Признаемся себе: нас не трогает вся эта «катастрофа», о которой нам теперь так громко вещают. По крайней мере, до тех пор, пока она не настигнет нас в виде одного из своих ожидаемых последствий. Безусловно, она касается нас, но не трогает. И в этом как раз и состоит вся тяжесть катастрофы.
Нет «катастрофы окружающей среды», сама окружающая среда и есть катастрофа. Окружащая среда — это то, что остается человеку, когда он все потерял. У тех, кто живет в квартале, в долине, в мастерской, нет «окружающей среды», они живут в мире, полном присутствий, опасностей, друзей, врагов, очагов жизни и смерти и всякого рода существ. У этого мира есть своя устойчивость, более или менее ощутимая, в зависимости от интенсивности и качества связей, которыми они объединены со всеми этими существами и местами.
Это только у нас есть окружающая среда — у детей последней степени лишения, у изгнанников апокалипсиса, рождающихся на свет в бетонных коробках, собирающих фрукты в супермаркетах и ловящих эхо большого мира из телевизора. Мы сами стали свидетелями своего уничтожения, как будто речь идет о простом изменении атмосферы, мы негодуем по поводу последних подступов катастрофы и терпеливо составляем ее сводки. В выражении «окружающая среда» зафиксировано отношение к миру, основанное на управлении, то есть на дистанции, чуждости. Отношение к миру, из которого мы исключили шорох деревьев, запахи жареного, доносящиеся из окрестных домов, журчание воды, гул школьного двора, влажность летних вечеров. Отношение к миру, в котором есть место лишь для меня и среды, которая, окружая меня, не является моей частью. Мы — словно бы соседи на планетарном заседании товарищества собственников. Трудно вообразить себе более адскую картину.
Ни одна материальная среда не заслуживает называться «окружающей средой», кроме, разве что, современных метрополий. Цифровой голос объявлений из громкоговорителя, свист трамваев XXI века, синеватые огни уличных фонарей в форме гигантской спички, пешеходы, загримированные под неудавшихся манекенов, тихое вращение камеры видеонаблюдения, хрустальное позвякивание турникетов метро, касс супермаркетов, офисных пропускных систем, электронная атмосфера интернет-кафе, оргия жидкокристаллических экранов, бегущих дорожек и латекса. Никогда еще городское пространство столь прекрасно не обходилось без живых существ, его пересекающих. Никогда еще среда не была столь автоматизированной. Никогда еще контекст не был столь индифферентен и не требовал, в свою очередь, столь же полного безразличия от тех, кто хочет в нем выжить. По большому счету, к этому и сводится окружающая среда'. это отношение к миру, присущее метрополии, которое она распространяет и на все, что выходит за ее рамки.
Ситуация такова: наших отцов использовали для разрушения этого мира, а нас теперь хотят заставить работать на его восстановление, причем так, чтобы, для полного счастья, это восстановление было еще и рентабельным. За болезненным возбуждением, которое овладевает отныне журналистами и рекламистами при каждом новом доказательстве глобального потепления, прячется железный оскал нового зеленого капитализма, того, который заявлял о себе уже с 1970-х годов, которого так ждали на сломе веков, но который так и не пришел. И вот, наконец, он объявился! Экология — это он! Альтернативные решения — это тоже он! Спасение планеты — это тоже он! Не остается никаких сомнений: дух времени окрашен в зеленый цвет. Окружающая среда станет движущей силой политэкономии XXI века. Каждая новая вспышка катастрофпзма сопровождается отныне целой вереницей «промышленных решений». Изобретатель водородной бомбы Эдвард Теллер предлагает распылить миллионны тонн металлической пыли в стратосферу, чтобы остановить глобальное потепление. Агентство NASA,[35] крайне удрученное тем, что его мега идею противоракетного щита пришлось отправить в музей фантасмагорий холодной войны, обещает установить на лунной орбите гигантское зеркало, чтобы защитить нас от отныне пагубных солнечных лучей. Еще одно футуристическое видение: моторизованное человечество, ездящее на биоэтаноле от Сан-Паоло до Стокгольма; мечта босеронского производителя зерна, ради которой, в конечном счете, всего-то и потребуется, что превратить все пахотные земли планеты в соевые и свекольные поля. Дружественные к окружающей среде машины, чистая энергия, экологический консалтинг мирно сосуществуют с последней рекламой «Шанель» на глянцевых страницах иллюстрированных журналов.
