— Ему недолго придется радоваться, — отрезала Цыси. — Поторопись!
Чжан Цзиня мучили сомнения, но Цыси была настроена так решительно, что с ней не имело смысла спорить, — он знал это ее упорство с самого детства.
— Также вызови принца Цюня.
— И принца Гуна, ваше величество?
— Нет, Цзинь. Я хочу видеть принца Цюня, отца нового императора. Заодно пошли за Жунлу, — добавила Цыси, когда Чжан Цзинь повернулся к двери.
Первым прибыл Жунлу. Он выглядел разгоряченным и недовольным.
— Я думал, вы будете спать в одиночестве, ваше величество.
— И поэтому устроился с другой женщиной?
— Ваше величество... — попытался возразить неверный возлюбленный, однако явное смущение выдало его.
Цыси улыбнулась и положила свою ладонь на его руку.
— Разве ты еще не понял до сих пор, что я прощу тебе все, пока ты честно служишь мне, Жунлу? Подожди в соседней комнате и слушай внимательно все, о чем пойдет речь. Будь готов действовать.
— Ожидаются неприятности?
— Не думаю. Я собираюсь припугнуть уже напуганного старика. До смерти припугнуть.
Следующим пришел принц Цюнь, как всегда дрожащий от мрачных предчувствий.
— Наметился кризис, — проинформировала его Цыси. — Я надеялась решить проблему с соблюдением должных приличий, но теперь это уже невозможно. О смерти моего сына необходимо объявить немедленно и без проволочек сообщить имя нового императора. Принц Цюнь, вы сейчас же пойдете домой к моей сестре в сопровождении солдат Пекинского полевого войска Жунлу, завернете своего сына так, чтобы никто не мог его опознать, и принесете его мне, сюда, в Запретный город.
— Но, ваше величество... может, утром?
— Утром не останется времени. С объявлением о смерти Тунчжи его преемник должен быть тут же возведен на престол. Это крайне важно.
— Но, ваше величество, императрица Алюта...
— Этим я и собираюсь сейчас заняться. Иди и возвращайся с императором Гуансюем.
Принц Цюнь поспешил удалиться. Цыси присела в передней на кресло с высокой спинкой. Ушел час на то, чтобы Чжан Цзинь добрался от Запретного города до дома Цюньци, поднял старика с постели и доставил его во дворец, однако Цыси была готова ждать. Ожидание укрепило ее решимость.
В детстве она была наивной, чистой девочкой, которой просто хотелось доставлять окружающим удовольствие, тем самым обеспечивая себе безмятежное существование. Чувства величия, ответственности за принадлежность к династий вызревали в ней медленно. Они проявились в полной мере, когда британцы и французы начали наступление на Пекин в 1861 году. Только она и принц Гун, двое из членов императорского дома, пожелали остаться и встретиться с варварами лицом к лицу в бою, остальные бежали в горы Жэхэ.
Этим она завоевала уважение к себе принца Гуна и в равной степени — ненависть других советников императора Сяньфэна, в большинстве своем его дядьев. Тогда юная Цыси осознала, что жизнь ее в опасности из-за беспокоящего окружающих ее огромного влияния на Сына Небес.
Больше года ее единственным устремлением оставалось просто выжить. Но когда со смертью Сяньфэна и покушением на ее жизнь кризис все-таки настал, она реагировала жестоко и с непоколебимой решительностью. Тогда же она впервые вынесла смертный приговор, и рука у нее не дрогнула: выбор был однозначный — или они, или она. Она и ее сын.
Уже тогда она допускала, что подобная ситуация может возникнуть снова. Время настало, и Цыси была готова действовать столь же безжалостно, как и в прошлом. Она не сомневалась, что даже будь ее отношения с Алютой добрыми и сердечными, если девушка родит и ее ребенок станет императором, а она сама — новой вдовствующей императрицей, тем самым отстранив от власти двух старых, то ее первыми действиями, поскольку она окажется под контролем тех родственников, которые никогда не забудут, что Цыси казнила ее прадеда, будут месть, месть и месть.
Месть коснется не только ее самой, осознавала. Цыси. Она обязательно распространится на императора Гуансюя и всю его семью. Поэтому сейчас нельзя позволить никаких послаблений.
Цюньци пребывал в приятном возбуждении и с желанием угодить ей, он надеялся, что причиной его вызова глубокой ночью в личные апартаменты императрицы стала необходимость обсудить государственные проблемы, сулящие ему столь головокружительное продвижение по службе, о котором он не загадывал и в самых смелых мечтах.
Но она была недовольна...
С первого взгляда на ее лицо он понял, что она недовольна. Старик упал на колени перед ее креслом.
