Арсанов в два шага оказался возле кроватки, схватил на руки плачущего ребенка, и сердце сжалось при виде крошечного личика, залитого мелкими как бисер слезками.
— Чего ты плачешь, зайчонок? — спросил, прижавшись щекой к зареванному личику малышки.
Вовремя вспомнил, что перед сном не брился и может поцарапать нежную кожу дочки. Передвинул щеку к макушке и принялся покачивать ребенка, нащупывая свободной рукой бутылочку с водой.
На руках малышка немного притихла, но лишь только он попробовал уложить девочку в кроватку, та снова раскричалась. Переложил ребенка в одну руку, второй тряхнул за плечо спящую жену.
— Что ты хочешь, Тимур? — недовольно пробормотала та.
— Ребенок надрывается, а ты спишь, — сквозь зубы проговорил Арсанов, — еще и берушами уши заткнула.
— Ты сам виноват, — зевнула Нина, — не разрешаешь няне оставаться на ночь.
— Я не хочу, чтобы здесь ночевала чужая женщина. Достаточно того, что она проводит с ребенком весь день.
— Я не высыпаюсь, у тебя совсем нет совести, Арсанов.
— Меньше шляйся по салонам и магазинам.
— У меня послеродовая депрессия.
— Значит ложись в клинику и лечись, если у тебя депрессия, — зло ответил Тимур, потому что дочка снова начала кричать.
— Ее пора кормить, — Нина видимо поняла, что его лучше не бесить. Встала и взяла девочку на руки.
— Ну все, все, хватит, не кричи, — сунула ей пустышку, — сейчас папочка сделает нам смесь, и мы покушаем. Сделаешь, папочка?
Он ничего не ответил, оттолкнулся от стены и пошел на кухню. У Нины в роддоме пропало молоко, и с первых дней дочку кормили смесями. Конечно, он покупал самые лучшие, но каждый раз, когда видел, как ее кормят из бутылочки, становилось дико жаль собственного ребенка.
Пока доставал бутылочку из стерилизатора, отмерял смесь и наливал воду, думал, почему Нина так неласкова с дочерью.
Когда он брал девочку на руки, не мог удержаться, чтобы не прижаться щекой или губами к пушистой головке или нежной щечке. Называть всякими ласковыми прозвищами и смотреть, как она морщит носик. А Нина делала все механически, как робот.
Может, у нее действительно послеродовая депрессия, и он зря так злится?
То, что у него теперь есть ребенок, Тимур принял сразу. И что он отец, и что у него есть дочь. Он даже не мог сказать, любит ее или нет. Просто увидел в первый раз, крошечную, — Сонька у него в ладонях поместилась, — и понял, что это его. Без всяких тестов ДНК.
Тест, конечно, все равно сделал, и его отцовство подтвердилось со стопроцентной вероятностью.
С Ниной оказалось сложнее. Тимур слишком свыкся с мыслью о разводе, и то, что у него снова есть жена, напрягало. Потому и отселил ее с дочкой в бывшую супружескую спальню. Но если у жены проблемы, конечно, надо ей помочь.
Нина села кормить Соню, а Тимур присел рядом на корточки. Малышка ела жадно, обиженно всхлипывая, а потом вдруг фонтаном выдала все обратно и так выгнулась на руках у Нины, что та ее чуть не выронила.
— Что ты делаешь, — качнулся навстречу Тимур, подставляя руки, — ты же ее уронишь.
— Фу, Тимур, забери ее! — брезгливо проговорила Нина, держа ребенка на вытянутых руках. — Достала! Уже третий раз за сегодня рыгает!
— Что? — горло сдавил спазм. — Третий раз? И ты молчала? Быстро оделась!
Коротко выматерился, выхватил ребенка и вбежал в гардеробную. Швырнул в жену первой попавшейся тряпкой, достал из комода чистый детский комбинезончик, сам переодел девочку и спустился в паркинг. Через несколько минут его автомобиль несся по ночному проспекту в городскую детскую больницу.
Нина сидела на заднем сиденье возле переноски с ребенком и испуганно молчала.
— Правильно сделал, что привез, — похвалила Тимура заведующая отделением, его крестная. Арсанов поднял ее среди ночи, и она тут же прилетела в клинику, — при непроходимости кишечника надо действовать молниеносно. Хорошо, что все обошлось коликами.
