Для меня это было престижно, вот только я опасался, что донести всю важность этой идеи за пятнадцать-двадцать или даже тридцать минут вряд ли возможно.
Основной причиной провала выступлений является обычное тщеславие: когда думаешь, что то, что важно для тебя, так же важно и для аудитории. Лучшие мои выступления – это те, о которых люди, к которым я отношусь с уважением, говорили: «Потрясающе, но слишком мало. Хотелось бы поподробнее».
Все первые проекты выступлений слишком затянуты, и их следует сокращать – так же как второй, третий и четвертый варианты.
8. Веселая жизнь в Кротонвилле
Я оказался в числе лекторов в школе управления в Кротонвилле. Я и сам прошел курс для топ-менеджеров в июне 1986 года, когда еще был «молодым человеком» сорока двух лет. Когда мы летели в самолете вместе с Джойс Хергенхан (моим непосредственным начальником), Уэлч вдруг сказал: «Надо послать его на курсы для топ-менеджеров в Кротонвилль».
Меня считали полным идиотом, который не мог разобраться в балансовом отчете, которому казалась скучной вся эта размеренная работа и разные тонкости бизнеса. Мне был ненавистен их профессиональный сленг, я отказывался его использовать. Джек, правда, видел, что по крайней мере я его понимаю.
Итак, летом 1986 года я отправился в Кротонвилль изучать, что такое принцип рычага, доходность капитала и прочий вздор. Моя жена, у которой на руках был восьмимесячный ребенок и на подходе «ирландские близнецы», пришла в ужас. Мы только что переехали на довольно маленькое и весьма запущенное ранчо на берегу речушки в Истоне. Дом нуждался в ремонте, а я никак не мог взять в руки молоток.
Июнь был просто чудесный. А мы, тридцать человек, проводили все дни в аудитории без окон, похожей на амфитеатр и получившей название «Яма», в полной изоляции от птичьего щебета и красот местной природы. Курс вел Рэм Черон (который позднее напишет в соавторстве с Ларри Боссиди две лучшие книги по бизнесу из всех прочитанных мною на эту тему).
В числе приглашенных преподавателей была и Айра Мэгазинер (уже потом, при Клинтоне), напоминавшая своим видом Икебода Крейна[10] после передозировки метамфетамина.
Иногда выступал и сам Джек, и я просто светился от того, что несколько его добродушных реплик во время лекции были адресованы мне. В 1986 году он был на вершине славы. Акции были на подъеме, со старой гвардией управленцев распрощались, у руля стояла команда уверенных в себе соратников Уэлча с таким же, как у него, генетическим кодом.
Группа, в которой я занимался, вероятно, была самой сумасшедшей из всех, когда-либо обучавшихся в Кротонвилле. Были еще две-три группы более молодых слушателей, которые появлялись в кампусе лишь на несколько недель. А по вечерам нас ждали развлечения в главном корпусе, оживленные споры и обмен шутливыми колкостями, что было здесь в порядке вещей. Мы веселились как могли: в аудиторию «противника» бросались хлопушки, еда летала по столовой.
Иногда мы, тридцать человек, вооруженные бумажными шариками, тихо собирались в коридоре во время занятий.
Кто-нибудь давал сигнал «Вперед!», и в самый разгар лекции мы врывались в аудиторию, пробегая мимо какого-нибудь чудака из Гарварда, и стреляли в «неприятелей», которые, в свою очередь, кричали, смеялись и швыряли в нас все, что было под рукой. Мы исчезали так же быстро, как появлялись: выбегали в дверь на другом конце аудитории, громко хлопнув ею, оставляя в классе полный беспорядок и бледного от страха малого из Гарварда, напустившего в штаны.
Директор Кротонвилля полушутя советовал нам умерить пыл – думаю, после того, как этот чокнутый из Гарварда пригрозил, что никогда сюда не вернется.
Спустя несколько дней нам еще раз сделали предупреждение – после того как один из наших шутников прогулялся в расположенное неподалеку местечко Оссининг и вернулся оттуда с кучей видеокассет с порнофильмами. После этого был развернут большой экран в «Яме», туда набилась толпа народу из нескольких групп. Все пили пиво и кидались попкорном в экран, на котором Большая Мамма Джамма, лесбиянка, «женщина-змея» весом полтора центнера, демонстрировала свою гибкость. Две девушки из нашей группы, дичившиеся нас, неодобрительно покачав головами, ушли с этого мероприятия.
Я рассказал о происходившем на нашем курсе Джеку. Он посмеялся, потому что нормально воспринимал такое ребячество, считая это проявлением joie de vivre.[11] Именно это должно быть присуще всей нашей компании. Некоторые наши выходки напоминали ему его первые дни в отделении пластмасс GE, и это было просто замечательно.
Мои одногруппники, несмотря на такое поведение, в дальнейшем преуспели в карьере: кто в GE, кто еще где-то. Уэлч и Боссиди нюхом чуяли таланты. Кто-то даже стал вице-президентом.
9. Выступления надо готовить
Две презентации в Кротонвилле убили во мне традиционные взгляды на то, как следует выступать, и превратили меня в человека, маниакально убежденного в том, что деловые люди должны учиться общению друг с другом.
Если отбросить нашу незрелость и самонадеянность, то мы, слушатели Кротонвилля, большей частью были людьми политически проницательными и понимали, в чем можем быть первыми, а где придется преодолевать препятствия, кого можно пнуть безнаказанно, а кого надо нежно приласкать. (Ко мне последнее не относилось. Я был политически невежественным, и от меня не требовалось делать кого-либо счастливым, разве что Уэлча, Боссиди и моего непосредственного начальника Джойс.)
Однажды теплым июньским днем в аудиторию вошел старший вице-президент GE по имени Джим, работавший со времен Джонса и благодаря своей доброй репутации не вызывавший ненависти у Джека.
К тому моменту Уэлч уже загорелся идеей Кротонвилля и объявил, что надо посылать на курсы «самых лучших и самых ярких» сотрудников компании, а не халтурщиков, которые отдыхают здесь весь месяц. А руководителям он сказал, что ему хотелось бы видеть их в Кротонвилле, где они выступали бы с хорошими презентациями.
Итак, вошел Джим, выглядевший просто потрясающе: классический тип старшего вице-президента GE. Он снял пиджак и начал перебирать целую груду слайдов, которые принес с собой. «Дайте я сначала взгляну на них. Они месяцами лежали в шкафу. Черт побери! Сколько пыли!» Он смеялся, не глядя на нас, слонявшихся по многоярусной «Яме» под аккомпанемент щелканья его слайдов (а может, и не его).
Ропот, пробегавший по аудитории, сопровождался нетерпеливыми раздраженными жестами. Сидевший рядом со мной парень прошептал: «Да пошел он! Он даже не потрудился взглянуть на свои диаграммы хотя бы в машине по дороге сюда. Так он к нам относится?» Другие тоже что-то бурчали – тоже тихо, потому что были приличными и благовоспитанными. Все были задеты пренебрежительным отношением к нам.
