Имя Вильгельма Шторица против моей воли часто всплывало в памяти. Как я вскоре выяснил, он постоянно проживал в Рагзе вместе с единственным слугой по имени Герман, человеком не более симпатичным, чем сам. Фигура и походка этого Германа напомнили мне соглядатая, который следовал по пятам за мною и Марком по набережной Баттиани в день моего приезда.
Я решил ничего не говорить Марку о том, что Вильгельм Шториц возвратился в Рагз, чтобы понапрасну его не тревожить. Конечно, жаль, что отвергнутый соперник брата здесь, в городе, пока еще не заключен брачный союз Марка и Миры.
Утром шестнадцатого мая я собирался пойти погулять в окрестностях города, но ко мне заглянул брат.
— Дорогой Анри, прости меня, я так занят! — извинился он.— Ты не обидишься, если я не составлю тебе компанию на сегодня?
— Ради Бога, милый Марк! Занимайся своими делами, не беспокойся обо мне!
— Ну, смотри! Возвращайся к обеду, к семи часам!
— У доктора слишком вкусно кормят, чтобы я мог об этом забыть!
— Обжора! А ты помнишь о званом вечере, который состоится послезавтра? Будет весь высший свет!
— Это помолвка, Марк?
— Скорее, заключение брачного контракта[115]. Мы с Мирой давно уже помолвлены… Порою кажется, что мы всегда были обручены…
— Ну да, от рождения! — рассмеялся я.
— Вполне возможно!
— Итак, до встречи, счастливейший из счастливых!
— Не торопись, пока еще Мира не стала моей женой!
Марк распрощался. Уже на выходе я столкнулся с капитаном Хараланом.
— Вы? — удивился я. Мы договорились не встречаться сегодня.— Приятный сюрприз!
Мне показалось, что капитан весьма озабочен.
— Дорогой Видаль, мой отец желает поговорить с вами.
— Располагайте мною! — Я тотчас изменил свои планы, встревоженный неприятным предчувствием.
По дороге к дому Харалан не проронил ни слова. Что же случилось? О чем собирался говорить со мной доктор? Касалось ли это женитьбы Марка?
Доктор Родерих принял меня в своем кабинете. Он был так же озабочен, как и сын.
«Что же стряслось?» — недоумевал я.
Глава семейства предложил мне кресло напротив себя, а капитан остался стоять, облокотившись о каминную доску. Со все возраставшей тревогой я ждал первых слов.
— Месье Видаль,— начал доктор,— благодарю вас за то, что пришли сюда.
— Я в вашем распоряжении, месье Родерих,— отвечал я.
— Мне хотелось поговорить с вами в присутствии Харалана.
— Речь пойдет о свадьбе?
— Да.
— Вы собираетесь сказать мне нечто серьезное?
— И да и нет,— медленно проговорил доктор.— Ни жена, ни дочь, ни ваш брат не в курсе этого дела. И пусть они ничего не будут знать. Впрочем, судите сами, прав я или нет.
— Вчера после полудня,— продолжал доктор,— когда я вел прием, слуга доложил мне о посетителе, которого я вовсе не хотел принимать. Этим визитером был Вильгельм Шториц… Говорит ли вам что-нибудь это имя?
— Да, я в курсе.
— Значит, вам известно, что около полугода назад Вильгельм Шториц просил руки моей дочери. Мы ему отказали. Но он продолжал настаивать. Мне пришлось жестко и категорично поговорить с нахалом, чтобы у него не оставалось ни малейшей надежды…
Харалан нервно расхаживал взад и вперед по комнате, останавливаясь иногда у окна, чтобы бросить взгляд на бульвар Текей.
— Месье Родерих,— остановил я доктора,— мне известно об этом предложении, а также о том, что оно было сделано задолго до предложения моего брата. Таким образом, Вильгельму Шторицу отказали не потому, что мадемуазель Мира дала слово Марку. Просто вас, как я понимаю, не устраивала личность претендента.
— Вы правы. Никогда бы мы не согласились на этот союз, которому и дочь решительно воспротивилась.
— Хотел бы знать, вам претило общественное положение Шторица или не нравился его характер?
— Положение его, думаю, недурное,— отвечал доктор Родерих.— Отец наверняка оставил ему изрядное состояние… Что же касается личности…
— Догадываюсь, месье Родерих, можете не продолжать…
— Вы знакомы с ним? — Доктор с нескрываемым удивлением посмотрел на меня.
Я рассказал ему, при каких обстоятельствах судьба свела меня со Шторицем. Четыре дня этот немец был моим попутчиком на борту «Доротеи» от Будапешта до Вуковара. Видимо, он сошел там, потому что до Рагза я его не видел.
— И вот совсем недавно,— добавил я,— мы с капитаном Хараланом, прогуливаясь, случайно оказались возле дома Шторица, и я узнал вышедшего оттуда хозяина.
— Ходили слухи, что он покинул город несколько недель тому назад,— заметил доктор Родерих.
— Он действительно отсутствовал, раз месье Анри видел его в Будапеште,— вмешался капитан Харалан. В голосе его чувствовалось еле сдерживаемое раздражение.
Доктор продолжил:
— Что же касается образа жизни Вильгельма Шторица, то кто может похвалиться, что знает его? Это таинственный человек…
— Вы не преувеличиваете?
— Да нет, вряд ли,— вздохнул доктор,— отец его, Отто Шториц, давал поводы для самых странных легенд…
— Которые пережили самого Отто Шторица, насколько можно судить по информации в одной из будапештских газет. Если верить ей, время их не развеяло. Ходят слухи, что он был настоящий колдун, владевший дьявольскими тайнами и наделенный сверхъестественной силой. Люди каждый год ждут чего-то необычного у его могилы…
— Вот видите, месье Видаль,— заключил доктор Родерих,— значит, вас не удивляет, что в Рагзе у Отто Шторица темная репутация. Таков и отпрыск[116], который вчера дерзнул возобновить свои домогательства.
— Как? Вчера?! — вскричал я.
— Да, вчера, во время своего неожиданного визита.
В разговор вступил Харалан:
— Он, кроме всего прочего, еще и пруссак. Одного этого достаточно, чтобы отвергнуть его притязания!
— Когда мне доложили о Вильгельме Шторице, я, признаюсь, заколебался — принять его или не принять…
— Не надо было впускать его, папа! — горячился Харалан.— Этот человек должен зарубить себе на носу, что вход ему в этот дом раз и навсегда воспрещен!
— Ты прав, сынок.— Голос у доктора был как бы потухший.— Но я боялся довести его до белого каления, чтобы он чего-нибудь не вытворил.
— Я бы показал этому негодяю! — Рука Харалана сжала рукоять сабли.
— Именно поэтому,— доктор мягко тронул руку сына,— я и предпочел действовать осторожно. Положение Миры стало бы невыносимым, если бы Вильгельм Шториц затеял скандал и ее имя появилось на страницах газет.
Хотя я знал Харалана недолго, но уже понял его живую и импульсивную[117] натуру, особенно чувствительную ко всему, что касается семейных дел. Сказать по правде, и мне не нравилось появление в городе соперника Марка, а его новое посягательство на невесту брата возмущало меня.
