– А кто ваш отец?
– Как, разве я не сказала? – Рука с дымящейся сигаретой замерла в воздухе, а тонкие брови удивлённо изогнулись. – Мой отец – лорд Карнарвон, руководитель и финансист этой экспедиции.
Вообще внешность молодой особы можно было назвать привлекательной, если бы в её манере держаться не наблюдался избыток грубоватой самоуверенности. Её тёмные глаза без малейшего намёка на естественную женскую застенчивость, с ироничным вызовом изучали собеседника. А с красиво очерченных губ, казалось, вот-вот сорвётся нечто язвительное.
– Мой вам совет, мистер Бартон, – на прощание дружески пожелала она, – перед тем как решите отослать отсюда в свою редакцию готовый материал, покажите его сначала моему отцу. Так вы убережёте себя от многих проблем…
Глава 10. На пороге великого открытия
На следующее утро небольшая группа археологов, а также четверо журналистов крупнейших мировых изданий, в том числе и Бартон, вошли в узкий проход, ведущий к запечатанному входу в гробницу.
Картер проделал небольшое отверстие в левом верхнем углу замурованной стены. Взяв железный прут, археолог пропустил его сквозь отверстие: прут не встретил преграды. Тогда Картер зажёг спичку и поднёс её к отверстию. Пламя горело ровно, что не указывало на присутствие за стеной скопившихся опасных газов. Только убедившись в этом, археолог принялся энергично пробивать вход. Теперь все столпились вокруг него и с замиранием сердца ожидали, когда падёт последняя преграда.
В какой-то момент непонятная струя горячего воздуха задула спичку, но дочь лорда Канарвона тут же зажгла свечу. В её неровном мерцании исследователей долго не удавалось разобрать то, что находилось сразу за дверью. Постепенно глаза первооткрывателей привыкли, и они заметили красочную настенную роспись и удивительные предметы погребальных царских даров. Вскоре, сверху протянули на длинном кабеле сильную электрическую лампочку и…
Луч света отразился на золотых носилках, массивном золотом троне, на необычайных ларцах. Головы причудливых зверей отбрасывали на стены чудовищные тени; словно часовые, стояли на входе одна против другой две статуи в золотых передниках, золотых сандалиях, с палицами и жезлами в руках. На головы украшали опять же золотые шлемы в виде яростно распущенных «капюшонов» кобр. Бартон уже знал, что, по верованиям древних египтян, стражники являлись совсем не символической охраной, а вполне реальными хранителями тайны, ибо считалось, что в статуе любого божества живёт его душа Ка.
Словно завороженные стояли первооткрыватели гробницы, глядя на всю эту древнюю роскошь, дошедшую до нас в своём первозданном виде. Но вскоре по лестнице стали спускаться чиновники местной администрации, а также нетерпеливые журналисты из числа тех, кому не удалось попасть в группу счастливчиков. Картер тут же принялся наводить порядок, требуя, чтобы вновь прибывшие не заходили за порог. Вскоре погребальную камеру осветили вспышки фотографических аппаратов, а какой-то ловкий репортёр стал засыпать лорда Карнарвона и Картера вопросами. Одним словом, образовалась незапланированная пауза, которой Бартон воспользовался, чтобы получше осмотреться.
Гробница походила на настоящую пещеру Али-Бабы, но больше всего Уильяма заинтересовала ещё одна закрытая дверь. Пока молодой челок рассматривал имеющуюся на ней печать, к нему подошёл приехавший сюда накануне египтолог Кэллендер.
– Ого-го! – весело воскликнул он, обнаружив новую дверь. – Чудеса только начинаются!
– Что вы об этом думаете, сэр? – поинтересовался у седовласого мэтра Бартон.
Египтолог с крайне озабоченным видом стал хлопать себя по многочисленным карманам. Ему потребовалось не меньшей мере пять минут, для того чтобы обнаружить в одном из них (кстати, этот карман он проверял до этого уже несколько раз) массивную лупу в медной оправе. Правда, на носу учёного уже «сидело» пенсне, но его близоруким глазам, видимо, дополнительно требовалась ещё и увеличительное стекло.
– Так-с, посмотрим-посмотрим, – забормотал Кэллендер, сантиметр за сантиметром исследую поверхность двери. Наконец, он удовлетворённо выпрямился, при этом машинально сунув лупу в карман брюк. – Ну-с, что я могу вам сказать?… Видимо, впереди нас ждёт анфилада комнат, похожих на ту, в которой мы, так сказать, в данный момент позиционируемся. Хотя постойте, постойте…
Египтолог поправил пенсне на своём весьма выдающемся носе и наклонился к печати. Его руки вновь захлопали по карманам в поисках увеличительного стекла. Уильям поспешил подсказать рассеянному учёному её местонахождение, и Кэллендер медленно прочёл:
– Смерть раскинет свои крыла над тем, кто нарушит покой фараона. Страшная кара быстрыми шагами настигнет того, кто нарушит покой фараона. Вилы смерти пронзят подлого вора.
