Жюль Верн, Мишель Верн
Тайна Вильгельма Шторица
Глава I
«…И приезжай как можно скорее, дорогой Анри. Жду тебя с нетерпением. Страна просто восхитительна, а район Южной Венгрии[1] для инженера представляет несомненный интерес. Приезжай, не пожалеешь.
Твой Марк Видаль».
Так заканчивалось письмо, которое я получил от младшего брата 4 апреля 1757 года.
Письмо как письмо. Обыкновеннейшим образом дошло оно до адресата: от почтальона к портье[2], от портье — к слуге, слуга же со своей привычной невозмутимостью подал мне его на подносе.
Да и сам я с полнейшим спокойствием распечатал и прочел письмо до самого конца, до последних строчек, в которых уже содержался зародыш невероятных событий, разразившихся немного спустя.
Все-таки как люди слепы! Вне их воли и разумения складывается причудливая сказка судьбы.
Марк оказался прав. Я ничуть не сожалею о совершенном путешествии. Уж не знаю, не сочтете ли вы меня за безумца и фантазера, прочитав далее столь странную историю.
В ту пору Марку было двадцать восемь лет, а мне — тридцать шесть. Некоторым образом я заменил брату отца — наше раннее сиротство побудило меня заботиться о младшем, опекать и любить его как собственное дитя. Поскольку мальчик выказывал замечательные способности к живописи, я не жалел денег на учителей, полагая, что как художник он многого добьется. И не ошибся.
Сейчас Марк был в Рагзе[3], довольно крупном городе Южной Венгрии. До этого несколько недель он прожил в Будапеште[4]. Его портреты там вызывали восхищение даже у самой искушенной публики. От заказов не было отбоя. Закончив работу, Марк по Дунаю[5] добрался до Рагза, увезя с собою кругленькую сумму и благодарные воспоминания о столице, оказавшей ему радушный прием.
Среди тамошней знати особенно выделялись Родерихи. Имея большое родовое поместье, глава этого семейства, известный врач, приумножил свое состояние успешной медицинской практикой. Не отказывая в милосердии ни богатым, ни бедным, он снискал всеобщее уважение.
Родерих имел двоих детей: сына — капитана Харалана, и красавицу дочь Миру. Марк пленился очаровательной девушкой и надолго застрял в Рагзе, надеясь добиться взаимности юной особы. Рослый, голубоглазый, с копной темно-русых волос над сияющим счастьем и молодостью лицом, брат был на редкость хорош собой. Высокий чистый лоб свидетельствовал о благородстве мыслей юноши. Нежная душа его сочеталась со страстным темпераментом художника, истинного ценителя прекрасного.
О Мире я знал только со слов страстно влюбленного, и мне не терпелось увидеть воочию предмет его обожания. Невеста так же хотела познакомиться с будущим деверем[6], чтобы составить представление о семье, с которой собиралась породниться. Словом, в качестве любимого родственника и желанного гостя инженер Видаль должен был отложить все дела и прибыть в Рагз.
К тому же последнее письмо сулило бездну удовольствия и пользы от посещения Южной Венгрии. Прошлое страны богато историческими событиями, яростным сопротивлением германским завоевателям. В истории Центральной Европы Венгрия занимает заметное место.
Ну что ж, придется оставить Францию месяца на три ради столь соблазнительного путешествия.
Первую половину пути я, пожалуй, преодолею на почтовых, а в Вене пересяду на речной транспорт. Крюк в семьсот лье — расстояние не маленькое, зато можно увидеть самую интересную часть Дуная: и Австрию[7] и Венгрию до самой сербской границы[8].
Мира Родерих, надеюсь, проявит терпение и простит путнику небольшую задержку. Весь следующий месяц я проведу с молодыми.
Увы, мне не хватит времени посетить старинные крепости Видин, Никопол, Русе, Силистра, Браила, Галац[9] — по берегам могучей реки[10], отделяющей Валахию[11] и Молдавию от Турции, несущей полные воды к Черному морю.
Раздобыв документы, затребованные Марком, я начал сборы в дорогу. Это не заняло много времени. Небольшой чемодан с праздничным костюмом для свадебной церемонии — вот, в сущности, почти весь мой багаж.
Еще во время путешествия по северным провинциям[12] я довольно прилично изучил немецкий, поэтому проблема языка передо мной не стояла. К тому же французский в ходу среди дружески настроенных к нам венгров, по крайней мере в светском обществе.
Я уведомил брата о своих намерениях и попросил известить мадемуазель Миру Родерих, что будущий ее деверь сгорает от нетерпения поцеловать ручку будущей невестке.
«Прошу не бранить меня, если не с каждого этапа пути я смогу сообщать о себе. Но все же постараюсь писать регулярно, чтобы дорогая сестричка (мадемуазель Мира позволит так себя называть?) могла прикинуть количество лье, отделяющих одного французского путешественника от ее родного Рагза. Обещаю предупредить о своем прибытии — не только о дне, но даже и о часе, а может статься, и о минутах»,— так заканчивалось мое письмо.
Накануне отъезда, тринадцатого апреля, я отправился к начальнику полиции, своему приятелю, чтобы попрощаться и забрать паспорт.
— Должен сказать, Родерихи — достойнейшие люди,— неожиданно сказал он, узнав о цели моей поездки.
— Вы слышали о них? — удивился я.
— И не далее как вчера, на вечере в австрийском посольстве.
— И от кого же?
— От офицера будапештского гарнизона, который познакомился с вашим братом в венгерской столице. Он на все лады расхваливает Марка.
— А о семействе Родерих этот офицер отзывается так же хорошо?
— О да! В общем, Марк сделал превосходный выбор, тем более говорят, что мадемуазель Мира обворожительна. Не забудьте поздравить молодых от меня и пожелать счастливого брака. Правда,— мой собеседник замялся,— не знаю, простите ли вы мою бестактность?…
— Бестактность?… — изумился я.— Вы о чем?
— Да… Мадемуазель Мира Родерих… Впрочем, дорогой Видаль, вполне возможно, что ваш брат ничего не знал…
— Объясните же толком, куда вы клоните?
— Ладно! Так вот, руки мадемуазель Миры уже настойчиво домогались. По крайней мере, так мне изложил дело тот офицер из посольства. И претензии этого субъекта наделали много шуму в Рагзе.
— У Марка есть соперник?
— Не думаю. Доктор Родерих решительно отказал назойливому господину. Да и было это давно, за полгода до приезда вашего брата.
