— Надо позвать мастера Уилсона, — сказал Бартоломью. — Он должен решить, что делать.
— Да. Позовем, — ответил Элфрит. — Но сначала я хочу найти Августа. Не может он быть далеко. Мы поищем вместе и, несомненно, обнаружим, что его перенесли по какой-то совершенно логичной причине.
Элфрит поднялся, снова заглянул под кровать. Чтобы быть до конца уверенным, Бартоломью последовал его примеру, но ничего не нашел, даже подпалин на дереве, которые разглядывал вчера ночью. Он присмотрелся повнимательнее. Пыль, которая собралась под кроватью, исчезла. Такое впечатление, что кто-то тщательно ее подмел. Бартоломью взглянул на пол под маленьким столиком и увидел, что там тоже подмели.
— Там ты его точно не найдешь, Мэттью, — с легким раздражением заметил Элфрит и направился в спальню коммонеров. Бартоломью последовал за ним, косясь на щербину в стене, которую оставил предназначавшийся ему нож.
Оба остановились на пороге, глядя на девятерых спящих коммонеров. Вдоль дальней стены продолговатой комнаты находились тесные кабинки для занятий, расположенные так, чтобы можно было работать при дневном свете из окон. У кабинок были высокие деревянные стены, так что сидящий за столом не мог видеть своих соседей; уединение во время занятий считалось куда большей ценностью, чем уединение для сна. Сейчас все кабинки пустовали, в некоторых на столах лежали бумаги, в одной-двух — бесценные книги из скромной библиотеки Майкл-хауза.
Бартоломью медленно обошел комнату, оглядывая каждого коммонера. Пятеро из них, в том числе и Пол, были стариками, доживавшими свои дни в колледже из милости, в награду за верную службу. Человек, напавший на Бартоломью, казался сильным и высоким, примерно как сам Бартоломью, который отличался ростом выше среднего и крепким сложением. Кроме того, он был сильнее и здоровее большинства преподавателей, поскольку посвящал много времени обходам пациентов и не гнушался физическими упражнениями. Нападение не мог совершить старик; следовательно, оставались четверо.
Из них Роджер Элингтон был ростом с Бартоломью, но одна его рука висела сухой бесполезной плетью, а у того, кто боролся с врачом, были две сильные руки. Итак, число подозреваемых сократилось до трех. Отец Джером был на три с лишним дюйма выше Бартоломью, но отличался болезненной худобой и постоянно заходился сухим лающим кашлем. Бартоломью подозревал у него тяжелый недуг, но Джером наотрез отказывался принимать лекарства. Ему явно не хватило бы сил бросить вызов человеку комплекции Бартоломью. Итого, оставались двое: француз Анри д'Эвен и грубоватый йоркширец Джослин Рипонский. Д'Эвен был худощав, и, хотя теоретически он мог напасть на Бартоломью, представлялось сомнительным, чтобы француз сумел побороть его. Джослин появился в Майкл-хаузе недавно, по приглашению Суинфорда. Это был крупный мужчина с румяным лицом и блестящей лысиной. С самого дня приезда Бартоломью ни разу не видел Джослина трезвым, и сэр Джон не единожды выговаривал ему за драчливость, когда члены коллегии собирались по вечерам в профессорской, спасаясь от скуки. У этого определенно хватило бы сил побороть Бартоломью.
Бартоломью стоял и смотрел на него. Джослин хмурился даже во сне. Мог йоркширец напасть на врача? Бартоломью склонился к нему и уловил запах перегара. От того человека вином не пахло. Конечно, это вполне могло оказаться уловкой — ничто не мешало ему после осушить стакан вина, чтобы отвести от себя подозрения. Д'Эвен лежал на соседнем с ним тюфячке, свернувшись калачиком, словно ребенок.
Бартоломью выпрямился и на цыпочках вышел из спальни, морщась от боли в ушибленном колене. Элфрит все так же стоял на пороге и с посеревшим лицом осторожно ощупывал рану на голове.
— Долго вы уже пробыли в комнате, прежде чем на вас напали? — спросил монаха Бартоломью.
Тот глубоко задумался.
— Точно не знаю. После моего ухода в зале стало очень шумно. Полагаю, остальные профессора покинули его вскоре после нас: негоже продолжать попойку, когда один из коллег мертв. Хотя студенты должны были остаться и вволю насладиться свободой и вином. Впрочем, ни один из коммонеров тогда еще не вернулся, — добавил он внезапно. — Не каждый день их угощают такими яствами и вином, и они, как и студенты, намеревались выжать из пира все удовольствие до последней капли.
— Значит, вы, Пол и Август были в этой части здания одни? — спросил Бартоломью. — А остальные оставались в зале?