Да, на этой маленькой глиняной табличке содержалось слишком много жутких обещаний. Молодой человек поёжился от неприятного ощущения столкновения с таинственной и могущественной силой, над природой которой, находясь здесь, почему-то совсем не хотелось шутить. Возможно, гибельную мощь подобной силы вообще не стояло бы будить во избежание больших бед.
К счастью, руководители экспедиции, немного посовещавшись между собой, тоже решили не торопить события и отложить проникновение непосредственно в царскую усыпальницу. Было решено, что вход в гробницу будет закрыт толстой решёткой, а раскоп пока засыпан. Также каирские власти выделили команду солдат для охраны экспедиционного лагеря от набегов банд грабителей.
Глава 11. Нечто атакует
Вечером, всё ещё находясь под впечатлением от увиденного, Уильям сидел у бедуинского костра и сочинял письмо возлюбленной. Вместе с письмом Бартон собирался отослать Диане собственную карточку, сделанную приятелем-французским фотографом.
Достав из кожаной полевой сумки снимок, Уильям залюбовался им – уж очень браво он на нём получился: лицо покрыто южным загаром, на голове красуется пробковый тропический шлем, офицерское обмундирование цвета хаки, туго перетянутое ремнём и портупеями, лётные ботинки на высокой шнуровке. Ну, вылитый агент разведки Её Величества! Такой снимок можно смело отсылать любимой девушке, даже не сопровождая его письмом, но Бартону не терпелось побольше напустить тумана загадочности вокруг своей командировки.
Подробно описав действия археологов и содержимое найденной сокровищницы, молодой человек надолго надолго задумался о том, как ему лучше представить собственную роль в рассказанных событиях, чтобы выглядеть в глазах обожаемой девушки не просто сторонним наблюдателем, а настоящим героем, ежечасно рискующим своей жизнью во имя благородной цели. Вконец искусав карандаш, Уильям решился.
«…Миссия моя оказалась сложнее, чем предполагалось вначале. Климат здесь прескверный для европейского организма, но мы – англичане – нация, легко приспособляющаяся к любым невзгодам. Недаром же нашему маленькому островному народу удалось опоясать полмира британским флагом.
Местные дикие племена, по свирепости и воинскому искусству не уступают афганским пуштунам. и африканским зулусам. Их дикие конные орды постоянно тревожат наш лагерь разбойничьими набегами, так что у меня уже почти закончились те патроны к маузеру, которыми я запасся, покидая Лондон. Уже четвёртый день моей пищей являются чудовищный местный виски и чёрствые галеты, которыми со мной любезно делится сосед по палатке – премилый француз по имени Жан. Но я не унываю и каждый день думаю о тебе, милая моя далёкая Ди, и мечтаю о нашей встрече.
Всё. Вынужден срочно завершить это письмо, так как со стороны барханов вновь послышалось конское ржание и все вокруг бросились к оружию. Надеюсь до встречи.
Твой Уильям»
Закончив письмо, очень довольный собой молодой человек вложил его в конверт и упрятал в дорожную сумку, чтобы через несколько дней отослать из каирской гостиницы. При этом его нисколько не мучила совесть за обман любимой девушки.
Бартон заранее запасся самооправданием: «Любая экспедиция, это всегда риск – скрытый или явный. И это ещё неизвестно, мимо скольких, притаившихся опасностей я уже прошёл за последние дни. Возможно, что в поездке на „Ситроене“ через пустыню мы уже не раз оказывались на прицеле у бедуинов, и только случай удержал их пальцы на спусковых крючках. Так что же теперь, если стрельбы и крови в моих приключениях пока не было, значит, я так и должен написать своей девушке, что тут почти так же спокойно, как в лондонском Гайд-парке после полудня?! Только жарковато, меню не слишком изыскано, да сортиры не сверкают кафелем. Чего же тогда стоит вся эта поездка, если в ней пока нет решительно ничего героического?!».
…Ночью Бартону не спалось. Во время сочинения письма воображение настолько разыгралось, что во сне его мучили кошмары, в которых свирепствовали коварные кочевники, ожившие мумии и прочая экзотическая нечисть. Проснувшись взмокшим от пота, молодой человек вышел из палатки немного развеяться.
