– И сколько ты уже тут сидишь?– поинтересовался Паша, попутно переваривая услышанное.
– Месяц, месяц всего, и сидеть еще года три, помиловал меня князь, как всю историю выслушал, не стали плетьми бить, в темницу посадили, для выправления ума, да для раздумий…
– Понятно, а меня, как думаешь, помилует?
– А вот не знаю, сейчас его в городе нет, стражники говорили. А вот наместник его, Здислав, лютый человек, – глянув на Пашу с серьезным выражением лица, Завид добавил, – повесят, наверно.
Громко сглотнув, Паша подумал: «Ага, это же наверно хуже дыбы, попал так попал».
– А мне тут на дыбу посадить обещались…
– Ну, может сразу для потехи и на дыбу, а потом все одно повесят, коли на дыбе не помрешь.
– Да уж… – выдавил Паша и принялся теребить штанину, нервно обдумывая свое положение.
Со стоном он откинулся назад, опершись спиной о холодную каменную стену.
– А ты откуда сам? – поинтересовался Завид.
– Я… – понимая, что лгать смысла нету, Паша ответил, – Не знаю я, как тебе объяснить.
– Издалека, не из княжества?
– Издалека, не из княжества, – помолчав, добавил, – вообще не с вашего мира.
– Из Нави? – как-то отстраняясь от Паши, вопросил Завид.
– Из России, что на планете Земля.
– Это что это такое? Где это? Никогда не слышал.
– Вот и говорю я тебе, не знаю, как объяснить, – вздохнув, Паша попытался немного прояснить ситуацию, – вообще не из тех мест, что тебе известны. Вчера сюда попал, как, сам не знаю. Волхв в деревне говорит, что меня Перун к вам прислал, я не поверил, сбежал, а тут корчма, разбойник…
Теперь уже Паша принялся тереть лицо руками, пытаясь собраться.
– Вот это компания мне досталась. Незнамо кто, незнамо откуда.
– А ты в колодцы гадишь, что бы за отца отомстить, это, знаешь, тоже не самая приятная компания.
Они замолчали, то ли задумавшись, то ли поняв, что ссориться причин нет.
Совсем не веселые мысли блуждали в голове у Павла. Ситуация была действительно печальной. Во-первых, он так и не определился, куда же он попал, в какой мир и время. Во-вторых, в этом странном месте он умудрился попасть в тюрьму с угрозой виселицы.
Внезапно воспоминания о совершенном убийстве вспыхнули в голове, к горлу подкатила рвота, но Паша смог сдержаться с неимоверным усилием. Сердце учащенно забилось, перед глазами мелькали люди, что как-то соболезнующее смотрели на него, когда тот разбойник тащил его на улицу, промелькнуло лицо, с выражением переполненным яростью, самого разбойника, когда тот его душил. Промелькнул в картинках момент броска и бесславное падение обидчика. А потом страх. Страх, всеобъемлющий и всесокрушающий страх. Вскоре страх сменился отчаянием, Паша уткнулся головой в колени, чтобы скрыть от Завида проступившие на глазах слезы, и просто глубоко дышал, стараясь прийти в себя.
Молчали они долго, думая о своем. По Завиду было видно, что он сильно соскучился по общению с людьми, хотя его осведомленность о некоторых событиях явно говорила, что кое-какие контакты со стражниками он имел. Но все его неистовое желание общаться перекрывалось неким страхом перед Пашей. Все-таки Паша был крупнее, выглядел не слишком дружелюбно, и в темнице пребывал за убийство, да и прибыл из неведомой России.
«Не понятно, вообще-то. Если это прошлое, то почему страны тут называются вообще не так, как я в школе учил? А главное, почему я с ними так свободно общаюсь на русском языке? Он же древний там был, понять ничего нельзя…»: мелькали мысли в голове у Паши, который решил выяснить, куда же он попал.
– Слушай, Завид, а ты писать умеешь?
– Э-э-э, ну это… – запнулся Завид, почесывая затылок, – ну, отец учил буквам всяким, да словам, однако грамоту я плохо понимаю.
– Ну, хоть пару слов, хоть слово написать можешь? – не унимался Паша.
– Ну, пару могу, только чем я тут писать тебе буду, коли не видно ничего? – развел руками Завид.
Паша быстро нащупал в подобии внутреннего кармана своей рубахи единственный оставшийся у него дар цивилизации – зажигалку, которую он туда забросил, когда входил в город.
Чиркнув пару раз колесиком он зажег огонь, и, подобрав палочку, найденную в сене, принялся опаливать ей конец. За всем этим с открытым ртом наблюдал Завид, выпучив глаза. Потом он вдруг принялся судорожно отползать от Паши шаркая ногами, разбрасывая и без того скудные запасы сена.
– Колдун, колдун, – шептал он, сглатывая слюну и не отрывая взгляд от огонька зажигалки.
– Так, сядь, – властным голосом приказал Паша, он сразу не подумал, какой будет реакция на зажигалку, – я не колдун, это зажигалка, она не магическая, и вреда тебе не причинит. Я же говорил, что я из другого мира.
