Слякотная мгла окутывает корабль, моросит пронизывающий дождь.
На причале, у трапа тормозят грузовики. Солдаты быстро поднимаются на палубу, занимают проходы.
С воем подкатывает санитарная карета.
По трапу спускаются таможенные чиновники, офицеры, с ними Шапорина, четверо солдат с носилками: на них — подполковник.
Буксиры тянут корабль к другому причалу.
Пароход стоит в карантинной зоне порта. Ночь. На причале — зыбкие огни фонарей. В их слабом свете — вдоль всего корпуса — полицейский кордон, в плащах, с дубинками и карабинами.
Издали ветер едва доносит шумы города.
Петр ходит по каюте.
«Неужто все рухнуло?!» — стучит в голове. Сцепились скованные руки.
Осторожный и настойчивый стук. За иллюминатором! Что там?..
Снова… За толстым стеклом — спустившийся на канате Арвид.
Двумя сцепленными руками Петр пытается оттянуть створку иллюминатора. Не поддается. Арвид с другой стороны упирается в стекло ногами. Наконец иллюминатор открыт.
Протянув руки вперед, Петр пробует пролезть наружу… У борта, обращенного к морю, висит на канате Арвид. Еще усилие… Он вытаскивает Петра. Петр цепляется за иллюминатор.
Они спускаются. Все ниже, ниже. Небольшое расстояние отделяет их от покачивающейся баржи. Нацелились… Прыжок…
Бегут. Перебираются на другую баржу. Снова бегут. Останавливаются. Надо снять наручники… Арвид зажимает цепь в шестерни лебедки… Поворот, Хруст металла. Больно! Петр сжал зубы… Цепь разорвана.
Петр опускает рукава фуфайки, заправляет под них «браслеты» и обрывки цепи.
— Письмо… — хрипло, запекшимися губами шепчет Петр.
— Здесь… Вот…
Они достают бумаги из жестяной коробки. Экземпляры ленинского письма. Один — у Арвида, другой — у Петра.
Снова бегут по баржам. Вот и причал. Прыгают на него. Пробираются вдоль пакгауза. Идут к выходу из порта.
— …Этот пропуск, — охранник небрежно возвращает картонку, — сдай в музей.
— Полгода не были, — тянет Петр.
— Отстань. Много вас тут всяких… — раздраженно бросает охранник и отворачивается.
— Дом-то рядом, у морского клуба, — вступает Арвид.
— Ведь сказали… — скучно сплевывает другой охранник.
— Хоть глотку промочить…
— Присосался… — охранник отвечает несколько кягче.
— Возьми залог, — говорит Петр, — вернемся через час.
Охранники перемигивается.
— А не врешь?
— Ей-богу!
— Рокфеллер!.. — Теперь охраннику не терпится, чтобы сделка совершилась скорее. — Ну ладно, давай!..
Петр полез в карман. Протягивает золотую монету.
Рукав фуфаики задирается, открывая поблескивающий наручник.
Все мгновенно меняется.
Тревога!
Дула карабинов направлены в грудь Петра и Арвида.
— Руки!
Арвид медленно поднимает руки. Внезапно крепко хватает дула.
Уперев их в себя, он кричит:
— Беги!..
Охранники обескуражены.
Пытаются вырвать карабины, но Арвид навалился на них всей тяжестью тела.
Петр бросается в сторону. Прыгает через шлагбаум.
— Беги, беги!!
Охранники выкручивают дула. Мертвой хваткой держит их Арвид.
Раздаются выстрелы.
В Арвида вонзаются пули…
Подбегает на подмогу охране патруль. На ходу вскидывают карабины. Целятся в уже оседающего Арвида. Стреляют.
Бежит Петр. Оглянулся. Снова бежит.
Выстрелы, свист, погоня.
Петр бежит, падает, снова бежит, бежит…
Обессиленный, Петр падает в уголь.
Наступая, двинулись на него: порт, причалы, дома, краны. Он вдавился в черные куски.
Над Петром с неистовым шумом проносится товарный поезд. Мелькают тени. Перестук колес превращается в дробный оглушающий грохот. Свист. Гудки. Выстрелы. Сирены.
Когда все стихло, Петр понял: спасен…
Холодный дождь льет не переставая. Он и не прекращался ни на секунду. Он шел все время. И тогда… Петр плачет, зарываясь лицом в уголь. Слезы сливаются с грязными потоками.
В кабинете департамента внутренних дел из-за просторного стола поднялся высокий человек.
— Ничтожества! Дали уйти! С письмом!..
На столе — смятый, истерзанный экземпляр ленинского письма, найденный у убитого Арвида. Шеф полиции Ныо-Иорка хватает письмо.
Шеф в ярости, готов ткнуть эту бумагу в физиономию каждому. Перед ним — несколько человек.
— Письмо Ленина — бомба!.. И она уже в Нью-Йорке!..
— Взять под контроль…
Типографии.
Рабочие газеты.
Профсоюзы.
Телефон…
Из кабинета по одному стремительно удаляются сотрудники. Разъезжаются под звуки сирен и гудков автомобили, конная полиция занимает места, охрана патрулирует входы почт и телеграфов…
— Шеф, обратите внимание на Рида.
— Джон Рид? Правильно! Этого особо…
Грохочет типографский станок.
Мелькают полосы.
Станок резко останавливается. Заголовок: «Письмо к американским рабочим».
Газетный лист падает на кипу. Ее бросают на упакованные пачки газет. Связывают.
Газеты выносят из типографии.
Это действуют полицейские.
В типографии у стены стоят служащие, рабочие, наборщики.
Среди них — Джон Рид, ладный, широкоплечий.
Удар, удар.
Полиция разбивает станки. Выносят все, что можно вынести.
— Повторится — пойдете за решетку. Как преступники и шпионы, — бросает полицейский начальник — человек с бычьей шеей. Он решительно перешагивает через кипы газет, ящики, мешки. — А вы, мистер Рид… Рукопись вашу про Россию конфисковали! Бросьте это!
— Просить деревья не расти, рыб не плавать, птиц не летать!..
— Пожалуйста, мистер Рид, пишите. Америка — свободная страна.
— Свобода — это уважение к правам других, — язвительно заметил Рид.
«Бычья шея» оглядел опустевшее помещение и остановил взгляд на Риде.
— Красная пропаганда!
— К вашему сведению, — рассмеялся Рид, — это слова босоногого мексиканского мальчишки.
— «Уважение к правам»… Ваше право — гонорар.
— Карамба! — воскликнул Рид. Это его любимое словечко. — Продаться…
— Мистер Рид, мы предупредили… — «Бычья шея» посмотрел вокруг: посреди помещения разбитые станки. А кроме того, не забывайте: предвыборная кампания. Мы не остановимся ни перед чем!.. — Он медленно прошел мимо служащих. — Мы еще наведаемся.
Дверь за ним захлопнулась.
Луч фонарика осветил подвал… Несколько спасенных пачек конфискованного номера… Настороженного Петра.
