Закончив разговор, я отправилась в свою комнату, предупредив отца, что планы вновь поменялись и я собираюсь провести вечер с Ильей. Папу это порадовало, правда, причина его радости осталась неясна: то ли вспыхнувшая надежда, что мы с Ильей свяжем себя брачными узами, то ли облегчение, что я покину дом.
В своей комнате я устроилась за компьютером и нашла в архиве газеты ту самую статью о трупе под мостом, скопировала ее, распечатала и просмотрела публикации вплоть до вчерашнего дня. Похоже, у этой истории продолжения не было. Сунув распечатку в карман сумки, я покинула дом.
Илья ждал меня в сквере возле театра драмы. Сев рядом с ним на скамью, я достала лист бумаги со статьей и протянула ему. Он пробежал глазами написанное и уставился на меня в глубоком недоумении. Игнорируя его взгляд, я широко улыбнулась.
– Что это? – спросил он.
– Статья в газете.
– Сообразил.
– У тебя есть возможность узнать: в этом деле есть какое-то движение?
– В смысле, выяснили менты, что это за девушка и кто ее убил?
– Ты действительно очень сообразителен, – подхалимски произнесла я.
– Видно, не особо, раз не могу взять в толк, с какой стати тебя это вдруг заинтересовало.
Ответ я подготовила заранее, у него было мало общего с реальностью, но звучал он вполне правдоподобно. Однако ничего говорить не пришлось. Илья нахмурился и добавил, исподлобья глядя на меня:
– Девицу обнаружили за месяц до исчезновения твоей матери. С чего ты взяла, что это как-то связано? Думаешь… какой-то псих убивает женщин?
– Разные мысли приходят в голову…
– Но… твою мать искали, и любой неопознанный труп… извини, – вздохнул Илья.
– Не извиняйся, я переживу. Может быть, следующий труп он спрятал куда лучше. Понимаешь, о чем я?
– Понимаю. Для кого-то эта девушка, возможно, до сих пор пропавшая без вести. Хорошо, я все узнаю. А сейчас, если не возражаешь, поговорим о чем-нибудь приятном.
Я не возражала, но о приятном все равно не получилось. Разговор то и дело возвращался к недавним событиям. Кончилось тем, что мы отправились в кино.
Утром я встала ни свет ни заря. Долго бродила по квартире и вздохнула с облегчением, поняв, что пора на работу. Однако в тот день мир шляп интересовал меня мало. Если быть честной, вообще не интересовал. Зато я вспомнила о намерении встретиться еще с одним человеком, занимавшем в жизни мамы большое место. Ее секретарем – Ольгой Николаевной. Странно, что четыре года мысль увидеться с ней ни разу не пришла в голову. Я даже не знала, работает она до сих пор в офисе отца или нет. Но номер ее мобильного все еще забит в моем телефоне.
Я схватила мобильный, нашла номер и поспешно нажала вызов. Восемь гудков, наконец я услышала голос:
– Алло.
– Ольга Николаевна? Это Анна Гришина. Простите за беспокойство… мы могли бы встретиться?
– Анна? – переспросила она с сомнением. – Дочка Татьяны Витальевны?
– Да, она самая.
– Но… я не очень понимаю… Хорошо, – вздохнула она, – давайте встретимся.
– Когда вам удобно?
– В любое время. Хоть сейчас.
«Значит, она, скорее всего, уже не работает», – подумала я.
Мы договорились встретиться в кафе «Леонора», находилось оно где-то в спальном районе, видимо, Ольга жила неподалеку.
Схватив ключи от машины, я отправилась туда.
Она нервничала. Это стало ясно, как только Ольга вошла в кафе. Я помнила ее строгой, деловитой, всегда в костюме, светлом или темном, в зависимости от сезона, белой блузке с брошкой на воротничке. Прямая спина, взгляд, полный достоинства. А еще сигареты. Она много курила, и мама быстро смирилась с этим. Табачным запахом были пропитаны все костюмы Ольги. Пальцы левой руки неизменно сжимали мундштук. Этот самый мундштук делал ее похожей на героиню довоенных фильмов, которые я иногда смотрела вместе с мамой.
«Ольга – последний из могикан, – любила повторять она. – Таких больше не делают».
Она и раньше была худой, а сейчас точно усохла, уменьшилась в росте. А я удивилась, какой старой она выглядит. По моим представлениям, ей лет шестьдесят, но в настоящий момент передо мной женщина за семьдесят, а ведь прошло всего четыре года.
Я вскочила из-за стола, чтобы Ольга меня увидела, помахала рукой. Она приблизилась, молча кивнула, скупо улыбаясь, и села на стул, как-то нерешительно и даже робко, словно сомневаясь в ра-зумности своего присутствия здесь.
– Здравствуйте, – сказала я. – Спасибо, что пришли.
– Не благодарите, – усмехнулась Ольга. – Я на пенсии. Занять себя не умею. А тут хоть какое-то развлечение.
