файлам симаковским, инфа с которых тебе в письме была прислана, помнишь? Так вот, внук практически прочесал нашу сеть мелкими грабельками. Куда файлы пересылались, кем открывались и прочее. В общем, Арсений, уйти они могли исключительно с твоего компьютера. Вывод такой сделан путём исключения, доказать это фактами я тебе не смогу, с других компьютеров в сеть ничего не уходило. А твой, как директорский, логи на сервере не оставляет.
Я молчал, переваривая полученную информацию. В общем, ничего нового я не узнал. Всё это мы уже предполагали. Сейчас предположения подтвердились, и только. А вот только ли?
— Андреич, ты сказал, что мой компьютер логи не оставляет?
— Ну да, — безопасник непонимающе нахмурил брови, — это чтобы отбить интерес посмотреть, куда там директор в сети ходит… а что?
— А чьи еще компы у нас следы на сервере не оставляют? — я в упор посмотрел на безопасника.
— Из тех, кто в сеть выход имеет, только твой и мой…
Андреич заметно сник, даже на меня не смотрел.
— Но на моём компьютере этой информации отродясь не было, — начал он несмело.
— Да я ничего такого и не говорю, — я примирительно поднял обе руки, — просто уточняю. В общем, Андреич, продолжаем в прежнем режиме, ничего не закончилось и не прояснилось. Иди, работай.
Раздражение моё никуда не делось, только усилием воли удалось не дать ему вырваться и закончить разговор с безопасником на условно мирной ноте. Я понимал, что Андреич не должен быть даже теоретически замешан в этом деле, однако вынужден был признаться самому себе, что возможность такую имел.
В голове был полный винегрет, мысли роились, как гудящие пчёлы, у которых отняли мёд. Но ни одна не тянула, даже приблизительно, хотя бы на плохонькую версию.
Повинуясь какому-то внезапному интуитивному желанию, я выскочил из кабинета и пошел к Василию.
В его отделе народ уже собирался домой. Я на автомате прощался с сотрудниками, пожимал руки, кивал в ответ, а сам смотрел на Василия и перекатывал в голове единственную сформировавшуюся мысль: «Мог или не мог?»
Друг наверняка чувствовал моё напряжение, он дождался, пока последний сотрудник закроет за собой дверь, подвинул мне стул и, не говоря ни слова, приглашающе махнул на него рукой.
Мы смотрели друг на друга, и никто не начинал разговор. Молчание затягивалось.
— Вася… — начал я внезапно охрипшим голосом, — скажи мне честно, ты в этом замешан?
Василий смотрел на меня, в его взгляде ясно читалась смесь эмоций. Обида. Удивление. Ожидание. Разочарование. Чего было больше и в каком порядке ранжировались эти эмоции, сходу было не понять. Но чего во взгляде моего друга не было точно, так это испуга.
И это вдруг подействовало на меня отрезвляюще. Буквально, как ведро ледяной воды после жаркой парилки. Дыхание перехватило, мозг очистился. Как будто даже видеть стал четче.
Вспомнил телефонный разговор со Светланой, разговор с Андреичем…
«Что я творю?! — в голове снова загудело, — Я своими руками рушу всё, что у меня есть дорогого и настоящего, рушу свою жизнь!»
— Извини, Вася, — тихо произнес я, — я мудак… Если сможешь, прости…
Василий молчал. Я повернулся и пошел к выходу из кабинета. В дверях остановился, повернул голову, взглянув на всё также сидящего Василия.
— Прости, пожалуйста… — и вышел.
На автомате дошел до кабинета, оделся, закрыл кабинет и спустился на парковку. Действовал, как робот: размеренно, бездушно. Сел в машину, механически произнес: «Домой».
Дима сразу понял, что вопросов мне задавать сейчас не нужно. Молча вывернул с парковки и покатил к дому.
«Снова пусто внутри… Да что же это такое?!» — мысли снова осмысленно заворочались в голове.
Я понимал, что происходит что-то явно нездоровое. Как будто одна половина меня борется с другой. Причем, явного перевеса нет ни у одной… Так, локальные победы только. И с этим точно нужно разбираться. Ибо так продолжаться не может. Я уже потерял любимого человека, сделал всё, чтобы потерять друга, семимильными шагами двигаюсь к тому, чтобы потерять всех, на кого могу опереться и кому доверяю.
«С кем тогда останешься, Арсений?» — с этой мыслью я и вошел в квартиру.
Глава 11
Оказавшись дома, я почувствовал себя столь потерянно, будто так никуда и не пришел.
Так и было. Я миновал прихожую, оставив пальто и обувь, вымыл руки, зашел в комнату. Но это лишь внешне, поверхностно. На самом же деле я пустился в лабиринт предположений, но не нашел в нем выхода и зашел в такой тупик, из которого не смог выбраться, только заходя глубже в непроходимые дебри.
Опустошение внутри было каким-то апатичным, глухим и иссушающим. Не было ни желания напиться, ни сил выместить досаду, ни проделать очередной анализ. Стыд жалил все мысленные потуги и напоминал, какие дрова я наломал, желая взять все в свои руки.
И все же досада на себя уступала досаде на того, кто был виновником всей этой круговерти. Я не пытался переложить ответственность за свои поступки и слова, однако желание разобраться и докопаться до истины хоть и терпело неудачу раз за разом, оставляя меня ни с чем, не угасало даже под гнетом скопившихся проблем.
Поэтому, придя в себя через пару часов бездумного забытья и сидения в глубоком кресле напротив аквариума с попытками отвлечься на сюжет очередного остросюжетного боевика, я сам не заметил, как оперся на подлокотники и поднялся на ноги, а затем направился в кабинет.
Смотреть на доску со стикерами и пометками на них не было мочи, как и на стол, с несколькими стопками бумаг и ручками. Я прошелся по комнате и все же подошел к доске со стикерами. Взяв себя в руки и засучив рукава, я отринул боль за провалы прошлого и вновь вступил в бой со своим врагом. Победа над этими неведомыми зловредными силами казалась мне сейчас главной и высокой целью, достижение которой бросит отблеск некой доблести на меня, хотя бы в мой личный зачет. Кроме того, вопрос, кто и для чего угрожал мне и стремился подорвать репутацию фирмы, все еще был актуален и важен.
Я взял со стола черную ручку с изящной надписью и вновь внимательно прошелся по стикерам, касаясь тупым концом наклеек и ведя линии между ними. Не могу объяснить свое упорство, не смотря на отсутствие серьезных зацепок. Может, не мог бросить это расследование, может просто внутреннее желание разобраться, доводить дела до конца, что, признаться, всегда было то моей сильной, то слабой стороной, а может просто какая-то странная
