Я повернулась на стуле, чтобы оказаться лицом к Питеру, и его рука соскользнула с моей шеи.
– Спасибо за приглашение, но сегодня я предпочитаю остаться в одиночестве.
– Но тебе же, наверно, хочется все обсудить? – начал он, мягко набирая обороты.
– А мы, собственно, этим и занимаемся, – вставила Трисия.
– Могу себе только представить, что ты чувствуешь, что тебе пришлось пережить, – невозмутимо продолжал Питер.
Девушки недоумевающе смотрели на меня. Им уже становилось ясно, куда он гнет, но с какой целью? Я мотнула головой, что должно было выразить тревогу и волнение, и Питер потянулся, чтобы погладить меня по щеке. Вот дерьмо! Теперь я наверняка знала, что он играет. Гладить по щеке абсолютно не в его стиле.
– Кто из детективов ведет это дело?
Я заскрипела зубами, но потом умудрилась выдавить улыбку: «Эх, малыш, ничего у тебя не выйдет! Мало того, что я сама подумываю воспользоваться случаем, так теперь еще и ты туда же? Как мелко, как гнусно, как коварно! Еще одна причина, чтобы всерьез обсудить наши отношения».
Разумеется, эту тираду я произнесла только мысленно. Вслух же рассеянно произнесла:
– Не помню, кажется, я где–то записала… – и неопределенно махнула рукой, не сомневаясь, что мои подруги–конспираторы поймут, что я неспроста уклоняюсь от ответа, и не поспешат назвать Питеру имя.
Питер предпринял еще одну попытку:
– Наверняка это захватывающая история. Я покачала головой:
– Ничего особенного, кража с неожиданным финалом. Уверена, сегодня ночью в этом городе произойдет масса куда более интересных событий.
– Не знаю, мне и это кажется достаточно занимательным. Впрочем, я ни в коем случае не хочу преуменьшать твои неприятности, – торопливо продолжал он. – Столкновение со смертью всегда сильно действует на каждого из нас, хотя и по–разному. Всякая личная трагедия – для каждого свое одиннадцатое сентября[30] в миниатюре.
Подруги начали прозревать. Да и как могло быть иначе, если Питер практически репетировал речь, с которой он обратится к редактору, если я окажусь идиоткой и позволю ему превратить мою историю в его статью. Трисия уставилась на него, не скрывая изумления, а Кэссиди заинтересованно разглядывала содержимое своего бокала, кусая губы, чтобы не рассмеяться. Когда мужчины в очередной раз демонстрируют свою природную тупость – по глубокому убеждению Кэссиди, изначально присущую их полу – она всегда очень веселится. Не приложив особых усилий, Питер уже почти довел ее до истерического смеха.
– Ты совершенно прав, – я очень старалась, чтобы мой голос звучал легко и искренне, – поэтому, надеюсь, ты поймешь, что я хочу просто посидеть с подругами, а потом пойти домой и забыть все это, как кошмарный сон, – я привлекла его к себе, постаравшись сделать поцелуй по возможности влажным и жарким, чтобы слегка заморочить ему голову. – Я позвоню тебе завтра, хорошо?
– Может быть, завтра ты будешь в настроении поговорить, – кивнул он, под маской заботы и участия пытаясь выудить хоть что–то.
– Возможно. Доброй ночи, – я повернулась к столу, надеясь, что хотя бы мужское самолюбие заставит его уйти: не может же он проявлять ко мне больше интереса, чем я к нему.
– Доброй ночи, леди, – ответил он и удалился.
Предсказывать поведение мужчин – все равно, что в рулетку играть, но иногда бросаешь монетку и – о, чудо! – получаешь приятный сюрприз. Правда, в основном, мужчины – специалисты по отрицательным сюрпризам. Но, если говорить до конца честно, когда оглядываешься назад по прошествии некоторого времени – особенно пропустив стаканчик чего–нибудь покрепче – понимаешь, что неожиданностью являлись не столько поступки мужчин, сколько свое собственное невнимание. Изменяет бой–френд – странно не то, что он изменяет, а что я до сих пор ничего не замечала. Бросает бой–френд – поражает не то, что ушел, а то, что я должна была давно предвидеть это по десяткам маленьких деталей. Бой–френд врет – а кто нет?
– До чего приятно, – Кэссиди отсалютовала бокалом вслед Питеру. – Ну, и насколько мы близки к финишу?
– Как никогда раньше, – ответила я. Подняв бокал с «Бренди Александр», я поблагодарила Трисию: – Спасибо, Трисия. Как бы я на это не подсела!
– О, это вовсе не входило в мои намерения, – Трисия аккуратно вынула у меня из рук коктейль и поставила на стол. – Жиры и углеводы, но только в умеренных дозах.
– Мне показалось, или он намеревался украсть твою историю?
– Только через мой труп, вернее, через два – мой и Тедди.
– Значит, дело все–таки в статье, – хмыкнула Кэссиди.
– Нет, – мне так хотелось их убедить, что я продолжала. – Точнее, не совсем. Мне не хочется, чтобы в суматохе все забыли о Тедди. К тому же интуиция подсказывает мне, что копы собираются пойти по ложному пути.
– И только на третьем месте дело в статье, – закончила за меня Трисия.
– Плюс еще и красавчик детектив, – добавила Кэссиди.
Я повернулась к Кэссиди, удивляясь ее упрямству:
– Ты же его видела. Тедди, я имею в виду. Неужели ты не понимаешь?
– Наверно, но… – Кэссиди покачала головой. – Ладно, раз уж так тебе хочется быть идиоткой – валяй, но хотя бы по уважительным причинам. Интересный мужик и продвижение в карьере проходят как уважительные.
– И тем не менее я остаюсь идиоткой?
– Только если кончится тем, что тебя убьют. Так что, пожалуйста, сделай так, чтобы мы с Трисией оказались неправы.
– Хорошо, но если меня все–таки убьют, позаботьтесь о том, чтобы Питер не получил эту статью!
Мы дружно сдвинули бокалы, но теплый момент единения был испорчен трелью моего мобильника. Он исполняет «Сатиновую куклу»[31].
Я потянулась за телефоном, и Трисия сделала недовольную гримаску:
– Интересно, кто может быть для тебя интереснее или важнее, чем мы?
– Ну конечно, наш юный герой–детектив. Но это был не он. Это была наша редакторша, Ивонн.
– О–о. Мой. Бог. Молли. Ты… Ты в порядке? – Ивонн очень скупа на знаки препинания в письменной речи, зато чрезвычайно щедро рассыпает их в устной.
– Ивонн, ты где?
– Где я еще могу быть, по–твоему? В офисе! По щиколотку в крови. Куча народу в форме – я просто вне себя. Молли. Могу только себе представить. Как ты должна себя… чувствовать.
Мне очень хотелось вежливо намекнуть ей, что я чувствовала себя гораздо лучше до того, как она позвонила.
– Все нормально, Ивонн. Мне очень жаль, что тебя вытащили из дому.
– Тебе? Жаль? Меня? Я даже не видела тела. Пустяки по сравнению с тем, чтобы споткнуться о труп. В темноте! Бедняжка. Моя. Дорогая.