Я предложила сделать заказ. Ольга очень внимательно изучала меню, точно это какой-то юридический документ, и вновь усмехнулась:
– Не уверена, что я хочу потратить такие деньги.
– Об этом не беспокойтесь, – поспешила заверить я.
Она пожала плечами и сделала заказ. Салат, горячее, кофе и пирожные.
Заказ принесли быстро. Ольга ела с удовольствием, смакуя каждый кусочек. Потом отодвинула тарелку и сказала:
– Спасибо. Готова компенсировать ваши издержки. Что вы хотели?
– Поговорить о маме, – ответила я.
Она взглянула с сомнением.
– Четыре года вопросов у вас не было…
В ней чувствовалась обида, а фраза прозвучала чересчур агрессивно. Я поспешно произнесла как можно мягче:
– Лучше поздно, чем никогда.
– С народной мудростью спорить трудно. Но чаще всего бывает поздно. Имейте это в виду.
– Вы сказали, что сейчас на пенсии, – решила я начать издалека.
– После того как ваша мать исчезла, мне в фирме работы не нашлось.
«Так вот в чем дело», – подумала я, теперь причина ее обиды более-менее ясна.
– Отец вас уволил?
– Я сама написала заявление. Он, кажется, про меня просто забыл. Два месяца я сидела в пустой приемной, а потом подала заявление.
– Он не пытался вас отговорить?
– Нет. Я думаю, подобные мелочи его не интересовали.
– Папу можно понять. Учитывая его тогдашнее состояние… – вступилась я за отца.
Ольга криво усмехнулась, не желая комментировать мое высказывание.
– У вас с ним были хорошие отношения? – спросила я.
– Скорее никаких. Я не хочу, чтобы это выглядело как сведение счетов, – нервно заговорила она. – Он подписал заявление, а я обиделась и теперь наговариваю на вашего отца. Но предупреждаю сразу: от меня обычных дифирамбов ему вы не услышите.
– Так я не за этим пришла.
– А зачем?
– За правдой, – пожала я плечами.
Ольга зло хмыкнула.
– Правда? Правда, деточка, понятие сугубо относительное.
– Поделитесь своей, – вновь пожала я плечами.
Она перегнулась ко мне и спросила, понижая голос:
– Вы ее видели, да?
– Кого? – растерялась я.
– Вашу мать.
С минуту мы таращились друг на друга.
– Не обращайте внимания, – вдруг пошла она на попятный и откинулась на спинку стула. Теперь она старательно отводила взгляд, голос звучал устало.
– Я дважды видела женщину, похожую на мою мать, – выделив слово «похожую», сказала я. – Судя по вашему вопросу, вы ее тоже видели.
Ольга кивнула.
– Неделю назад. Она сидела в машине возле моего дома. Я пошла в парк, ежедневная прогулка от безделья. На машину обратила внимание еще накануне. Но не разглядывала, кто за рулем сидит, а тут посмотрела.
– Вы разговаривали?
– Нет. Я бросилась к ней, но она завела машину и уехала.
– И что вы думаете по этому поводу?
– Ваша мать в беде и нуждается в помощи.
– Тогда почему уехала?
Ольга пожала плечами.
– Я не знаю ее обстоятельств. И вы, судя по всему, тоже. И вы, и я видели ее, но она не захотела говорить. И причина должна быть очень серьезная.
– И связана она с моим отцом?
Ольга нахмурилась, но промолчала.
– Вы считаете его… плохим человеком? – продолжила я, тщательно подбирая слова. – У вас есть для этого повод?
– Вы на мать похожи, – вдруг улыбнулась она. – Стараетесь быть вежливой, но своего добиваетесь. Что вы знаете обо мне?
Вопрос удивил.
– Вы долго работали с мамой. Пятнадцать лет, кажется…
– Семнадцать, – поправила она. – Я сирота, детдомовская. Ни кола ни двора. Замуж не вышла, ребенка не родила. Сначала боялась: куда одной с ребенком. Потом операция и приговор врачей. Скверная штука. Всю жизнь одна. Я вашу мать очень любила. Хотя мы никогда не были близки. Не переходили грань. Но обе знали, что можем положиться друг на друга. В общем, я всегда была на ее стороне.
– Круто, – не удержалась я. – Отец, выходит, был по другую сторону?
Ольга пожала плечами.
– Поначалу он не особенно меня интересовал. Его чары просто не действовали. Но он был ее мужем, и я радовалась, что у них все хорошо.
– До определенного момента?
– Да. До тех пор, пока он не заставил ее страдать.
– Что она рассказывала об этом?
– Ничего. Я же сказала, мы не переходили грань. Я была ее секретарем, а она моим боссом, ничего личного. Но я видела… видела, как она переменилась. Тусклый взгляд, растерянность… Она избегала его. По крайней мере, на работе. Ей было тяжело его видеть.
