— Разумеется, мэм, — ответил Биксби, чей голос потерял всяческую мягкость. — В это время у меня немало других… — на лице высыпали целые россыпи капель пота, — обязанностей. Безотлагательных, позвольте заметить. Сейчас почти десять утра. Этот час для меня священен, и я улажу наше с вами дельце к десяти. Подчеркиваю, улажу, и притом любым способом. Зовите полицию, и чем скорее, тем лучше.
— Ну и наглец же вы, — прошипела Белла, однако не двинулась с места.
Биксби позволил себе скупую улыбку.
— Мэм, я вам не враг. И согласен, что цены в нью-йоркских отелях достаточно высоки, что бережливость — это добродетель и что ваша слепая решимость возместить потраченные деньги достойна восхищения… в некоем роде. Однако подобная, неверно истолкованная бережливость переходит все границы…
Белла театрально прижала ладонь к груди.
— О боже, вы называете меня воровкой?! Утверждаете, будто я обокрала эту жалкую ночлежку, когда я всего-навсего взяла несколько дешевеньких и, заметьте, вполне бесплатных безделушек!
Она ткнула пальцем в разбросанный багаж. Поднос, когда-то стоявший под ведерком для льда, выглядывал из-под присвоенного пухового одеяла. Набор из четырех одинаковых бокалов для воды, заботливо завернутых в одеяло, благополучно покоился в ведерке для льда, которое ранее стояло на мини-баре.
— Ни в одном порядочном отеле не обратили бы внимания на подобные пустяки, — продолжала она. — По таким ценам вы должны были устроить мне бесплатные спа-процедуры, вместо того чтобы чернить ложными обвинениями! Это клевета! Инсинуации! Я буду преследовать вас в судебном порядке, пока не посинеете, я…
Она вдруг осеклась и озадаченно уставилась на Биксби. Ярость улеглась, сменившись искренним участием.
— Простите, но лицо у вас действительно синее. Вернее, синевато-серое…
В кармане Биксби взвыла сирена… правильнее сказать, будильник сотового, возвещающий о наступлении десяти часов.
— Проклятие на тебя, злоязычная фурия! — заревел он.
Столь мгновенное превращение благонамеренного служащего в безумца с лицом цвета сланцевого шифера заставило Беллу пронзительно вскрикнуть.
— Твоя бесконечная трескотня достала меня! Клянусь благословенной Мельницей, настал Священный час, и никакой надежды на спасение, если только я не найду…
Он вдруг осекся. Ноздри жадно дернулись. Беспорядочно бегающие глаза обвели комнату и снова зажглись при виде маленькой кофеварки. Биксби сделал один неверный шаг, протянув к кофеварке руки, подобно сэру Галахаду,[1] удостоенному видения Святого Грааля.
— Мэм, — вибрирующим голосом произнес он. — Мэм, простите мою вспышку. Заверяю, все будет в порядке, если вы только позволите выпить… выпить одну… всего одну маленькую чашку…
Белла проследила за взглядом Биксби, устремленным на предмет страстного желания.
— Кофе? — спросила она, удивленная столь затейливой речью, и, деловито устремившись к стеклянному сосуду, наполнила гостиничную кружку, не удостоенную чести занять место в ее чемодане, затем сунула Биксби.
Биксби поднял чашку дрожащими узловатыми пальцами, на глазах приобретавшими пепельный оттенок. Все его тело постепенно теряло вес, становясь изможденным, почти бесплотным, но при первом же глотке кожа снова засветилась здоровьем, кости моментально облеклись плотью, конечности перестали трястись, а лицо осветила довольная улыбка.
Но тут он сделал второй глоток, и лицо его исказил ужас.
— Это не… это не… Это не «Тернан груп»!
Белла закатила глаза и выхватила из кармана почти украденного халата горсть пакетиков растворимого кофе.
— Сейчас вы, полагаю, заявите, что я и кофе взять с собой не имею права!
— Если это наши бесплатные пакетики, то что, во имя благословенной Мельницы, я сейчас выпил? — возопил Биксби.
— Мой кофе. Я всегда привожу с собой пару лишних пакетиков, правда, немного завалявшихся. Тех, что забрала из отелей в предыдущих поездках. Но, позвольте заметить, тогда я останавливалась в приличных отелях, — добавила Белла, не удержавшись от укола.
Но Биксби уже было не до оскорблений. Бедняга приобрел вид человека, по горло хлебнувшего превратностей судьбы. Досада умерла, кротость осталась… вместе с благородной решимостью примириться с неизбежным и наилучшим образом использовать ту кошмарную ситуацию, в которую он попал не по своей вине. Он церемонно поднес кружку к губам, осушил, после чего упал на колено и протянул ее Белле.
— Эй, если хотите еще, наливайте сами. Я вам не служанка!
— Напротив, это я ваш слуга навеки, ибо вы принесли мне священный напиток из ваших собственных запасов и я по собственной воле и желанию выпил его. Таким образом, я стер все прошлые привязанности и клятвы в верности, скрепленные этим же самым священным напитком. Воистину говорю: как все пустые разговоры, как все никчемные воспоминания отбрасываются и забываются, так и каждый вновь сваренный напиток создает и укрепляет новые связи, соединяющие хозяина с миром и…
— Если я дам вам еще кофе, вы заткнетесь? — перебила Белла. Биксби умоляюще поднял глаза.
— Я сделаю все, что угодно, миледи, стоит вам только захотеть.
— Я хочу одного, — резко бросила Белла, — убраться подальше из этой психушки, вернуться к себе домой и не слышать дурацких претензий по поводу парочки жалких, вполне законных сувениров, которые каждый постоялец имеет полное право взять с собой.
Широким взмахом руки она обвела свою добычу, вывалившуюся из чемодана.
Биксби проворно вскочил, поправил спадающий на лоб завиток и громко объявил:
— К вашим услугам, миледи.
С этими словами он поспешил к сломанному чемодану, в мгновение ока починил его с помощью двух скрепок и цепочки для ключей, проворно и умело сложил вещи и даже добавил к ним два эстампа, сняв их со стены.
Белла ошарашенно наблюдала за Биксби, пораженная не столько тем, что он легко закрыл неподъемный чемодан, сколько тем, как именно он его закрыл. Никаких усилий. Никаких манипуляций руками. Довольствуясь лишь странно звучащим заклинанием и щелчком наманикюренных пальцев.
— Что вы… как вы… Не верю своим глазам… Я, кажется, спятила?
— О нет, миледи, вы в полном рассудке. Клянусь благословенной Мельницей, которая мелет бобы блаженства в мельчайший порошок!
Биксби снова встал на одно колено и низко склонил голову, а когда поднял, оказалось, что вполне заурядное лицо превратилось в некий образ из средних веков, не имеющий ничего общего с человеческим обликом. Подобные морды красуются на крышах великих соборов и обычно держат во рту дождевой желоб.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
