Мое предположение оправдалось. Дважды щелкнув выключателем, я по-прежнему осталась в кромешной темноте.
«Сейчас я его напугаю!» — мелькнула шальная мысль в моей несерьезной голове.
Прижав ладонь ко рту, чтобы, не дай бог, не захихикать, я осторожно двинулась на шорох в надежде застать своего любимого врасплох.
И я его застала…
Он стоял на стремянке и открывал дверцы антресолей.
— Ах, ты! — задохнулась я, холодея от догадки. — Что тебе там нужно?!
Кирилл стоял, опасаясь шевельнуться, и молчал. Я подлетела и принялась колотить его по ногам, больше причиняя боль себе.
— Гадина! — сквозь слезы вырывалось у меня. — А я-то думала, что нравлюсь тебе! Ты обманул меня!
Отчаянно всхлипнув, я принялась тянуть его за брюки вниз.
— Уже и одеться успел! — прорыдала я.
Это была моя последняя фраза, потому что старая стремянка жалобно затрещала и рухнула на меня всей своей тяжестью и вместе с тяжестью стоящего на ней человека.
От дикой боли я задохнулась и в следующее мгновение потеряла сознание.
Глава 7
Я перевернулась и громко застонала. Открыв глаза и непонимающе обведя вокруг взглядом комнату, я попыталась приподняться, но тут же дикая боль пронзила лодыжку. В темноте проведя по ней рукой, я обнаружила, что нога сильно распухла и отказывалась слушаться.
«Неужели я сломала ее? — испугалась я, лежа одна в полумраке прихожей. — Вот так и умру здесь, на полу, никому не нужная…»
Я едва не задохнулась от жалости к себе, вспомнив о вероломстве моего новоиспеченного любовника. В том, что я влюбилась в него, я не сомневалась ни минуты. Со мной такого не случалось со школьных времен. Невзирая на мое легкомыслие и так называемый бзик в отношении красивых мужиков, я очень долго держала дистанцию. Им приходилось изрядно попотеть, прежде чем я на что-то решалась. Кирилл же пленил меня с первого взгляда. С той самой встречи, на лестнице…
Припомнив эту встречу, я опять расстроилась. Что он мог делать в нашем доме в столь позднее время? А ведь именно в тот вечер погибла Валентина.
«А выстрел у универсама! — назойливо шепнул мне внутренний голос. — Опять случайность, что он оказался поблизости?..»
Я горько заплакала…
Неизвестно, сколько бы продолжались эти душевные терзания, но мне стало вдруг холодно. Что и говорить, лежать на полу в чем мать родила — занятие не из приятных, поэтому я кое-как доползла до комнаты. С трудом взобравшись на диван, я взяла телефонную трубку и набрала 03.
Словоохотливый дежурный, внимательно выслушав мои жалобы, пообещал подъехать через пару минут. Я заковыляла в ванную, сорвала с вешалки халатик; плотно запахнувшись в него, уселась на табуретке у двери и принялась ждать обещанной помощи.
Очевидно, понятие о времени у дежурного несколько отличалось от моего, потому что «Скорая» подъехала лишь спустя сорок минут. Все это время, невзирая на боль в ноге, я боролась с искушением подставить табуретку к открытому зеву антресолей и посмотреть, успел ли поживиться мой возлюбленный.
Как оказалось впоследствии, сделать этого он не успел…
С перемазанной йодом ногой я сидела на диване и с умилением наблюдала за умелыми руками молодого врача. Следует заметить, что, тронутый моей признательностью, он превзошел самого себя. Вправив мне лодыжку и наложив тугую повязку, он не забыл обработать мои ссадины и синяки, заработанные при падении.
— Спасибо!.. — выдохнула я, тепло улыбаясь. — Уж не знаю, как вас и благодарить!
— Работа у нас такая… — зарделся он от смущения. — Как же это вас так угораздило?
— Полезла на антресоли, — начала я. — Стремянка сломалась, я и полетела вниз.
— Что же, попросить было некого? — удивился он.
— Нет, — печально изрекла я.
— А может, я могу чем-нибудь помочь? — предложил доктор.
Я обрадованно вскинулась и принялась объяснять, что и где нужно достать.
Уже стоя у двери и прижимая к груди газетный сверток, я без устали бормотала слова признательности. Очевидно, с последним я переборщила, потому что, потоптавшись на пороге, он неожиданно брякнул:
— А может, встретимся завтра?..
Мысленно застонав, я принялась вдохновенно врать о том, что уже обещала завтрашний вечер одной из своих подруг. Если доктор и обиделся, то не подал вида.
Захлопнув дверь и проковыляв в гостиную, я положила в центр стола злополучный сверток и пристально на него уставилась.
— Что же там такое?.. — бормотала я вполголоса, разглядывая его со всех сторон.
«Чем гадать и мучиться — взяла бы и посмотрела!..» — прошептал изнутри гаденький внутренний голосок.
