Мелкий, смуглый вояка, похожий на цыганенка, пятился назад на четвереньках. На поясе у него болталась маленькая радиостанция. Нестеров ткнул автоматным стволом ему в зад. Афганец ойкнул, обернулся и смешно козырнул. Это выглядело настолько нелепо, что Нестеров расхохотался.
— Испугался, чувак? Понимаешь по-русски? Нет? Давай окапывайся! Ни шагу назад! Стоять насмерть! Позади Кабул! Что, не хочешь?
Афганец поправил на голове шапку и залепетал:
— Но Кабул… артилери, командор, шурави, душман…
— Не понимаю, о чем ты там шиздишь, — поморщился Нестеров. — Кто старший? Командор кто?.. Э-э, чурка нерусская! Ни хера ты не понимаешь!
Афганец закивал головой:
— Да, да, понимаш…
Афганец заговорил на своем, размахивая руками и показывая куда-то назад. Потом вдруг, услышав страшный шелест в небе, резко замолчал, прижал ладони к ушам и тюкнулся лбом в землю. Через мгновение на склоне горы снова разорвался снаряд — на этот раз значительно ниже. Горячие осколки, падая в снег, шипели, как змеи.
«Радиостанция!» — вдруг осенило Нестерова. Он схватил рацию и потянул к себе. Афганец подумал, что русский офицер принялся мародерничать, и попытался вяло сопротивляться, но тотчас получил ботинком по зубам.
Частоты были совсем рядом. Нестеров едва повернул ручку настройки, как тут же услышал голоса Воблина и Вартаняна.
— Слушай меня, Ереван, — сказал Нестеров, как только Ашот переключился на прием. — Я в километре от тебя. Снизу наступают «духи», гаубицы бьют почти по нашим позициям. Звягин у кишлака, его крепко зажали.
— Саня! — Вартанян, чувствовалось по голосу, опешил и, не зная, как обращаться без позывного, добавил: — Шурик, ты только говори, не молчи. Прием!
— Как дам сигнал зеленой ракетой, беги в сторону солнышка. А я — навстречу тебе. Они сейчас между нами, их немного. Есть шансы на успех. Ты все понял, Ереван?
— П-понял… — заикаясь, ответил Ашот и едва слышно добавил: — Ты поищи там мой котелок… На нем «Гамлет» выцарапано. Это мой старший…
Нестеров опустился щекой на холодную землю. От сердца отлегло. Вартанян еще находил силы шутить, а значит, ситуация была не такой безнадежной.
— Шарыгин! — позвал Нестеров, стараясь не встречаться с сержантом взглядом. — Мы будем контратаковать, а ты с Бенкечем неси раненого в тыл, к технике.
Нестеров скорее почувствовал, чем увидел, как рядом с ним дрожит всем телом долговязый Карицкий от возбуждения и восторга. «Он встанет сразу же за мной», — уверенно подумал Нестеров и изо всей силы рванул шнурок. Ракета с шипением взмыла в небо. Подчиняясь какому-то внутреннему порыву, он вскочил на ноги и побежал по склону, поливая все впереди себя длинными очередями. Не думая о смерти, не оборачиваясь, Нестеров продолжал бежать по склону. На бугре прямо перед ним выросли три серые фигуры. Он не успел нажать на спусковой крючок. Он даже не услышал автоматной очереди, лишь без удивления, с поразительным равнодушием увидел, как душманы стали медленно оседать, как с глухим стуком упали на землю автоматы.
Нестеров вскарабкался на бугор и снова вскинул автомат: человек десять стояли на прогалине, опустив винтовки, пулеметы стволами вниз.
Он почувствовал, как кто-то несильно ударил его ладонью по спине, и, обернувшись, увидел почерневшее и ставшее неузнаваемым лицо Ашота Вартаняна.
— Все, Нестеров! Все! Успокойся! Успокойся, я тебе говорю! Они сдались…
* * *
В сгущающихся сумерках Вартанян растерянно и опустошенно ходил по тропинке между камней, смотрел себе под ноги, ковырял ботинком землю. Расстегнутый бушлат нелепо висел на его плечах, ствол автомата почти касался каменистой поверхности тропы.
— Котелок ищешь, Ашот? — спросил Нестеров.
— Окурок… Где-то здесь я его выронил… Хороший окурок. Жирный. Длинный. Еще курить и курить…
Откуда-то снизу, из-за валунов, раздался окрик часового:
— Стой! Кто идет?
— Свои.
— Кто?
— К командиру роты Звягину, — ответил Нестеров.
Угрюмый здоровенный солдат провел их между позициями охранения и сигнальных мин. Нестеров издали заметил в бледном свете луны рослую фигуру Звягина.
Они крепко пожали друг другу руки.
Взяв под руку Нестерова, Звягин пошел на «ротный командный пункт». У валуна на песчаном обрыве была отрыта неглубокая землянка, прикрытая двумя связанными плащ-палатками.
— Заходи, — сказал Звягин, отодвигая рукой брезент. — Посмотри, как в полевых условиях живет командир роты. У вас, наверное, поскромнее?
