позвонил в больницу.
Жестом Амброзио изобразил весь путь падения, прервавшийся у подножия моста.
Брунетти разглядел красное пятно на перилах и еще одно – на внутренней стенке моста, что подтверждало версию криминалиста.
– Вы еще долго здесь будете? – спросил комиссар у двух других криминалистов.
Тот, что повыше, как раз осматривал мостовую у моста. Он и ответил Брунетти:
– Нет, синьоре, мы уже собрали все что можно. И отпечатки с перил взяли, и образцы со всех трех точек, так что остается упаковать инструменты и прибрать за собой.
– Прибрать? Сейчас? – Искушение спросить об этом было слишком велико, и Брунетти не устоял перед соблазном.
– У нас в лодке есть специальное ведро, синьоре. С веревкой. Кровь можно смыть простой водой из канала. – В устах криминалиста эти слова прозвучали буднично. Кровь. Ведро. Канал. – Сделаем – и назад, в квестуру. Подождите пять минут, и мы вас подвезем.
– Нет, спасибо, – ответил Брунетти. – Мне надо в больницу.
– Мы заедем туда по пути. Без проблем!
Комиссар знал, что так будет быстрее. Как и о том, что в отделении неотложной помощи, в ординаторской, есть кофе-машина. Он так часто приезжал туда со скорой, что персонал считал его уже чуть ли не за своего и разрешал готовить кофе в любое время дня и ночи.
– Спасибо, – сказал Брунетти криминалисту, направляясь к полицейскому катеру, пришвартованному у моста.
Когда катер доставил его к больнице, было начало четвертого – так называемое время плохих новостей. Брунетти поблагодарил водителя и сошел на берег. В коридоре отделения неотложной помощи, на стульях у стены, сидело восемь человек. Все дожидались своей очереди. Дежурный за регистрационным столом узнал Гвидо и махнул ему: «Проходите!»
Комиссар спросил о мужчине, доставленном с раной на голове, и ему сказали: скорее всего, тот до сих пор в радиологии, потому что для него еще не нашлось свободной койки. Упреждая следующий вопрос, дежурный посоветовал Брунетти пойти приготовить себе кофе, тем более что и его коллега наверняка там. Она ходила в радиологию и вернулась минут десять назад.
Прежде чем войти в ординаторскую, Брунетти, повинуясь привычке, постучал. Скрип отодвигаемого стула, приближающиеся шаги… Клаудиа Гриффони открыла дверь и улыбнулась ему. В три часа ночи, усталая и осунувшаяся, без макияжа, в застиранных черных джинсах и слегка растянутых носках, не говоря уже о мужском сером шерстяном свитере размера на три больше, чем нужно, она выглядела как супермодель – хоть сейчас на обложку.
– Я пью кофе, – сказала Клаудиа вместо приветствия и добавила: – Оно спасает мне жизнь.
Она вернулась к столу, допила кофе и отнесла чашку в мойку.
– Кофе-машина еще работает. Налить тебе чашечку?
Брунетти не видел причин, почему бы не сделать это самому, и уже хотел сказать об этом вслух, но тут Клаудиа добавила:
– Я знаю, что ты за равноправие полов, Гвидо. Просто ты выглядишь еще более усталым, чем я.
– Ну ладно, – сказал Брунетти. – Налей, пожалуйста.
Он пододвинул себе стул и молча подождал, пока Гриффони не принесла ему кофе, причем уже с сахаром.
– Спасибо, Клаудиа. Я долго торчал на улице. Когда выходил из дома, даже не думал, что там так холодно.
– И сыро. Не забывай о сырости! – Она демонстративно поежилась, потом взяла стул и села напротив. – Криминалисты что-нибудь нашли?
– Обычный уличный мусор, – ответил Брунетти, потягивая напиток.
– Ужасный кофе, правда? – сказала Клаудиа, едва взглянув на выражение его лица. – Если бы кто-то подал такой кофе в Неаполе, его бы пристрелили.
Брунетти опустошил свою чашку и тоже отнес ее в мойку вместе с блюдцем.
– Как по мне – нормальный. Но будь я алкоголиком, я, наверное, пил бы лосьон после бритья.
– По-моему, ты только что его и выпил, – ответила Гриффони.
Брунетти улыбнулся и прислонился спиной к мойке.
– Рассказывай!