Вероятно, не сильно поняв слова Паши, но вняв им, и решив послушаться, Завид остановился.
– Точно не колдун? – тихо спросил он.
– Да точно, я тебе железно говорю. Это просто приспособление для добычи огня, – повернувшись к Завиду, убеждал его Паша, – вот вы чем огонь добываете?
– Ну, кресалом…
– Вот такое у нас там кресало, понимаешь?
– Понимаю, – задумчиво ответил Завид, потрясённый Пашиным «кресалом».
–Так, вот бери свое «перо», пиши на полу слово какое-нибудь, я тебе своим кресалом посвечу, – глянув на все еще перепуганного Завида, Паша сказал уже мягче, – не бойся ты так, ничего страшного не будет.
Завид неуверенно взял в руки обожженный прутик и что-то быстро начиркал на полу обожженным концом.
«Малако»: усмехнувшись, прочитал Паша вполне знакомые буквы, что никак не походили на древние, которые он видел на рукописях в музее.
– С грамотой у тебя и впрямь не очень, – все еще усмехаясь, похлопал он Завида по плечу, пряча зажигалку обратно в карман, – молоко ты написал?
– Ага, молоко, – потупив взгляд, ответил грамотей.
«Так, язык тут не только устный, но и письменный одинаков с современным, а значит, это не прошлое. Так эпично меня разводить вряд ли кто-нибудь бы стал, да и проколоться на таком моменте не мог»: размышлял Паша. Оставалась только идея с каким-то параллельным миром, другого объяснения Паша найти не мог. Все это казалось абсурдным, не имеющим право на существование, но Паша не мог бороться с этой реальностью, она была вокруг него.
Завид долго не решался прервать установившуюся тишину. Теперь, когда он полностью поверил в Пашино иномировое происхождение, ему не терпелось расспросить Пашу о его мире. Не выдержал он уже через полчаса:
– А как у вас там едят?
–Где там? – приподняв брови, не понимая, ответил Паша.
– Ну, там, в твоем мире?
– А… – Паша усмехнулся, отгоняя беспокоившие его мысли и ответил, – ртом едят.
– Понятно… – будто услышав нечто абсолютно неожиданное, медленно закивал головой Завид.
Следующие несколько часов Паша был вынужден отвечать на подобные вопросы. Он уже объяснил, что людей с собачьими головами у них нет, что детей у них рожают только женщины. Разозлившись еще на пятом вопросе Паша нервно отвечал Завиду, пытаясь заставить того понять, что он такой же человек. Завид умолкал, но не надолго, и снова принимался терзать Пашу глупыми вопросами. Впрочем, иногда он задавал и дельные вопросы, на которые Паша отвечал с интересом. Интерес был в том, что пытаться объяснить какие-то вещи человеку из «древности» может быть не просто сложно, но и не возможно.
Вскоре их беседу прервал лязг открывающегося окошка в железной двери. В образовавшемся проеме сразу блеснули глаза, что осматривали комнату на предмет обнаружения там находившихся, а после послышалось:
– Еду принес, забирайте!
И тут же в проем просунулась рука с миской, которую подхватил быстро подскочивший с пола Завид, следом он забрал кусок хлеба. Паша решил не медлить, и тоже подошел к окошку, стражник чуть помедлил, и Паша подумал, что кто первый, тот и ест, уже продумывая, как именно он будет сейчас отбирать еду у Завида, когда в окошко просунулась рука с еще одной миской, следом Паша забрал и хлеб.
– Воду заберите! – прогремел хрипловатый голос из окна, тут же закашлявшись, – простудился тут с вами, в темнице этой!
Паша поставив миску на пол под ногами принял из окошка кувшин, в котором плескалась вода. Окошко закрылось, жалобно взвизгнув, и Паша снова остался с Завидом наедине.
– Сегодня Змитруша, он добрее, еду не бросает, а вот Мороз, тот лютый, – многозначительно покачав головой, заявил Завид, – тот хлеб на пол может швырнуть и миску прямо в лицо…
– Получается, и не поешь?
– А что поделать? Получается так, правда воду всегда дает, не разливает, рогочет при этом, что конь твой, да потешается.
– Ясно, – пробуя похлебку из миски, сказал Паша.
Похлебка не была невкусной, скорее абсолютно безвкусной. Редкие ингредиенты, что плавали в ней, были сильно переварены, и не было понятно, что это вообще. Ясно было одно, мяса там нет, и особо сыт этим не будешь. Зато кусок хлеба был большим, и, что главное, не плесневелым и не черствым, как ожидал Паша, вспоминая про виденные фильмы и прочитанные книги. «Хоть не травят»: подумал Паша, быстро расправившись с похлебкой. Жуя остатки хлеба всухомятку, он, как и Завид потянулся к кувшину с водой. Завид отдернул руку на полпути к кувшину, позволяя Паше первым взять его. Паша уже давно приметил, что Завид побаивается его, и всенепременно решил этим пользоваться при любом удобном случае.