— Я все равно хочу, чтобы ее обследовали, — сказал Тимур, — я чуть разрыв сердца не заработал, пока ехал.
— Ну ты тоже себе насочинял! — хмыкнула крестная.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Она со мной всего три недели, а я уже без нее жизни не представляю, — признался Арсанов.
Он говорил правду. Его и сейчас в холодный пот бросало при мысли, что он мог ее потерять.
— Ты хороший отец, Тимур, — сказала крестная, — хоть с тобой ребенку повезло. Ваша мама как приехала, из телефона не вылезает.
— У нее послеродовая депрессия, — ответил Тимур.
Крестная ничего не ответила, только многозначительно подняла бровь. Потом попросила привезти все выписки из роддома и карточку ребенка. Нина осталась с малышкой в больнице, а Тимур уехал домой.
После совещания он отвез папку с документами в больницу. Пока крестная перекладывала бумаги, пил кофе в удобном кабинете заведующей инфекционного отделения и думал, разрешит ли она ему поспать на удобном диване хотя бы часок.
— А у тебя какая группа крови, дорогой? — спросила крестная, вглядываясь в очередной исписанный лист.
— Первая, — сдержав зевок, ответил Тимур, — а что?
Крестная даже перевернула лист, чтобы проверить, ничего ли нет на той стороне. Сняла очки и сложила руки на столе.
— Так, дорогой, а ну-ка расскажи мне всю вашу историю с самого начала. Где, говоришь, Нина рожала?
— Почему ты спрашиваешь? — у него неприятно заскребло под ложечкой.
— Потому что у Сонечки вторая группа, а у твоей жены третья. Генетику никто не отменял, Тимур.
— Извини, я туплю, — он потер глаза ладонями. — Что это значит?
— То, что в вашем случае у Сони не может быть вторая группа, никак. Или первая, или третья. У тебя точно первая?
Он кивнул, мрачно глядя на чашку кофе у себя в руках.
— Так где ваша настоящая мама, Тимур?
Глава 8
— Вы в курсе, что Тимур Демидович может вас посадить? — Костя грозно навис над насмерть перепуганной девицей.
Перегнул. Та некрасиво скривила толстые губы и разрыдалась.
— Не надо, пожалуйста, только не в тюрьму! У меня двое детей!
Арсанов недовольно посмотрел на безопасника. Теперь жди еще полчаса, пока та успокоится.
Всю последнюю неделю они только и делали, что угрожали судом, тюрьмой или денежной компенсацией всем участникам этой чудовищной фальсификации. Владелице клиники — подружке Нины. Докторше, которая уволилась и уехала работать по контракту в Германию. Лаборантке, которая ушла в декрет. Второй.
Но Тимур знал, что на самом деле ничего никому не сделает. После того, как тест ДНК показал, что Нина не является биологической матерью Сонечки, он с Широкшиными заключил негласный договор.
Нина рассказывает всю правду, дает согласие на развод и пишет отказ на ребенка. И конечно же отказывается от совместного с Арсановым имущества в пользу дочери. Иначе он пригрозил дать пресс-конференцию и донести до общественности правду.
Широкшины сразу на все согласились, и Тимур вздохнул с облегчением. Он не желал, чтобы его имя и имя его дочери обсасывалось бульварной прессой и полоскалось на телевидении. Соня его дочь, и он должен ее защитить. И никто не должен ничего узнать.
Нина была в буквальном смысле раздавлена, когда Арсанов бросил ей в лицо результаты обследования Сони с отметкой второй группы крови. Крестная вызвала ее в кабинет и обстоятельно все объяснила.
Та даже отпираться не стала, только повторяла растерянно:
— Как же так, не может быть! Этого просто не может быть…
Но Тимур все равно заставил ее сделать тест, с которым пошел на переговоры к Широкшиным.
Нина подробно все рассказала — как она искала суррогатную мать, как изображала беременность. Она специально делала фотосессии с накладным животом, даже в ванной в лепестках роз умудрилась сфотографироваться. Потому и пряталась от Арсанова по заграницам, чтобы он ничего не узнал.
«Рожала» Нина в частном роддоме у родного дяди. У Широкшиных большая семья, и прикрыть зад его бывшей жене желающих хватало. Бывшей, потому что Тимур сразу подал на развод.