— Твоя дочь, жена моего покойного сына, — начала Цыси, роняя словах едким сарказмом в голосе, — распространяет слухи, будто она беременна.
Цюньци поднял голову и беспокойно взглянул на Цыси.
— Я все выясню, ваше величество.
— Нет необходимости, — отрезала Цыси. — Я знаю, что эти слухи фальшивы. Мой сын был импотентом.
Цюньци открыл было рот, но тут же его захлопнул, как рыба, вытащенная из воды. Он никогда не слышал об этом раньше: об этом не сообщалось, когда Алюту направляли в императорскую опочивальню.
— Это известно мне одной, — сказала Цыси. — Мне и некоторым доверенным слугам. — Она посмотрела на Чжан Цзиня. — Поведение твоей дочери достойно самого серьезного порицания.
— Я поговорю с ней, строго поговорю, ваше величество.
— Сомневаюсь, что это сейчас поможет, Цюньци. Как ты прекрасно знаешь, новый император избран и уже находится в Запретном городе. — Считать это ее заявление правдоподобным можно было с большой натяжкой. — О смерти императора будет объявлено сегодня, одновременно с передачей престола Гуансюю.
— Сегодня, ваше величество? — Цюньци был поражен такой ничем не оправданной спешкой.
— Сейчас трудные времена, — продолжала Цыси, — и ты должен понимать, что притязания твоей дочери могут легко разжечь ненужные эмоции и вызвать волнения в народе.
— Я запрещу ей вообще говорить об этом, ваше величество.
— А если, невзирая на запрет, она станет говорить об этом тайком? Она будет язвой, разъедающей нашу династию и империю изнутри.
— Ваше величество, — взмолился Цюньци, — что же я должен делать?
Цыси несколько секунд пристально смотрела на него и затем заговорила вкрадчивым голосом:
— Без сомнения, Алюта переживает утрату моего сына, возможно, даже более глубоко, чем сама это осознает. Я уверена, с годами ее скорбь станет непереносимой, и она станет в тягость своей семье, но в неизмеримо большей степени — себе самой.
Цюньци сглотнул.
— Ваше величество...
— Поэтому, я уверена, будет самым лучшим откровенно сказать об этом императрице, — спокойно продолжала Цыси.
— Ваше величество, вы не можете просить меня сказать такое собственной дочери.
— Даже ради нее самой? У тебя есть еще дочери, не так ли, Цюньци?
— Есть, ваше величество. — Цюньци трясло.
— И сыновья тоже.
Цюньци так дрожал, что не мог произнести больше ни слова.
— Отец должен постоянно помнить, что он отвечает за всех своих детей, а не за одного, — увещевала Цыси. — Так же, как ребенок обязан всегда знать о его или ее долге перед всей семьей. В данном случае ты как отец должен знать: если императрица действительно беременна, то исключительно от кого-то помимо императора. И это означает измену, а в подобном преступлении повинной считается вся семья.
Цюньци готов был разрыдаться.
— Теперь иди и подумай обо всем хорошенько, — сказала ему Цыси. — Помни о своем долге перед семьей. И напомни своей дочери о ее долге.
Чжан Цзинь открыл внешнюю дверь, и Цюньци увидел стоящего снаружи Жунлу со скрещенными на груди руками и висящим на боку мечом. Старик покинул комнату с низко опущенной головой.
— Баррингтон! — Цыси улыбнулась своему фавориту. — Разлука была слишком долгой для меня.
— Для меня тоже, ваше величество.
Джеймс распрямился после глубокого поклона и посмотрел на женщину, которую когда-то целовал и которой предлагал замужество. Она же тогда только спросила в ответ, сделает ли он ее очень богатой. Он обещал, и хотя она сказала «да», у него оставались подозрения, что Цыси никогда бы не вышла замуж за него, даже если бы не вмешался ее отец. Очень богатая — относительное понятие.
Когда он делал свое предложение, Лань Гуй исполнилось шестнадцать лет. Весной 1875 года ей было уже под сорок. Скрытая гримом императрицы, она мало напоминала ту девушку, которую он любил и к которой сватался. Джеймс предположил, что и без макияжа немногое осталось от когда-то дорогих ему черт. Она, без сомнения, располнела, что и следовало ожидать. В ее глазах появилась твердость, которую он впервые заприметил во время их последней встречи, когда после смерти своего мужа, императора Сяньфэна, она устроила тот невероятный политический переворот, который сделал ее самой властной женщиной в империи и, возможно, во всем мире. Королева Виктория правит величайшей империей на планете, но делает это с согласия своих министров, Цыси же казнила тех своих министров, которые противились захвату ею власти.