— Не могу утверждать, что они были в зале, — отозвался логик, — но здесь их не было. В зале, как я уже сказал, стало шумно, и это отвлекало меня от молитвы. Я поднялся — пожалуй, было чуть за полночь, — чтобы закрыть дверь в комнату, потом продолжил молиться. Возможно, я слегка задремал, — признался он, — но проснулся бы, если б вернулись коммонеры.
— Вы не слышали никаких звуков, кроме шума из зала?
— Никаких, — твердо ответил Элфрит. — А ты? Как ты оказался в спальне коммонеров в такую рань?
— Я проснулся в то же время, как и обычно, — сказал Бартоломью, — и увидел в комнате Августа свет. Я подумал, что вас, наверное, надо подменить, и пришел.
Элфрит кивком поблагодарил его.
— Прошу, продолжай, — сказал он.
— Я поднялся по лестнице как можно тише, чтобы никого не разбудить, открыл дверь и застал вас, как я подумал, за взломом половиц. Тот, кого я принял за Августа, лежал на полу. Когда я вошел, человек, которого я принял за вас, вскочил на ноги и бросился на меня, прежде чем я успел что-то сделать. У него был нож, и мы сцепились. Потом он столкнул меня с лестницы, и я услышал шаги. По лестнице он не спускался, потому что я упал перед дверью, и он не мог бы открыть ее, не оттащив меня. Я поднялся по лестнице обратно, но не нашел и следа нападавшего ни в каморке Августа, ни в дортуаре. Тут вы пришли в себя, и я понял, что Август пропал.
Элфрит нахмурился.
— Что-то слишком крепко спят наши коммонеры, — заметил он. — Меня ударили по голове, да и ты, верно, наделал шуму, когда падал. Вы дрались буквально на площадке перед их дверью, но ни один из них не проснулся. Сейчас мы с тобой стоим здесь и разговариваем, и хоть бы кто шелохнулся. Любопытно, ты не находишь?
Он прошел в центр дортуара и громко хлопнул в ладоши. Храп Джослина на миг прекратился, затем послышался вновь. Элфрит взял со стола оловянное блюдо, смахнул с него несколько сморщенных яблок и что было силы грохнул им о стену. Грохот раздался неимоверный. Джослин простонал и перевернулся на бок. Д'Эвен и Джером зашевелились, но не проснулись.
Тревожный холодок под ложечкой, который Бартоломью уже чувствовал прежде, вернулся. Он присел рядом с Элингтоном и приложил руку к его шее. Пульс был лихорадочный и прерывистый. Он оттянул веки, отметил, что зрачки медленно отреагировали на свет. Потом перешел к одному из стариков и повторил процедуру.
Он поднял глаза на Элфрита.
— Их опоили, — сказал он. — Ну конечно! Как еще пришелец смог бы обшарить комнату и похитить тело?
Элфрит ответил ему изумленным взглядом.
— Боже правый! — прошептал он. — Какое зло творится у нас в колледже! Что могло толкнуть кого-то на подобное деяние?
Бартоломью вспомнились слова, сказанные накануне Августом: «Затевается зло, оно набирает силу и поразит всех нас, в особенности неосторожных».
— Что? — переспросил Элфрит, и Бартоломью понял, что произнес эти слова вслух.
Он почти начал рассказывать, когда что-то вдруг остановило его. Он был озадачен. События последних нескольких часов казались совершенно необъяснимыми, и яркий день внезапно потускнел, отравленный подозрением и недоверием, которые поселились в его сознании.
— Так, просто цитата, — пробормотал он с деланой небрежностью, поднимаясь, чтобы осмотреть остальных.
— Ага! — воскликнул Элфрит. Бартоломью стремительно обернулся. — Похоже, вот оно!
В руках он держал пузатый оловянный кувшин вроде тех, в каких подавали вино за обедом. Бартоломью осторожно взял его. На дне плескались остатки вина и несколько зубчиков гвоздики. По всей видимости, на определенном этапе пира хорошее вино мастера Уилсона заменили напитком похуже, требовавшим добавления пряностей. Но это было не все. В жидкости колыхались и оседали на стенках кувшина крупинки серовато-белого порошка. Бартоломью осторожно понюхал его и узнал сильный запах опия. Коммонеры, верно, были изрядно пьяны, если не заметили его, а от такой дозы в сочетании со всем выпитым за ночь они должны были проспать не меньше чем до полудня.
Он передал кувшин обратно Элфриту.
— Сонное зелье, — пояснил он, — и притом сильнодействующее. Надеюсь только, что не слишком сильнодействующее для стариков.
Он продолжил обход, укладывая погруженных в сон коммонеров на бок, чтобы они не задохнулись, и проверяя пульс. Его беспокоил крошечный человечек с искривленной спиной, которого звали просто Монфише — по названию замка, в котором он появился на свет. Пульс у Монфише бешено частил, кожа была холодной и липкой на ощупь.