Звягин присел у радиостанции, включил тумблер и взял в руки наушники. Минут пять он разговаривал с Воблиным, потом запросил Вартаняна.
— Он у меня, Ереван… Задачу доведу завтра утром… Отбой.
В землянку вошел солдат, разложил на земле банки с тушенкой и рисовой кашей, сухари, сало, кусок колбасы.
Когда он вышел, Звягин отключил радиостанцию и изменился в лице, словно вдруг постарел лет на десять. Думая о чем-то своем, медленно резал сало, ломал галеты.
— Нас зажали под кишлаком. Я думал, что стреляют со стороны, но ошибся. Сам видел бородатых, которые выбежали из кишлака. Потом оттуда же по нам долбанули из безоткатки. Двое раненых, один убит… Не нравится мне их тактика — шли в открытую, нагло, словно вылиты из железа. Такого мне еще не приходилось видеть. В общем, в том проклятом кишлаке нас ждет полная жопа… Хадовцы допросили пленного, которого вы взяли… Молчат, о кишлаке, боеприпасах — ни слова. Один только посоветовал: мол, если хотите жить, то не подходите к кишлаку.
— Ты думаешь, банда с боеприпасами сидит за дувалами?
— Не думаю, а уверен. Осиное гнездо… — Он открыл фляжку и налил в кружки водки. — Воблин и командование «зеленых» такого же мнения.
— Как это быстро Воблин отказался от своего первоначального мнения!
— Подсуетился, смекнул… Орден зарабатывает… Сука! Если бы мы тогда не ушли из кишлака, банда хрен бы в него сунулась, и не было бы сейчас такого мощного бастиона… Ладно, выпьем. Давай, старичок, за победу!
Они чокнулись, выпили, занюхали луком.
— В общем, решили с утра блокировать кишлак и предложить душманам сложить оружие. Надеются обойтись без стрельбы… Придурки! Видели бы они, как «духи» шли на нас! Да эти обкуренные фанаты ни за что не сдадутся! Они будут драться до последнего патрона… Тревожно на душе, Нестеров, тревожно. Боюсь, что завтра мы много ребят положим в этом кишлаке.
Где-то за тонкой стенкой брезента слышался негромкий голос солдат, кто-то слушал по транзистору «Маяк», и женщина-диктор говорила о том, что на Украине закончена подготовка сельскохозяйственных машин к весенним полевым работам.
Заснул Нестеров лишь под утро, а всю ночь лежал с закрытыми глазами на плащ-палатке, от которой тянуло сырым земляным холодом, и вспоминал все то, что было за этот огромный до бесконечности день, прислушивался к шагам Звягина, проверяющего через каждый час посты…
* * *
С рассветом Звягин с группой вернулся к взводам. Шарыгин и четверо солдат спустились с гор в долину, чтобы пополнить запас воды. Вернулись через час. Рядом с Шарыгиным шел пожилой афганец. Он тяжело взбирался по подъему. Под калошами, надетыми на босые ноги, хлюпала грязь. Тонкие, неопределенного цвета шаровары были до колен мокры и выпачканы глиной. Одной рукой афганец теребил пластмассовую пуговицу на своем вылинявшем пиджаке, в другой нес маленький тряпичный сверток.
— Кого вы привели? — спросил Нестеров, идя навстречу группе.
Шарыгин ничего не ответил. Нестеров взглянул внимательно на лицо афганца и все понял.
Глава 6
Перед ним стоял Махмед Саид. Но как изменился он за эти дни! Куда девались его гордая осанка и надменный взгляд?
— Где вы его встретили?!
— У арыка, товарищ лейтенант. Он шел в вашу сторону, прямо на позиции. Там мы поставили растяжки, и как он на них не напоролся — не понимаю. Бойцы ему кричат: «Стой, душара! Стрелять будем!» А ему хоть бы хны. Придурок… Хорошо, я рядом оказался. Он узнал меня первым. Чего-то говорит, на кишлак показывает. Я ни фуя не понимаю.
— Алимова сюда.
Подошли Звягин с Алимовым.
— Пленный?
— Это тот самый… информатор… — ответил Вартанян. — Что-то мне его глазки не нравятся… Лазутчик? Сам пришел. Может, наши позиции посмотреть хочет, а потом продаст «духам» сведения. Они тут за деньги на все пойдут.
— Алимов, спроси у него, зачем он пришел?
Махмед забулькал скороговоркой, ежесекундно вздымая руки к небесам и прикладывая их к сердцу. Потом он рухнул на колени перед Нестеровым, пытаясь схватить и поцеловать его руку.
Алимов стал переводить.
— Я же говорил вам, — причитал афганец, — не возвращайтесь в кишлак! Моджахеды будут держаться в нем до последнего. Если вы пойдете на штурм, то случится страшное… Сегодня ночью они подняли всех женщин. Моджахеды будут прикрываться ими, как щитом. Среди них и моя жена. Ради Аллаха, не стреляйте по кишлаку! Уходите! Я очень вас прошу. Я умоляю…
