В это время почти все ученики галопом неслись по коридорам, чтобы не опоздать на свои занятия, но при виде меня и мистера Гиллроя застывали, словно налетев на кирпичную стену. Если у кого-то еще оставались сомнения в том, кто я такая, то присутствие мистера Гиллроя расставило все точки над «и». Все провожали меня взглядами, я шагала по коридору, создавая вокруг себя застывшее море любопытства. Я слышала, как ученики перешептываются у меня за спиной. «Так это и есть Спящая красавица?», «Жжешь, ничего себе красавица!», «Я слышала, она нарочно погружала себя в стазис, чтобы продлить жизнь!», «А мне кажется, она ненастоящая! Юни просто понадобилось подставное лицо, вот и все», «Вы только поглядите, как она семенит рядом с Гиллроем! Вот подлиза!», «Марионетка девиантная!» Я шла, опустив голову, не в силах встретиться взглядом с теми, кто меня рассматривал. Гиллрой, ничего не замечая, уверенно рассекал толпу.
— Вот и пришли, — объявил он. — Кабинет 207. Хочешь, я переговорю с преподавателем и найду тебе место в классе?
— Нет, спасибо, все нормально, — начала было я, но Гиллрой уже прямиком направился к учительнице, и его золотистое лицо просияло от усердия.
— Это Розалинда Фитцрой! Надеюсь, вас уже проинформировали о том, что ей требуется особое отношение? — спросил он, не делая ни малейшей попытки понизить голос.
Я залилась краской и безуспешно попыталась спрятать лицо за волосами. В такие моменты, как этот, я мучительно жалела, что родилась светлокожей блондинкой, обреченной при любом замешательстве становиться пунцовой, как роза, в честь которой меня назвали. У меня всегда была очень прозрачная кожа, и я постоянно то краснела, то бледнела. Папа называл меня своей «маленькой розой». Ученики, уже занявшие свои места, во все глаза смотрели на меня — кто с удивлением, кто с неприкрытым любопытством, а кто и с откровенным отвращением. Мне захотелось выбежать из класса и вернуться сюда с другой группой.
Когда мистер Гиллрой наконец убрался (прихватив с собой копию моего расписания), миссис Уиби, преподавательница психологии, указала мне на место в первом ряду. К счастью, оно находилось в самом левом углу, так что я не чувствовала на себе сверлящих взглядов.
Из урока я не поняла ни слова. Если бы кто-нибудь поинтересовался моим мнением, я попросила бы записать меня на повторные курсы всех предметов и передать в руки десятку репетиторов. Но это, наверное, было бы слишком сложно. Даже если доктор Биджа нашла время переговорить со школьным психологом, как она собиралась, то ее рекомендации были благополучно проигнорированы. Но это меня уже не касалось.
Вместо того чтобы слушать совершенно непонятную лекцию, я стала рисовать пейзаж в своем ноутскрине. Я хотела зарисовать один из своих стазисных снов, со скрюченными деревьями и тающими линиями горизонта, но ноутскрин слишком сильно отличался от обычного альбома. Несмотря на использование палитр с тысячами разных оттенков, рисунок все равно не казался мне настоящим.
Когда звуковой сигнал объявил об окончании урока, я прилежно скопировала домашнее задание, которое миссис Уиби распечатала для нас на настенном экране, хотя я прекрасно понимала, что вряд ли смогу далеко продвинуться в его выполнении.
На английском мы должны были изучать писателей начала века, которых мистер Гиллрой считал достаточно древними для меня. Я не посмела сказать учителю, что никогда не слышала и половины имен этих почтенных людей и не прочитала ни единой книги по программе. Скорее всего произведения авторов, которых тут считали классиками, в свое время прошли не замеченными для публики.
Китайский язык оказался для меня все равно что греческая грамота.
Физкультура была как раз перед обедом, и я с ужасом обнаружила, что в программе стоит преодоление полосы препятствий. Я пробежала около двадцати ярдов, прежде чем наш преподаватель, мистер Катц, вывел меня из игры. Я вся тряслась и задыхалась, и меня непременно вырвало бы, останься у меня в желудке хоть что-то после завтрака. Но я съела так мало, что просто нечем было тошнить. Стазисное истощение по-прежнему контролировало большую часть моей психомоторики. Мистер Катц пообещал договориться о том, чтобы меня освободили от зачета по физкультуре.
— Это… не… обязательно, — пропыхтела я.
— Нет. Обязательно, — возразил мистер Катц. — Таков приказ мистера Гиллроя. Я обещал оказывать вам особое внимание.
Это меня окончательно добило. Оказывается, после ухода из класса социальной психологии мистер Гиллрой по очереди обошел всех моих преподавателей, чтобы, бесцеремонно прервав занятия, проинформировать их об особом отношении, которого я заслуживаю. Если большая часть школы еще не была настроена против меня, то мистер Гиллрой с успехом исправил это упущение. Нужно будет спросить миссис Биджа, нельзя ли сделать так, чтобы занятия физиотерапией засчитывались мне вместо физкультуры. Я могу делать предписанные мне упражнения, пока все остальные плавают и бросают мячи в корзину.
Когда меня наконец-то отпустили, я помчалась в кафетерий, надеясь поскорее разыскать там Брэна. Но количество и многообразие учеников оглушило меня. Разыскать одного смуглого парня и двухтысячной толпе учеников, цвет кожи которых варьировался от розового до кофейного, было практически невыполнимой задачей. Я встала в очередь и принялась аккуратно накладывать себе стандартную еду.
Не успела я выйти из очереди, как ко мне сразу же подошел очень хорошо одетый парень, похожий на азиатскую копию мистера Гиллроя.
— Значит, ты и есть загадочная Спящая красавица, — льстиво воскликнул он. — Меня зовут Сунь Линь. Очень приятно познакомиться. — Судя по его тону, все обстояло совсем наоборот. Тем не менее он протянул мне мягкую ладонь для приветствия. Я не смогла придумать, как пожать ее, чтобы не выронить либо поднос, либо ноутскрин, поэтому оставила протянутую руку висеть в воздухе. Но Сунь Линь не обратил внимания на мое пренебрежение. — Не хочешь сесть с нами?
За его спиной тихонько хихикала большая группка парней и девушек. Большинство из них выглядели старше меня. Я не знала, над чем они смеются, но мне стало не по себе от их взглядов.
— Роуз!
Мое имя прорезало гул кафетерия, и я обернулась в сторону брошенного мне спасательного круга. Рука Брэна взметнулась над головами учеников, и я с облегчением вздохнула.
— Меня ждут друзья, — сказала я Сунь Линю.
Он посмотрел на Брэна, и его черные глаза стали похожи на два кинжала.
— Уже лебезишь перед шишками? Что ж, этого следовало ожидать, — процедил Сунь Линь, поворачиваясь ко мне спиной.
