в состоянии сдержать ослепительное солнце, лупящее мне прямо по подушке. Я испускаю стон.
— Патрик! — кричу, наклоняясь к прикроватной тумбочке, чтобы достать пузырек ибупрофена. На мраморной подставке стоит стакан с водой — и появился он здесь совсем недавно. Лед еще не растаял, кубики торчат над поверхностью, словно буйки в штиль. Холодный пот, проступающий на стенках стакана, собирается под ним в лужицу. — Патрик, что ж мне так плохо-то?
Мой жених, который как раз входит сейчас в спальню, негромко усмехается. В руках у него поднос с оладьями и диетическим индюшачьим беконом, и я немедленно озадачиваюсь вопросом, чем таким я заслужила, чтобы мне приносили завтрак в постель. Не хватает разве что вазочки со свежесорванным полевым цветком, чтобы все вместе сделалось сценой из семейного кинофильма — это если оставить за скобками мое дикое похмелье…
«Может, это карма, — думаю я. — Семья у меня была дерьмовая, зато муж достанется идеальный».
— После двух бутылок вина так оно и бывает, — говорит Патрик и целует меня в лоб. — Особенно если те бутылки в процессе постоянно меняются.
— Мне просто давали один бокал за другим, — говорю я, выбрав кусочек бекона и вгрызаясь в него. — Я даже не знаю, что именно пила.
И тут вспоминаю про «Ксанакс». Про маленькую белую таблетку, которую проглотила за какие-то несколько минут до того, как мне начали вручать бокалы. Неудивительно, что мне так хреново; неудивительно и то, что вчерашний вечер кажется слегка размытым по краям, словно я сейчас пересматриваю события сквозь матовое донышко стакана. Щеки вспыхивают от стыда, но Патрик ничего не замечает. Просто смеется и гладит меня по спутанным волосам. Его прическа, в отличие от моей, в идеальном состоянии. Я осознаю, что он успел принять душ, его лицо выбрито, светло-песочные волосы смазаны гелем и расчесаны на идеально тонкий пробор. От него пахнет средством после бритья и одеколоном.
— Ты куда-то собрался?
— В Новый Орлеан. — Он морщит лоб. — Помнишь, я тебе говорил на прошлой неделе? Про конференцию?
— А, точно. — Я трясу головой, хотя ничего такого не припоминаю. — Извини, башка до сих пор мутная. Только… сегодня же суббота. Она что, на выходных будет? Ты ведь только что вернулся домой…
До знакомства с Патриком я мало что знала о фармацевтических продажах. По большому счету только про деньги, или, если точнее, что в этой профессии они немаленькие. Во всяком случае, в перспективе, если хорошо справляться. Теперь-то мне известно куда больше, в частности, что работа эта сопряжена с постоянными разъездами. За Патриком закреплена добрая половина Луизианы и часть Миссисипи, так что на неделе он буквально не вылезает из машины. Встает рано, ложится поздно, уйму времени проводит в пути от больницы к больнице. И конференций тоже множество: тренинги по продажам и ассортименту, интернет-маркетинг медицинского оборудования, семинары по перспективным направлениям фармацевтики. Я знаю, что он все это время скучает по мне, но знаю также, что ему все это нравится — вино и обеды, роскошные отели, треп с врачами… И в своем деле он очень успешен.
— Вечером все собираются в отеле, чтобы перезнакомиться, — медленно произносит Патрик. — Завтра — турнир по гольфу, а в понедельник начнется сама конференция. Ты все забыла?
Мое сердце пропускает удар. «Да, — думаю я. — Да, я все забыла». Но я лишь улыбаюсь, отпихиваю в сторону тарелку с завтраком и обвиваю руками его шею.
— Прости, уже припоминаю… Просто, кажется, не протрезвела еще.
Патрик, как я и ожидала, смеется и ерошит мне волосы, будто я дошкольник на матче в детский бейсбол и настала моя очередь подавать.
— Неплохо вчера повеселились, — говорю я, чтобы сменить тему. Кладу голову ему на колени и закрываю глаза. — Спасибо тебе за все.
— Конечно, неплохо, — соглашается он, рисуя кончиком пальца у меня на голове различные фигуры. Кружок, квадратик, сердечко. Потом на минуту умолкает — молчанием того сорта, которое тяжко повисает в воздухе — и наконец спрашивает: — О чем ты там вчера с братом разговаривала? Ну, снаружи.
— Ты про какой разговор?
— Ты прекрасно знаешь, про какой. Тот, который я прервал.
— А, вот ты о чем, — говорю я и чувствую, что веки опять наливаются тяжестью. — Купер в своем репертуаре. Ничего особенного.
— О чем бы вы там ни говорили, выглядело все… не слишком мирно.
— Он беспокоится, что ты женишься на мне по неправильной причине, — говорю я, обозначая пальцами кавычки в знак, что цитирую. — Такой уж мой брат. Стремится меня защитить.
— Он так и сказал?
Патрик убирает руку с моей головы; я чувствую, как он напрягся, и жалею, что эти слова не застряли у меня в глотке. А все из-за вина, которое до сих пор шумит в крови и заставляет мысли расплескиваться, словно содержимое переполненного бокала, оставляя повсюду пятна…
— Забудь, — говорю, открывая глаза. Я ожидала, что Патрик смотрит на меня сейчас сверху вниз, но нет — он уставился невидящим взглядом куда-то вдаль. — Купер полюбит тебя не меньше моего, я точно знаю. Он старается.
— Он хоть объяснил, откуда у него такие мысли?
— Патрик, ну что ты, в самом деле? — Я усаживаюсь на постели. — Купер меня защищает. И всегда так делал, с самого детства. Сам знаешь, что у нас за прошлое. Он вроде как ото всех вокруг ждет подлянки. В этом мы с ним похожи.
— Да, — произносит Патрик, все еще стеклянно глядя вдаль. — Да, понимаю.
— И я-то знаю, что ты женишься на мне по самым правильным причинам, — говорю я и кладу ладонь ему на щеку. Он чуть отдергивается, словно мое прикосновение вывело его из транса. — Включая накачанную пилатесом попку и мою оргазмическую курятину под винным соусом.
Он наконец оборачивается на меня, не в силах сдержать улыбки, потом разражается хохотом. Накрыв мою ладонь своей, сжимает мне пальцы, потом встает.
— Не вздумай работать все выходные, — говорит Патрик, разглаживая складки на отутюженных брюках. — И дома не сиди. Развлекайся.
Картинно закатив глаза, я подхватываю очередной ломтик бекона и, сложив его вдвое, целиком запихиваю в рот.
— Или займись подготовкой к свадьбе, — продолжает он. — Дальше откладывать некуда.
— Еще целый месяц, — с ухмылкой отвечаю я.
То обстоятельство, что свадьба намечена на июль, тот самый месяц, когда двадцать лет назад начали пропадать девочки, от меня не укрылось. Мысль об этом посетила меня в тот самый миг, когда мы прошли сквозь ворота «Кипарисового ранчо». К усадьбе вела великолепная мощеная дорожка, с дубов по обе ее стороны все еще капало после дождя, выкрашенные в белый цвет стулья были идеально ровно