— Нет!.. — шарахнулась я от стола. — Меньше знаешь — лучше спишь!
Запрятав сверток подальше, я улеглась и проспала большую часть дня.
Разбудило меня яркое солнце, беспрепятственно блуждающее по подушке.
— Опять шторы не задернула, — пробурчала я спросонья и тут же поскучнела, вспомнив, при каких обстоятельствах вчера укладывалась спать.
Мрачное течение моих мыслей было прервано настойчивым стуком в дверь.
— Сейчас!.. — громко крикнула я, хромая к выходу, и уже тише добавила: — Кто же это такой нетерпеливый?..
Нетерпеливыми оказались мои подруги. Обнявшись, они стояли на пороге и смотрели на меня полупьяными глазами.
— Ну, и что это должно означать? — фыркнула я ревниво. — Где подзависли?
— Сказать — не поверишь! — хихикнула Ксюха.
— А ты скажи! — буркнула я неприветливо, пропуская их в прихожую.
— А что это у тебя здесь происходит? — Милка царственным жестом указала на погром, учиненный мною среди ночи.
— Упала со стремянки… — туманно пояснила я.
Только тут подруги заметили мои перебинтованные ноги и сразу насторожились.
— Лерка, что случилось? — трезвея на глазах, требовательно спросила Милка. — Давай по порядку…
— Ой, только не надо вот этого!.. — Я изобразила ее нахмуренные бровки, и подруги опять захихикали. — Сначала я упала на улице, ободрала колени. Потом полезла на антресоли, стремянка подо мной сломалась, и я упала на пол.
— О господи! — Милка страдальчески заломила руки. — Ну, почему с тобой все не так?! Если ты идешь по улице, то обязательно упадешь! Если ты лезешь в реку, то обязательно начинаешь тонуть!..
— У меня ногу свело, ты же знаешь! — задохнулась я от возмущения, припоминая наш выезд за город в начале лета.
— Пусть так… — согласилась она. — Но стремянка!.. Как ты могла ее сломать?
— Это не я ее сломала, она подо мной сломалась сама! — повысила я голос. — Неужели непонятно?
— Непонятно! — тоже перешла на крик Милочка. — Почему подо мной она не сломалась, а под тобой сломалась?!
Отупевшими глазами я уставилась на подругу и не могла вымолвить ни слова.
— А когда это ты на нее лазила? Ты же высоты боишься?
— Нужда приперла, и полезла… — Подруга со всего размаху плюхнулась в кресло, отчего старенькие пружины жалобно запели. — Недели две назад я взяла из ремонта свои кроссовки и оставила у тебя. Помнишь, когда от тебя мы поехали с Олежкой в ресторан ужинать? Он забросил их к тебе на антресоли, и мы про них забыли. А позавчера, когда мы на природу собрались, вспомнила, что они у тебя. Пришлось забегать, лезть на стремянку и забирать.
— Так вот кто похозяйничал в моем жилище? — прищурила я глаза. — А я, понимаете ли, прихожу, а дома сплошной разгром. Дверцы — настежь… Трубка телефонная на полу валяется…
— Извини, Леруся… — виновато пробормотала Милочка. — Спешила очень. Олежа торопил. Я птичкой вспорхнула наверх, сверточек схватила, в пакет швырнула и бегом. Даже записку не успела тебе оставить.
— Понятно…
— Что тебе понятно?
— Кто стремянку мою расшатал, — ехидно обронила я, устраиваясь поудобнее в кресле напротив. — Где же ей, горемычной, такую тяжесть выдержать? Ты сколько бутербродов в прошлый раз слопала?
— Ну, не знаю, — растерянно пробормотала подруга. — Штук пять, наверное, я не считала…
— Вот, вот! — удовлетворенно заухмылялась я. — Ты же на глазах расползаешься.
— Что, правда?! — Ее глаза трагически расширились от ужаса. — Утром взвешивалась, четыреста граммов только и набрала.
— Лерка, прекрати над ней издеваться! — Ксюха нависла надо мной и, потрясая перед носом клочком бумаги, спросила: — Это кто тебе желает добрых снов? Кто такой заботливый, можешь ответить?
Игнорируя мою протянутую руку, Ксюха подошла к Милочке и сунула ей записку. По мере того, как та ее читала, мое настроение становилось все хуже.
— Та-а-ак!.. — протянула она, позеленев. — Мы, можно сказать, уже выдали ее замуж, вовсю печемся о ее будущем, причем безбедном, хочу заметить, а она…
И тут началось такое…
Они принялись носиться по комнате, потрясая кулаками и выкрикивая упреки в мой адрес. К подобным проявлениям гнева я давно привыкла. Зная, что продиктованы они были исключительно привязанностью ко мне, я не очень-то расстраивалась. В этот момент меня больше волновало другое — кем и зачем была оставлена записка?..