Что же касается дикости и воинствующего невежества казачьей части нашего отряда, то всякий день дает их великое множество. Один недавний «культпоход» в баню чего стоит.
На днях сербское начальство, вняв нашим просьбам о необходимости помыться, организовало «баню». Под баней подразумевался теплый душ в помещении расположенной аж в самом Вышеграде турбазы. На момент банного предложения на «положае» несла службу «мужицкая» часть нашего отряда, так что на помывку выехали почти одни казаки. После душа они не стали спешить к ожидавшему их грузовику, а разошлись по этажам корпуса турбазы. Вмиг был найден общий язык с замками дверей кабинетов, началась тотальная проверка всех помещений. Велика была радость искателей, когда в одной из комнат были обнаружены почти ящик то ли забытого, то ли припрятанного пива и дюжина бутылок ликера. Если бы казаки на этих трофеях остановились! Из кабинетов тащили все: пепельницы, занавески, стаканы, красочные проспекты. Что не запихивалось в карманы и сумки — рассыпалось по коридорам, выкидывалось в окна. Любопытно, как распорядятся «завоеватели» подобными «трофеями»? Не думаю, что эти вещи можно будет продать в местных прифронтовых условиях. Людям здесь не до красивых безделушек. Какой конфуз, если в казачьих вещах будут копаться югославские таможенники! Багаж мародера всегда с головой выдает его владельца.
Разумеется, уехавшие в баню в казарму в тот вечер уже не вернулись. Ночевали в «дурдоме», в том самом интернате для слабоумных детей, что служил нам приютом в первые дни пребывания на югославской земле. Ночь была бурной. После ликеров и пива казачки изрядно пошумели. Заодно и постреляли. И не только одиночными. Благо не друг в друга, а по окнам, стенам, потолкам.
Нет оснований упрекать участников куража в плохом «поведении». Война всегда требует от человека максимального напряжения, максимальной отдачи. Чем жестче эти требования, тем диковиннее (особенно со стороны) и грубее формы разрядки. Так было всегда. В любые периоды любых цивилизаций. И все-таки перед сербами неудобно. Они решили сделать нам полезное и приятное. Повезли за добрые тридцать километров русских добровольцев в баню, а те… попросту насвинячили. Впрочем, почему «те»? Не «те», а мы. Кому интересно, что меня не было в той компании? Все такие, значит, и ты такой. Один за всех. Все за одного.
А наутро с нашей банной делегацией стряслась еще более неприглядная история. Измученные похмельем соотечественники забрели на кладбище Вышеграда. Ракия в граненых стаканчиках, что по обычаю оставляется сербами на могилах родных и близких, была вмиг истреблена. Была выпита водка, предназначенная для мертвых!
* * *
На каждую ночь приходится один-два караула. Обязанности караульного традиционны: вглядываться, вслушиваться и т. д. Заодно и поддерживать огонь в кострах-очагах, служащих обогревом наших шалашей-блиндажей.
Все успели обратить внимание на особую ясность ночей в здешних местах. Свет луны настолько силен, что без труда различается и положение стрелок на циферблате ручных часов, и детали одежды на коллеге-караульном, который топчется у соседнего блиндажа метрах в тридцати.
Ночью немногим ниже ноля градусов. Днем немногим выше той же самой отметки. Солнце яркое. На солнцепеке даже жарко. Снег в горах день ото дня убавляется, но ручьев, луж, сырости нет и в помине. Проталины появляются на свет совершенно сухими. В этом, похоже, особенность здешнего климата. Влага то ли незаметно уходит вглубь, то ли моментально испаряется. На склонах гор уже проявилось множество черных проталин. Это и радует (весна все-таки!), и настораживает. Бесснежная поверхность — бесшумный и бесследный путь мусульман к нашим позициям.
* * *
Днем нас снова обстреляли. Уже в который раз. Едва мы принялись за обед, примостив на коленях котелки с традиционным фасолево-свининным варевом, как сантиметрах в двадцати над палаткой зацвикали пули. Снайпер! Не устаешь удивляться гнусности их звуков. Раньше я думал, что самый неприятный звук рождает соприкосновение металла со стеклом. Ошибался.
На огонь ответили, приблизительно определив место, откуда стреляли. Тем все и кончилось.
