— Я сообщил ему, что, наверное, поеду в горы Шар-Дага…
— … и он поведал тебе об опасностях, которые будут тебя там подстерегать?
— Да, он предупредил меня.
— И упомянул бумагу-пропуск?
— Да, он мне о ней тоже говорил…
— Пообещав, что я могу такую бумагу справить!
— Да.
— Он ошибся.
— В самом деле?
— Увы.
— Но он говорил об этом как о решенном деле.
— Он считает, что сейчас все как в былые времена.
— Так что ты сейчас уже не тот специалист?
— На этот вопрос я могу ответить только проверенному другу. Но ты нас спас, ты получил масло из рук моего брата, и я скажу тебе правду — да, я в курсе всех дел до сих пор.
— И тем не менее утверждаешь, что пропусков нет.
— Да, их нет. У штиптаров и беглецов таких бумаг не имеется.
— Почему?
— Да потому что бумаги эти не защищают так, как раньше.
— Их не принимают в расчет?
— Да кто их будет смотреть. Например, ты скачешь по лесу. Двое-трое разбойников следят за тобой, ты вооружен лучше, чем они, значит, они не станут вступать в открытую борьбу, они нападут из засады, не зная, что у тебя — охранная грамота, она ведь в кармане и не спасет от смертельных выстрелов.
— Я понимаю. Но думаю, что вместо такой бумаги должно быть нечто более важное.
— Твое предположение верно. Ты считаешь, что бумага тебе не нужна?
— Да, зачем мне то, что не имеет ценности? Но скажи мне, чем пользуются сегодня в качестве пропуска?
— Не решаюсь сказать, но все же отважусь. Ты умеешь молчать?
— Как никто другой.
— Так знай: охраняемые узнают друг друга по определенной застежке.
Тут я сразу кое-то вспомнил.
— Эта застежка из серебра?
— Именно так.
— И она в виде кольца, в которое впаян метательный топорик?
— Да, а откуда ты знаешь?
— Так, предполагаю, потому что кое-кто носит такие кольца, и я догадываюсь, что они состоят в связи с беглецами.
— Можно мне узнать имена этих людей?
— Пожалуйста. У Манаха эль-Барши есть значок на феске. В Эдирне этот знак носил кое-то из окружения кади. И сегодня я, когда ехал по городу с бывшим дервишем, встретил человека с таким знаком — он меня бесцеремонно рассматривал и предупредил сообщников, а те стреляли в меня и Али Манаха бен Баруда эль-Амасата. А то, что такой значок имеется у бывшего сборщика налогов, я заметил сегодня.
— Быть может, они обошлись бы с тобой лучше, если бы ты сказал им, что у тебя есть такая застежка.
— Наверное, но я как-то об этом не подумал.
— Ее ведь получает не каждый?
— Да.
— А какие требования выставляются?
— Обладатель ее должен всегда приносить пользу своим друзьям, и его сообщники должны быть уверены, что он их не предаст. У них свои законы, и они понимают их по-своему. Ты, наверное, знаешь, что ислам запрещает своим приверженцам делать прогрессивные шаги в культуре?
— Да, с этим я сталкивался.
— А не иноверцы ли бросают этот упрек исламу?
— Допускаю.
— Но тогда они не знают ислам и настоящих турков. Ислам не мешает культурному прогрессу, но власть, которую он дал одним над другими, попала в неправедные руки. Сам турок — хороший человек, он честен, верен слову. Но кто сделал его другим, если уж это случилось?
Я был поражен, услышав от простого деревенского кузнеца такие мудрые слова. Откуда у него эти воззрения?
Между тем он продолжал:
— Турки завоевали эту страну. Разве это повод для того, чтобы их отсюда выгонять? Ответь, эфенди! Разве англичане, немцы, русские, французы и другие не завоевывали страны, где они сегодня живут? Разве маленькая Пруссия еще недавно не была точкой на карте, а стала сейчас большой державой, в которой живут миллионы? Как она такой стала? Посредством пороха, пушек и меча и еще благодаря перьям и дипломатии. У всех этих народов раньше не было стран, в которых они сейчас живут. Что скажет америкалы, если к нему придет турок и заявит: «Уезжай, эти земли принадлежат краснокожему народу!» Да он просто высмеет турка! Так почему же турка нужно выгонять?
Он так загорелся своими идеями, что не заметил, как его трубка погасла. Я поднял головешку и подал ему:
— Держи!
Он зажег табак и сказал:
— Видишь, я даже забыл о джебели! Но прав я или нет?
— Я бы мог во многом тебе возразить.
— Так возрази!
— Нет времени.
— Вот вы все такие, христиане. Вы обличаете нас, не пытаясь ничему научить, и хватаете без спроса. У кого лучше местечки, кто имеет влияние? Кто обогащается все больше? Армяне, хитрые греки, бессердечные англичане и гордые русские. Кто терзает наше тело? Кто пьет наши соки, кто паразитирует на наших костях? Кто сеет вражду, недовольство, трусость, неповиновение среди подчиненных? Кто натравливает одних на других? Когда-то мы были здоровыми, кто ввергнул нас в болезни?
— Шимин, во многом ты прав, но не выплесни в запальчивости ребенка из корыта. Где ты набрался этих воззрений?
— Я познал все это своими ушами и глазами. Я работал во многих странах, был в Вене, Будапеште, Белграде. Ты можешь возразить мне?
— Да, могу. Ты смешал религию и политику. Ты ищешь причины болезни не в теле государства, а именно в нем сидит самая зараза.
— Ты можешь мне это доказать?
— Да, могу.
— Ну, давай, хотя стой! Издали донесся стук копыт.
— Слышишь? — спросил он.
— Да, слышу.
— Наверное, это он.
— Может быть.
— Жаль, мне так хотелось тебя послушать.
— Мы вернемся к этому разговору, когда закончим дела.
— А что нам делать сейчас?
— Он не должен меня видеть, ведь он меня знает. Постарайся заманить его в дом.
— Это будет несложно, если он, конечно, не проскачет мимо.
— Не должен. Сейчас достаточно темно. Я выйду на середину улицы. Если он поедет мимо, я схвачу лошадь под уздцы. Спешится — зайду в дом.
— А если это не он?
— Тогда мы ему ничего не сделаем.
Стук копыт приближался. Явно то была одинокая лошадь. Я притаился в темноте. Появился всадник. Он держался как раз в свете, отбрасываемом горном. Лицо я разглядеть не сумел.
— Эй, есть тут кто живой! — крикнул он. И, поскольку никто сразу не откликнулся, повторил.
Теперь у дверей показался кузнец.
— Кто здесь?
— Я нездешний. Кто живет в этом доме?
— Я, — ответил кузнец не совсем уверенно.
— А кто это — ты?
— Я — владелец этого дома.
— Это я и так понял, дурачина. Мне нужно твое имя.
— Меня зовут Шимин.
— Кто ты?
— Кузнец. Что, у тебя нет глаз и ты не видишь огонь, который тебе светит?
— Я вижу лишь то, что ты не только дурак, но еще и мешок с дерьмом. Подойди, мне надо спросить.
— Разве я раб или слуга, чтобы подходить к тебе? Кому надо меня спросить, тот сам подходит!
