего все у нас не так?
Или сядем на снег примятыйНа кладбище, легко вздохнем,И ты палкой чертишь палаты,Где мы будем всегда вдвоем.
1917
Утешение
Там Михаил Архистратиг
Его зачислил в рать свою.
Н. Гумилев
Вестей от него не получишь больше,Не услышишь ты про него.В объятой пожарами, скорбной ПольшеНе найдешь могилы его.
Пусть дух твой станет тих и покоен,Уже не будет потерь:Он Божьего воинства новый воин,О нем не грусти теперь.
И плакать грешно, и грешно томитьсяВ милом, родном дому.Подумай, ты можешь теперь молитьсяЗаступнику своему.
1914* * *
Лучше б мне частушки задорно выкликать,А тебе на хриплой гармонике играть,
И, уйдя, обнявшись, на ночь за овсы,Потерять бы ленту из тугой косы.
Лучше б мне ребеночка твоего качать,А тебе полтинник за день выручать,
И ходить на кладбище в поминальный деньДа смотреть на белую Божию сирень.
1914
Молитва
Дай мне горькие годы недуга,Задыханья, бессонницу, жар,Отыми и ребенка, и друга,И таинственный песенный дар.Так молюсь за Твоей литургиейПосле стольких томительных дней,Чтобы туча над темной РоссиейСтала облаком в славе лучей.
1915* * *
«Где, высокая, твой цыганенок,Тот, что плакал под черным платком,Где твой маленький первый ребенок,Что ты знаешь, что помнишь о нем?»
«Доля матери – светлая пытка,Я достойна ее не была.В белый рай растворилась калитка,Магдалина сыночка взяла.
Каждый день мой – веселый, хороший,Заблудилась я в длинной весне,Только руки тоскуют по ноше,Только плач его слышу во сне.
Станет сердце тревожным и томным,И не помню тогда ничего,Все брожу я по комнатам темным,Все ищу колыбельку его».
1914* * *
Столько раз я проклиналаЭто небо, эту землю,Этой мельницы замшелойТяжко машущие руки!А во флигеле покойник,Прям и сед, лежит на лавке,Как тому назад три года.Так же мыши книги точат,Так же влево пламя клонитСтеариновая свечка.И поет, поет постылыйБубенец нижегородскийНезатейливую песнюО моем веселье горьком.А раскрашенные яркоПрямо стали георгиныВдоль серебряной дорожки,Где улитки и полынь.Так случилось: заточеньеСтало родиной второю,А о первой я не смеюИ в молитве вспоминать.
1915* * *
Ни в лодке, ни в телегеНельзя попасть сюда.Стоит на гиблом снегеГлубокая вода.
Усадьбу осаждаетУже со всех сторон…Ах! близко изнываетТакой же Робинзон.
Пойдет взглянуть на сани,На лыжи, на коня,А после на диванеСидит и ждет меня,
И шпорою короткойРвет коврик пополам.Теперь улыбки кроткойНе видеть зеркалам.
1916* * *
Вижу, вижу лунный лукСквозь листву густых ракит,Слышу, слышу ровный стукНеподкованных копыт.
Что? И ты не хочешь спать,В год не мог меня забыть,Не привык свою кроватьТы пустою находить?
Не с тобой ли говорюВ остром крике хищных птиц,Не в твои ль глаза смотрюС белых, матовых страниц?
Что же кружишь, словно вор,У затихшего жилья?Или помнишь уговорИ живую ждешь меня?
Засыпаю. В душный мракМесяц бросил лезвие.Снова стук. То бьется такСердце теплое мое.
1915* * *
Бесшумно ходили по дому,Не ждали уже ничего.Меня привели к больному,И я не узнала его.
Он сказал: «Теперь слава Богу, —И еще задумчивей стал. —Давно мне пора в дорогу,Я только тебя поджидал.
Так меня ты в бреду тревожишь,Все слова твои берегу.Скажи: ты простить не можешь?»И я сказала: «Могу».
Казалось, стены сиялиОт пола до потолка.На шелковом одеялеСухая лежала рука.
А закинутый профиль хищныйСтал так страшно тяжел и груб,И было дыханья не слышноУ искусанных темных губ.
Но вдруг последняя силаВ синих глазах ожила:«Хорошо, что ты отпустила,Не всегда ты доброй была».
И стало лицо моложе,Я опять узнала егоИ сказала: «Господи Боже,Прими раба Твоего».
1914* * *
Подошла я к сосновому лесу.Жар велик, да и путь не короткий.Отодвинул дверную завесу,Вышел седенький, светлый и кроткий.
Поглядел на меня прозорливецИ промолвил: «Христова невеста!Не завидуй удаче счастливиц,Там тебе уготовано место.
Позабудь о родительском доме,Уподобься небесному крину.Будешь, хворая, спать на соломеИ блаженную примешь кончину».
Верно, слышал святитель из кельи,Как я пела обратной дорогойО моем несказанном веселье,И дивяся, и радуясь много.
1914* * *
Так раненого журавляЗовут другие: курлы, курлы!Когда осенние поляИ рыхлы, и теплы…
И я, больная, слышу зов,Шум крыльев золотыхИз плотных низких облаковИ зарослей густых:
«Пора лететь, пора лететьНад полем и рекой,Ведь ты уже не можешь петьИ слезы со щеки стеретьОслабнувшей рукой».
1915* * *
Буду тихо на погостеПод доской дубовой спать,Будешь, милый, к маме в гостиВ воскресенье прибегать —Через речку и по горке,Так что взрослым не догнать,Издалека, мальчик зоркий,Будешь крест мой узнавать.Знаю, милый, можешь малоОбо мне припоминать:Не бранила, не ласкала,Не водила причащать.
1915* * *
Высокомерьем дух твой помрачен,И оттого ты не познаешь света.Ты говоришь, что вера наша – сон,И марево – столица эта.
Ты говоришь – моя страна грешна,А я скажу – твоя страна безбожна.Пускай на нас еще лежит вина, —Все искупить и все исправить можно.
Вокруг тебя – и воды, и цветы.Зачем же к нищей грешнице стучишься?Я знаю, чем так тяжко болен ты:Ты смерти ищешь и конца боишься.
1 января 1917* * *
Приду туда, и отлетит томленье.Мне ранние приятны холода.Таинственные, темные селенья —Хранилища молитвы и труда.
Спокойной и уверенной любовиНе превозмочь мне к этой стороне:Ведь капелька новогородской кровиВо мне – как льдинка в пенистом вине.
И этого никак нельзя поправить,Не растопил ее великий зной,И что бы я ни начинала славить —Ты, тихая, сияешь предо мной.
1916
Памяти 19 июля 1914
Мы на сто лет состарились, и этоТогда случилось в час один:Короткое уже кончалось лето,Дымилось тело вспаханных равнин.
Вдруг запестрела тихая дорога,Плач полетел, серебряно звеня.Закрыв лицо, я умоляла БогаДо первой битвы умертвить меня.
Из памяти, как груз отныне лишний,Исчезли тени песен и страстей.Ей – опустевшей – приказал ВсевышнийСтать страшной книгой грозовых вестей.
1916
IV