* * *
Этой ночью время караула делил с Мишкой-Капелькой, сибирским казаком. С тем самым, который благодаря избыточному весу «сдох» в первом же рейде. Одиночество, ночная тишь и яркий лунный свет настроили Мишку на откровенность. Он с неподдельной грустью сетовал на окружение, на нравы в среде особняком держащихся казаков. Оценивая последних, несмотря на собственную принадлежность к ним, Капелька крут. По его мнению, в отряде слишком много «шариковых» и откровенных ублюдков. Обвинения не голословны. Мишка поражен фактами банного грабежа и последующей бездарной пьянки в «дурдоме», осуждает постыдную кладбищенскую похмелку. Вежливо слушаю, вежливо киваю, но откровенностью за откровенность платить не спешу. В недавнем рейде при посещении разоренных мусульманских домов Капелька сам «отличился»: с агрессивной активностью пихал в свой вещмешок все подряд. Включая сильно потрепанное барахло, стоптанную обувь, грошовые никчемные безделушки. И этот человек претендует на принадлежность к касте интеллигентов!
Впрочем, в характеристике тех, кто в нашем отряде причисляет себя к казакам, он во многом прав. Похоже, более чем наполовину — это быдло, тупое, хамовитое, слабое до водки, заносчивое и самоуверенное. И привело этих людей сюда не стремление утверждать справедливость (об истинных причинах здешних конфликтов у них нулевое представление), не желание помочь православным братьям в беде (кресты висят на каждом, но никто ни одной молитвы не знает, икон в казарме дюжина, но рядом с ними и курят, и матерятся), а желание пожить войной. Даже на деньги и трофеи им, по большому счету, плевать, главное — быть подальше от дома, семьи, обязанностей, законов, быть там, где главный закон — ствол, где можно чудить, пьянствовать, не думать ни о чем и ни о ком.
А еще недавно на патриотических тусовках я с благоговением любовался красавцами в казачьей форме с нагайками за голенищем. «Вот они — спасители России, вот он — хребет национального возрождения», — думал я. Старался не замечать, не воспринимать всерьез ни казачьи подразделения в составе «защитников» Белого дома в августе 1991 г., ни ползучие идеи казачьей самостийности, их надменность и высокомерие ко всему русскому.
Если так пойдет дальше — созреет вывод: возрождение казачества в нынешнем виде — процесс для Отечества малополезный, если не сказать — разрушительный.
* * *
Еще один малосимпатичный поворот в развитии «казачьей темы». Оказывается, отряд русских добровольцев, ранее базировавшийся в этих местах, был казачьим. Именно так большинство его бойцов и требовало называть это подразделение. В активе того отряда было несколько толковых акций, в том числе и рейд в район мусульманского села Т. Однако сербам казаки больше запомнились шумными дебошами, стрельбой без повода, затяжными пьянками. Да что там пьянками! Теперь уже даже сербы знают, что казаки притесняли и третировали в этом отряде «неказачье меньшинство», то есть русских, не менее их рисковавших и так же добровольно сюда приехавших. Да и между собой у казаков проблем хватало. Те, кто приехал с Дона, в грош не ставили своего командира — казака московского Виктора. Зачастую его приказы не выполнялись. «Донцы» попросту посылали в известном направлении «столичного атамана». Конфликты перерастали в драки. Несколько раз случалось, что командир был… бит своими подчиненными. Для боевого отряда это недопустимо. Это свидетельство отсутствия дисциплины. Это могло обернуться серьезными последствиями.
В этой ситуации Виктору З. ничего не оставалось, кроме как разделить отряд на две части. В одну собрать всех дебоширов и горлопанов. В другую — более или менее управляемых. «Дебоширов» откомандировали подальше от Вышеграда. Шаг, с одной стороны, тактически верный. С другой стороны — это неоспоримое свидетельство неблагополучной обстановки в отряде и неспособности командира таким отрядом руководить.
Нынешние сербские командиры сокрушенно качают головами и по поводу пропавшей в то время дюжины «стволов». Они не подозревают в этом казаков. Они уверены, что стволы украли именно казаки. Более того, сербы даже знают, как казаки готовили оружие к транспортировке через границу (как и какие части отпиливали и т. д.). Вместе со стволами «ушли в том же направлении» и несколько комплектов утепленного военного обмундирования последней улучшенной модели.
Конечно, воровать нехорошо. Конечно, подобные факты откровенно вредят русскому национальному престижу, но… Нельзя забывать, что оружия ныне на территории бывшей Югославии более чем достаточно, его хватает по обе стороны конфликта. В России же ситуация иная. Национально-патриотическая часть оппозиции там практически безоружна. Что ей делать, когда там полыхнет, как в Югославии? Еще важнее помнить здесь, что ныне казак без «ствола» (совсем как ранее без коня и шашки) — это не казак. Так что, наверное, грех с кражей оружия у «братьев-славян» и отмолить можно.
