сделать. Что я должна была сказать.
Я не забуду ни единого слова.
Я бы не осмелилась.
Я бездумно тереблю старую, порванную рубашку, которая на мне надета. Мне не нравится одежда, в которую одел меня папа, но он сказал, что я должна выглядеть так, будто я совсем-совсем нищая и из бедной, возможно, даже бездомной семьи. Он даже размазал грязь по моему лицу и волосам. Мне противно, и я хочу принять ванну, но я не могу этого сделать, пока не сделаю то, о чём просил меня папа.
Я подхожу к входной двери, и моё сердце как-то странно бьётся. Оно стучит так быстро, что я не могу набрать в лёгкие побольше воздуха. Мне не нравится, как я себя чувствую, и продолжаю теребить свою рубашку, мне страшно. Может, я могла бы убежать? Просто сбежать и никогда не возвращаться к папе. Но он найдёт меня. Он сказал, что найдёт меня. Он сказал, что я никогда не смогу сбежать от него, пока он не разрешит мне.
Я бы хотела, чтобы он сказал мне, что я могу.
Я стучу в дверь. Мягко. Может быть, если никто не ответит, я смогу пойти домой, принять ванну и почитать книгу, и папа поймёт, что это действительно глупая идея.
Дверь открывается.
В дверном проёме стоит мужчина и смотрит на меня сверху-вниз. Он выглядит не так страшно, как я себе представляла. На нём костюм, похожий на те, что надевает папа, когда отправляется в какое-нибудь модное место. У него очень тёмные волосы и красивые голубые глаза. Они похожи на небо. Он мгновение изучает меня, а я смотрю на него, и мой голос замирает. Что, если это действительно хороший человек, а мой отец собирается сделать с ним что-то ужасное?
Я сглатываю, а затем тихим голосом выдавливаю:
— Извините, что беспокою вас, но я заблудилась и не могу найти дорогу домой.
Мужчина пристально смотрит на меня, его взгляд скользит по моей одежде, а затем возвращается к моему лицу.
— Как тебя зовут, милая?
Моё сердце подпрыгивает. Никто никогда раньше не обращался ко мне так мило. Во всяком случае, никто, кроме мамы.
— Меня зовут Салли.
Это имя, которое папа велел мне использовать. Он сказал, что ни при каких обстоятельствах я не должна называть своё имя. Никогда.
— А где ты живёшь, Салли?
Я смотрю по сторонам, налево и направо, как велел мне папа.
— Я… Я не совсем уверена, где я. Я была с мамой, а потом увидела бабочку и убежала. Потом я заблудилась и продолжала идти. Теперь я не знаю, где нахожусь. Могу я воспользоваться вашим телефоном, чтобы позвонить себе домой?
Мужчина удивленно поднимает брови.
— Ты знаешь свой собственный номер телефона? Сколько тебе лет?
— Мне почти восемь, и да, мама говорила мне, что все дети должны знать свои номера телефонов.
Он кивает, явно впечатленный, а затем говорит:
— Хорошо. Входи.
Я снимаю свои потрепанные ботинки, что тоже придаёт мужчине довольный вид, и затем следую за ним в большой дом. Здесь приятно пахнет. Похоже на печенье. Хотелось бы мне попробовать печенье. Ребекка печёт их для меня, когда папы нет рядом, но он говорит, что я не должна есть сахар, что мне нужно поддерживать себя в форме и быть здоровой, чтобы я могла помогать ему.
Мама всегда угощала меня печеньем.
— Телефон вот здесь.
Мы заходим в большую гостиную с большими красными диванами, и мужчина подходит к телефону, протягивает его мне. Я смотрю на него, а затем начинаю нажимать кнопки. Папа говорит, что у него есть специальный телефон, по которому я должна позвонить. Не знаю, зачем ему это нужно, но я слышала, как он разговаривал с кем-то по телефону, говоря, что может отслеживать что-то. Я не знаю, что это значит. Он всё равно отвечает и спрашивает:
— Вы в доме?
Мы тоже это практиковали.
— Мамочка? Я заблудилась. Я в гостях у мужчины.
— После того, как повесишь трубку, не забудь сходить в туалет, улизнуть и найти всё, что сможешь, — приказывает папа.
— Я н-не думаю, что он опасный человек, — говорю я, глядя на мужчину, как и говорил мне папа.
Брови мужчины поднимаются, и он качает головой.
— Я не причиню тебе вреда, юная леди. Дай своей маме мой адрес.
Он даёт мне свой адрес, и я говорю это по телефону.
— Иди. Поторопись, — ворчит папа и вешает трубку.
— Хорошо, мамочка, скоро увидимся.
Я вешаю трубку и передаю её обратно мужчине.
— Она в пути. Сказала, что будет здесь через десять минут.
— Очень хорошо. Могу я принести тебе стакан воды?
Я киваю.
— Да. Пожалуйста. Могу я воспользоваться вашим туалетом? Я уже выпила большой молочный коктейль.
Я сжимаю ноги вместе, как мне было велено, и мужчина кивает.
— Если ты пройдешь по этому коридору, отсчитаешь три двери, то найдёшь его слева от себя. Ты знаешь, с какой стороны от тебя налево?
Я киваю и указываю налево.
— Умная девочка. Я принесу тебе воды.
Я иду по коридору, и когда слышу, как мужчина заходит на кухню и дверь за ним закрывается, я начинаю открывать все двери в коридоре. Первые две — спальни, и не похоже, что в них что-то есть. Третья — туалет, как он и говорил. Я перебегаю на другую сторону и тоже открываю их. Наконец я оказываюсь в офисе, и проскальзываю внутрь. На сердце у меня как-то не по себе, и желудок сводит, но я спешу, как и сказал папа. Подхожу к столу и беру всё, что могу найти. Любые листочки бумаги с именами, или номерами телефонов, или счета-фактуры, которые папа показывал мне, чтобы я знал, как они выглядят.
Я беру столько, сколько могу, складываю всё это и засовываю в штаны, а затем выбегаю обратно и бегу по коридору в уборную. Я вхожу внутрь, закрываю дверь и хватаюсь за раковину, тяжело дыша. Это было действительно страшно, и мне это совсем не понравилось. Ни капельки. Я вымыла руки и промокнула лицо, а затем, прежде чем выйти, убедилась, что бумага как следует заправлена в штаны.
Мужчина как раз входит в холл, когда я выхожу, и вздрагиваю, видя его.
Он мог бы поймать меня.
Но он этого не сделал.
Слава Богу.
— Все в порядке? — спрашивает он меня.
— Да, спасибо.
Я возвращаюсь в гостиную и выпиваю стакан воды, который он мне протягивает. Когда десять минут спустя раздаётся стук в дверь, я бросаюсь открывать. Папа уже сказал
