свою любимицу и одной ночью перебили воинов султана, а послов с побоями и позором изгнали обратно в Ибер. Муслим, говорят, почернел аж от бешенства и повелел стереть город с лица земли, а Вирсанию притащить в цепях. Так бы оно и случилось, но юная царица проявила не по годам тонкий расчет и политическую прозорливость. Посовещавшись с верхушкой города и убедив их выбрать меньшее из зол, она отправилась в Сардогад к Хозрою. Что она пообещала царю, неизвестно, но, видимо, немало, раз вернулась с сардийским войском и договором о протекторате Сардии над Халидадом, подтверждающим все древние права и вольности города. Воевать с Сардией Муслим тогда все-таки не решился — так, погромил окрестности Халидада и убрался восвояси, но ненависть за позор все эти годы в душе султана не угасала ни на миг.
Камол в сомнении сдвинул камешек четок.
— Не пойму, как это нам поможет…
Глава 8
Оглядел своих соратников, Эрторий выдержал эффектную паузу и произнес, совсем не удивившись, увидев помрачневшие лица:
— Мы отдадим ему Халидад!
В целом, Тирос уже понял замысел магистра и как человек, не лишенный понимания добра и зла, внутренне содрогнулся. Эмоции никак не отразились на его лице, а лишь вылились в ряд возражений.
— Он не решится. Напасть на Халидад сейчас — означает пойти не только против Хозроя, но и против империи. Уверен, Константин уже смотрит на город как на свою собственность. И вообще, как мы это сделаем?
Губы Великого магистра сжались в тонкую нить.
— Мы предложим Хозрою отдать в жены султану свою дочь, а с ней как приданое — и протекторат над Халидадом. Муслиму не останется другого выхода, кроме как защитить свою новую родню и имущество, то есть вступить в войну против империи. За такой куш, как Халидад и Вирсания, Муслим будет драться с кем угодно. Восстановить репутацию и растоптать своих врагов одновременно — это дорогого стоит.
По лицу Камола проскочила гримаса отвращения: он, как никто, знал нравы повелителя Ибера.
— Хозрой никогда не отдаст свою любимую дочь в лапы старому извращенцу и изуверу.
Эрторий поморщился. Ему не понравилась импульсивность брата из Афры.
— Царь сейчас не в том положении, чтобы выбирать. Хозрой остается царем лишь до тех пор, пока не пали стены Ура. Потом незавидная судьба ждет не только его дочь, но и его сыновей, его самого, да и всю Сардию. Как вы думаете, что он выберет?
Задумчивый взгляд Тироса уперся в темный угол сада:
— А тебе не жалко Халидад? Султан не пощадит город, да и Вирсанию. Помню, хорошая была девочка, умненькая…
Рассерженный взгляд Данациуса полоснул лицо друга:
— Мы все лишь орудие в руках всесильных богов, и только им решать, какова будет цена победы!
Встречая яростный напор друга, Тирос понимал: то, что предлагает Эрторий, — аморально и цинично. Но в то же время комбинация рисовалась действительно блестящая. Подивившись в очередной раз беспощадной гениальности друга, он поднялся:
— Согласен. Ты прав — какова бы ни была цена, мы все поклялись ее заплатить без тени сомнения. Что я должен сделать?
Слова и готовность Тироса успокоили магистра, и он вернулся к спокойному изложению плана.
— Наш гостеприимный хозяин, Нуклеос Парастидис, недавно вернулся из Сардогада. Хозрой готов принять нашего посланника. Его будет ждать на границе отряд сардийских всадников, они проводят к царю. Я посылаю свою лучшую ученицу.
Взгляд Камола на мгновение оторвался от четок.
— Женщину? Разумно ли? К тому же двор царя — настоящая помойка. Никому нельзя доверять — эту новость уже наверняка продали Варсанию.
Эрторий удовлетворенно кивнул:
— Я подумал также. Поэтому Зара поедет как прикрытие, а с настоящей миссией я посылаю Алкмена. Он пойдет тайно, даже я не знаю, каким маршрутом.
Губы Тироса задумчиво зашевелились.
— Зара… Помню, помню. Выросла уже, говоришь?
Данациус вновь с неудовольствием посмотрел на друга:
— Тирос, что с тобой? Я не узнаю прежнего бойца. Зара сможет постоять за себя, не волнуйся.
Тирос устало прикрыл глаза.
— Я не волнуюсь, брат Эрторий. Просто слегка устал. Слишком много смертей в последние годы, во славу божию.
Помолчав, он продолжил, показывая, что сентиментальность не мешала ему продумывать детали.
— Ну хорошо. Допустим, мы всех уговорим. Но ведь на все требуется время. Посольства, свадьба, сбор армии — это не останется незамеченным. Варсаний немедленно обо всем узнает, и потом, на пути армии султана встанет восточная Фесалия с укрепленными городами и гарнизонами. У императора будет достаточно времени, чтобы вывести армию из котла или хотя бы занять и укрепить перевал. А может, к тому времени падет Ур, и тогда вообще все напрасно.
Эрторий кивнул, соглашаясь с логичностью аргументов.
— Все правильно, но…
Он немного помолчал, собираясь с мыслями.
— Для этого я вас и позвал. Не будет никаких пышных посольств и пустых договоров. Мы, братство Астарты, и мы сами выступим гарантом исполнения договора. Ни одного лишнего человека — только Хозрой, Муслим и Верховный совет братства в лице наших представителей.
Оба магистра постепенно проникались глобальностью замысла, но все еще были полны сомнений. Первым решился озвучить их Камол из Афры.
— В Сардогаде и в Ибере знают о нашем бедственном положении. Достаточно ли будет им наших гарантий, учитывая, что оба правителя люто ненавидят друг друга и взаимно не доверяют.
В глазах Великого магистра заплясали веселые искорки.
— Наши враги, сами того не подозревая, станут залогом нашей силы и возможностей. Вы думаете, Хозрой не знает, какую ментальную стражу постоянно держит вокруг себя император Константин, или, может, Муслим сомневается, от кого призван защищать орден Огнерожденного Митры? Они оба — и Хозрой, и Муслим — не имеют таких возможностей защиты, поэтому пока жив хотя бы один из нас, наше слово будет весомее любой стали.
Согласившись с доводами, Тирос все же не удержался от сомнений:
— Армия Ибера многочисленна, но плохо вооружена, немобильна и неспособна брать укрепленные города. Как она пройдет незамеченной через Фесалию?
Данациус вновь стал серьезен:
— Чтобы занять перевал, не нужна вся армия. А гвардия султана — это почти десять тысяч первоклассных всадников. Они как нож сквозь масло пройдут через восточную Фесалию. Не останавливаясь на осаду городов, гвардия достигнет перевала недели за три — примерно за то же времени весть о вторжении дойдет до ставки императора.
Он не смог удержаться от довольной усмешки.
— Много бы я дал, чтобы посмотреть в этот момент на лицо Варсания Сцинариона.
Хорошее настроение Эрторию испортило выражение лиц его сподвижников, все еще хранившее вопросительное