– Пострадавшему около пятидесяти, и у него сильное сотрясение мозга. Доктор, который его осматривал, не невролог, поэтому ничего более определенного сказать не смог. На голове и на лице у жертвы синяки и порезы, возможно, полученные при падении. А еще – красные отметины на внутренней стороне запястья, о которых я тебе уже говорила. – Клаудиа перевела дух и продолжила: – После нашего разговора я узнала лишь то, что самые серьезные повреждения у него на голове, сбоку. – Она помолчала, подбирая нужное слово. – Врач говорит, что на черепе у этого человека что-то вроде вмятины.
Брунетти, услышав это, прищурился.
– Возможно, это последствие удара о металлические перила, – добавила Гриффони. – Падая, он стукнулся о них головой.
– Имя пострадавшего? – Гвидо вернулся к столу.
– Не знаю. В кармане у него были ключи от квартиры. Ни документов, ни пальто…
– Наверное, он живет где-нибудь неподалеку, – сказал Брунетти. – Могу я его увидеть?
Гриффони покачала головой.
– Медсестры предупредили, чтобы раньше пяти утра я не приходила. У них не хватает персонала, так что в палаты не пускают никого, кроме врачей и самих пациентов.
– А ты не пробовала…
Она не дала ему договорить.
– Я испробовала все, кроме прямых угроз, – не помогло. Та медсестра, с которой я беседовала, еще говорила со мной по-хорошему. Сейчас они вносят в компьютер информацию о пациентах и лучше их не отвлекать. – Видя, что Брунетти собирается что-то сказать, Клаудиа добавила: – Так будет лучше, Гвидо. – Она посмотрела на часы. – Нужно подождать чуть больше часа.
Коллега честно пыталась его приободрить, но ее собственный голос звучал устало.
Брунетти смирился с этой задержкой. То ли упал уровень адреналина в его крови, то ли сила воли иссякла, но противиться усталости он больше не мог. До этого комиссар стоял, упираясь обеими руками в спинку ближайшего стула, но теперь обошел его и опустился на сиденье.
Гвидо поставил локти на стол, наклонился, закрыл лицо ладонями и потер глаза. Внезапно ему очень захотелось помыть руки и умыться горячей водой.
Гриффони встала из-за стола и сказала, что пойдет поищет уборную, но Брунетти даже не поднял глаз. Да что там: он их даже не открыл. Дверь открылась и закрылась. Брунетти положил руки на стол и опустил на них голову.
Очнулся он, когда Клаудиа позвала его по имени и тронула за плечо.
– Гвидо, начало шестого! Мы можем пойти наверх.
Говорить Брунетти не хотелось, шевелиться тоже. Заряд бодрости, полученный от чашки кофе, давно улетучился. Но Гвидо послушно побрел за Клаудиа в радиологию. Когда они вошли, медсестра за столиком кивнула Гриффони:
– Он так и не пришел в сознание.
– Мы можем его увидеть? – спросила Клаудиа.
Медсестра глянула на Брунетти, и тот сказал:
– Я тоже из полиции.
Она кивнула, и Гвидо с Клаудиа прошли дальше по коридору. Почти в самом конце, у стены слева, на каталке лежал человек, укрытый одеялом. Из-под одеяла тянулись провода к металлическому штативу, а оттуда – прямиком к закрепленному наверху прибору, похожему на блок предохранителей.
Клаудиа кивком указала коллеге на каталку и направилась туда. Брунетти тоже подошел и посмотрел на пациента.
Это был тот самый седовласый мужчина, спутник профессорессы Кросеры.
7
– Что? – спросила Гриффони, посмотрев на Гвидо.
– Я его знаю, – ответил он. – Его жена неделю назад приходила ко мне поговорить.
– О чем?
– О сыне. Она опасается, что парень наркоман.
– А он действительно наркоман?
Клаудиа и прежде говорила тихо, но как только речь зашла о мальчике, отошла от каталки. Брунетти последовал за коллегой.
– Может, и да. Мать мало что смогла о нем рассказать. Лишь то, что он ведет себя странно, забросил учебу, не слушает, что ему говорят…
Гриффони спросила вполне серьезно:
– Только это?
Брунетти пожал плечами.
– В общем, да, – ответил он, вспоминая, что именно сообщила ему синьора Кросера и свое нежелание в этом участвовать.
– И что ты ей сказал?
– Попытался объяснить, что мы мало что можем сделать в этой ситуации. Конкретной информации она мне не дала. Я даже не уверен, что поведение мальчика, которое она описывает, связано с наркотиками. – Отвечая на