Дело в том, что, как нам говорят, экология обладает одним несравненным преимуществом: это первая глобальная проблема, вставшая перед человечеством. Глобальная проблема — то есть та, решение которой способны найти только те, кто организован глобально. А уж этих мы знаем хорошо. Это группы, которые вот уже столетие находятся в авангарде бедствия и рассчитывают там оставаться минимальной ценой изменения логотипа. Тот факт, что компания EDF[36] имела наглость представить нам свою ядерную программу как новое решение мирового энергетического кризиса, хорошо демонстрирует, насколько новые решения похожи на старые проблемы.
От кабинетов госсекретарей до задних дворов альтернативных кафе беспокойство теперь выражается одними и теми же словами, причем, до боли знакомыми. Требуется немедленная всеобщая мобилизация! Не для восстановления, как это было после войны, не для Эфиопии, как это было в 1980-е годы, не во имя занятости, как это было в 1990-е. На этот раз, надо мобилизоваться во имя окружающей среды. Что же, она передает вам большое спасибо. Альберт Гор,[37] Уло со своей экопрограммой[38] и активисты «экономического сокращения» (decroissance) пополняют ряды великих деятелей Республики, чтоб внести оживление в поредевшие отряды левых и реанимировать неизбывный идеализм молодежи. Подняв на знамя добровольную бережливость, они самоотверженно готовят нас к «грядущему чрезвычайному экологическому положению». Круглая липкая масса их чувства вины тяжело плюхается на наши усталые плечи, заставляя нас обрабатывать наш садик, сортировать отходы и превращать в био-компост объедки мрачного пира, которым мы были вскормлены.
Обеспечивать достойный выход из ядерной эры, контролировать излишки С02 в атмосфере, таяние льдов, ураганы, эпидемии, мировое перенаселение, эрозию почв, массовое исчезновение видов животных… из всего этого должно слагаться наше бремя. «Каждому надлежит изменить свое поведение», — говорят они, — «если мы хотим спасти нашу прекрасную модель цивилизации». Нужно потреблять меньше, чтобы продолжать потреблять. Нужно производить био-продукты, чтобы продолжать производить. Нужно ограничивать себя, чтобы продолжать ограничивать других. Вот так нас хотят втянуть в великие промышленные битвы наступающего века. Глупые мы глупые! С какой рабской готовностью собираемся мы прыгнуть в объятия к тем, кто так долго возглавлял планетарное разграбление, лишь бы только они вызволили нас отсюда!
Экология — это не только логика тотальной экономики, это еще и новая мораль Капитала. Состояние внутреннего кризиса и жесткость нынешнего отбора таковы, что нужно срочно найти новый критерий селекции. Во все времена идея добродетели была и остается порождением греха. Без экологии невозможно было бы оправдать современное существование двух раздельных сфер продуктов питания: одной «здоровой и биологической» для богачей и их детей, и другой — заведомо токсичной, для плебса и его отпрысков, обреченных страдать избыточным весом. Планетарная гипер-буржуазия не смогла бы убедить окружающий мир в респектабельности своего образа жизни, если бы ее последние прихоти не демонстрировали ревностное «уважение к окружающей среде». Без экологии ничто не обладало бы достаточным авторитетом, чтобы унять протесты против чрезмерно прогрессирующего контроля.
Прослеживаемость, прозрачность, сертификация, эко-налоги, экологическое совершенство, водная полиция — за всем этим уже угадывается грядущее исключительное положение экологии. Власть, которая черпает авторитет из Природы, из здоровья и благополучия, обретает вседозволенность. «Как только новая экономическая и поведенческая культура внедрится в нравы людей, ограничительные меры, скорее всего, отпадут сами собой». Требуется весь нелепый апломб авантюриста со съемочной площадки, чтобы отстаивать столь леденящую перспективу, чтобы одновременно призывать нас «болеть за планету», мобилизоваться, и — оставаться достаточно бесчувственными, чтобы присутствовать при всем этом с надлежащей сдержанностью и цивильностью. Новый аскетизм в стиле «био» — это самоконтроль, требуемый от всех и каждого во имя успеха операции по спасению из того самого тупика, в который система сама себя загнала. Если раньше от нас требовали потуже затянуть ремни во имя экономики, теперь требуют того же во имя экологии. Конечно, дороги смогут однажды превратиться в велосипедные дорожки, и, возможно даже, нам в наших широтах воздастся однажды минимальный гарантированный доход, но только ценой полностью стерилизованного существования. Те, кто утверждает, будто всеобщий самоконтроль спасет нас от необходимости диктатуры во имя окружающей среды, врут: первый станет основой для второй, и оба будут давить на нас. До тех пор, пока есть Человек, с одной стороны, и Окружающая среда, с другой, между ними всегда будет стоять полиция.
