— Товарищ, помогите, — наконец подмигнул Толя подельнику.
— Пожалуйста, — Олег подошел к окну, взял Леончика под мышки и резко дернул на себя. Больно резанул по слуху звон разбитого стекла и на расплавленный солнцем гудрон тротуара, вместе с передней рамой вылетел Толян, сбив с ног приятеля. Видимо от досады, что упустили жулика, в квартире истошно вопили женщины. Уткнувшись лицом в серый, щербатый асфальт, оглохший Леончик никак не мог понять, что же произошло. Левая нога была без туфли.
— Шухер, надо ноги делать.
Святой помог подельнику подняться, и они рванули. Оцарапав морды и рубашки, перемахнув через какой-то забор, оба упали в траву и долго захлебывались смехом, вспоминая, как пьяный Толян удирал от перепуганных старушек. Потом Олег пошел искать, на чем бы добраться до хаты, а Леончик сидел, прислонившись к дощатым доскам ограды и, глядя на босую ногу, на чем свет стоит матерился. Полчаса спустя, пряча глаза от внимательных бусинок кота, нюхающего свою пустую чашку, хозяин оправдывался: — Извини, Леопольд, сегодня судьба отвернулась от нас, поэтому с колбасой ты летишь, как фанера над Парижем. Вот бляха медная, Святой, завтра же пойду — и заброшу в окно этим старым девам второй туфель, че они с одним-то делать будут, а потом натравлю на них Леопольда, он им жути нагонит страшнее, чем собака Баскервилей.
— Не забудь только рыло ему фосфором намалевать.
На следующий день уже слегка принявший на грудь Леончик ждал Олега, присев на каменный бордюр у подъезда своего дома. Мелко моросящий слепой дождик, скатываясь с чуба парика, затушил ему «беломорину», но он не замечал этого и, сморщив лоб, продолжал ее тянуть, вспоминая, налил, уходя из дома молока Леопольду, или нет.
— Доброе утречко, — заметил он подельника и как можно бодрее встал.
— Ты че, накатил с утра пораньше?
— Не обращай внимания, это исключительно для масти.
Святой недовольно сморщился и, поправив криво сидящий на черепе Толяна, парик, щелчком выбил с его губ сырую папиросу и пробурчал: — Не бухал бы ты на работе, плохо все это кончится, шкурой чую.
Побродив часа полтора и основательно промочив обувь и одежду, они заметили слегка приоткрытую форточку на первом этаже желтой двухэтажки, выстроенной еще пленными японцами в послевоенные годы. К широкой раме окна подошли вместе. Костяшками пальцев Леончик постучал по влажному стеклу и, достав из внутреннего кармана пиджака бутылку «Пшеничной», хлебнул прямо из горлышка. Огромная, на его взгляд, форточка, да еще не затянутая сеткой, была просто подарком судьбы.
— Держи, — он подал Олегу наполовину пустой пузырь и грязными штиблетами влез на карниз. Открыв настежь форточку и просунув в нее руки и голову, вскинул в стороны шторы.
Читающая на софе журнал полуобнаженная девушка, прикрываясь пледом, испуганно смотрела на непрошеного гостя, который таким оригинальным способом пытался проникнуть в ее квартиру и, как только он открыл полных вставных зубов рот, она поняла, что это не Ромео.
— Ну, ты, овца романовская, — донеслось до Святого из окна, где разорялся его приятель, — ты что, осекается, лошадь Пржевальского? Я полчаса вышибаю тебе стекла, — орал пьяный Толян, — че вылупилась? Стакан тащи, видишь людям выпить не из чего.
Спрыгнув на землю, он никак не мог успокоиться и возмущенно махал руками.
— Вот халява, рабочий класс вкалывает, между прочим уже два часа, а эта королева, наверное, до обеда под одеялом будет булки парить. Дай-ка, масть перебью, — он забрал у Олега бутылку и сделал большой глоток.
Не дожидаясь, дадут им стакан или нет, подельники завернули за угол и направились вдоль по зеленой тополиной улочке. Пройдя мимо двух домов, в третьем снова надыбали отворенную форточку. Барабанил в это окно Толян, как в свое собственное, и, не обращая внимания на редких прохожих, которые посматривали, как долговязый мужчина, отмахиваясь, очевидно от своего приятеля, лезет на скользкий подоконник, спешили по своим делам дальше. Святой отошел к кустам акации и, постелив на мокрую траву пустую коробку из-под рыбных консервов, присел и стал ждать. Как всегда, не привлекая к себе внимания, он осторожно косил по сторонам, с удовлетворением отмечая, что кажется все ништяк. Прошло десять томительных минут, это максимум для воров-домушников, работающих на «хапок». Олег выдержал еще пять, ждать дальше было нельзя: «Где он пропал, уродина?» Теперь он, уже не обращая внимания на то, видит или нет кто-нибудь, на то, что он вытворяет, Святой вспрыгнул на ржавый карниз и заглянул в квартиру. У стены, на аккуратно прибранной широкой кровати, закинув мосластые ноги в грязных плетенках на васильковую наволочку подушки, с диким присвистом храпел Леончик, возле него на полу лежал огромный узел краденых лантухов. Ожидавший от подельника любой шняги, но не такой, Олег буквально упал в хату.
— Вставай, свинья, — он скинул Толяна на жесткий пол.
Загремев костями, тот встал на карачки и, явно не понимая, что с ним происходит, что-то мычал.
— Вот чучело, я привык, конечно, что почти на каждой делюге ты корки мочишь, но сегодня, оглобля, ты лишка двинул.
Святой обхватил вдрызг пьяного приятеля поперек туловища и поволок его почти безжизненное тело к заранее распахнутому окну. Перевалившись через подоконник беспомощно болтающимися ногами, Леончик искал точку опоры.
— Отпускай, — скомандовал он подельнику, который крепко держал его за шиворот. Олег разжал пальцы и Толян рухнул на асфальт. Прихватив собранные вещи, Святой выбросил их на улицу, и выскочил вслед за ними сам, приземлившись прямо на спину бесчувственно распластанного подельника. Минут через пять, обливаясь потом, намертво вцепившегося в узел Леончика, Олег затащил в соседний двор. Под ароматно пахнущую дождем и смолой свежеструганную кучу досок, горкой сложенную у сарая, он засунул завязанные в безразмерную скатерть ворованные тряпки и, привалив Толяна спиной к угольному ящику, устало сел рядом. «Если так наворачивать будем», — глядя на спящего подельника, невесело размышлял Святой, — «то в недалеком будущем ждет нас небо в клеточку, одежда в полосочку».
Толян очнулся к вечеру и одубелыми шарами воспаленных глаз уставился на приятеля.
— Где мы?
— А ты как думаешь? — зло ответил Олег.
— Не знаю.
— Вот так ты проснешься когда-нибудь за решеткой — и не будешь знать, за что паришься. Выбирай, водку будешь жрать или работать?
— Ты же знаешь, я без отравы пахать боюсь, — виновато опустил голову Леончик.
Святой разворотил доски и вытянул узел с лантухами.
— Держи, к сожалению, нам с тобой не по пути.
