Вместе с ним умерла и мечта о великой мировой державе: полководцы Александра начали кровавый дележ его наследия, завершившийся лишь при их сыновьях. Самые отдаленные северные и восточные окраины полностью выпали из сферы греко-македонского влияния; например, северо-западная Индия была официально уступлена честолюбивому радже Чандрагупта, ставшему основателем великой империи Маурья в обмен на триста боевых слонов), но многие провинции — Сирия, Палестина, большая часть Анатолии и западной Азии, на говоря уж о самой Македонии и прилегавших к ней европейских землях, хотя и превратились в независимые государства, но надолго остались под властью относительно стабильных македонских династий. А поскольку македонская правящая элита с энтузиазмом восприняла греческую культуру, весь этот обширнейший регион оказался вовлеченным в орбиту политического и культурного влияния Эллады. Александр и его преемники основали десятки городов, ставших форпостами греческой цивилизации — Александрия в Египте, Фессалоники в Македонии, Пергам в Анатолии и Антиохия в Сирии — лишь некоторые из числа самых известных. Для большей части тогдашнего цивилизованного мира греческий язык сделался международным, общепринятым языком торговли, дипломатии и науки.
Возникшая на обломках империи Александра блистательная эллинистическая цивилизация не только расширила область распространения греческого влияния, но и позволила перебросить мостик между классической Элладой и ставшим в известном смысле ее наследником императорским Римом. Эллинистические ученые собрали и систематизировали в хранилищах знаменитой Александрийской библиотеки шедевры ранней греческой словесности, а эллинистические историки сберегли память о военной и политической славе древней Эллады. Среди культурных элит всех народов получили распространение греческие философские учения, прежде всего сосредоточенные на индивидууме эпикурейство и стоицизм. Наличие общего языка в сочетании с веротерпимостью правящих классов предоставили некоторым религиозным учениям перерасти местные рамки и получить международное признание.
Открывались новые возможности, что влекло за собой примечательные демографические сдвиги. Народы перемешивались: в раскрывавшихся повсюду, словно бутоны, эллинистических городах наряду с греками и македонцами, традиционно составлявшими военный и чиновничий слой, во множестве селились евреи, финикийцы и прочие уроженцы Ближнего Востока, тогда как их древние города, включая Иерусалим, приобретали все больше космополитических и эллинистических черт. Этот мир походил на мир классической Греции наличием многих позаимствованных у полисов политических институтов и высокоразвитой урбанистической культурой, а отличался высокой степенью этнической неоднородности. Многие сирийцы, египтяне, бактрийцы из Средней Азии и прочее многоплеменное население территорий, оказавшихся под властью потомков военачальников Александра, становились все больше и больше греками по языку, образованию, литературным и эстетическим пристрастиям, даже если продолжали исповедовать религии, не имевшие с верованиями Эллады ничего общего. Эллинистический мир оказался именно той средой, в которой иудаизм смог обратить на себя внимание греческих мыслителей и приобрел некоторые из своих отчетливо «современных» особенностей. Именно этому духовному миру была адресована проповедь Иисуса из Назарета, и именно в нем сформировалось как религия христианство. Именно в эллинистическом прочтении греческая культура была унаследована римлянами и сохранена для нового открытия европейцами в эпохи Возрождения и Просвещения. Таким образом, нельзя не признать, что в той мере, в какой современная западная культура определяется «греко-римско-иудейско-христианским» наследием, она порождена миром, возникшим в итоге завоеваний Александра.
Преждевременная смерть Александра в возрасте 32-х лет вдохновила одного из лучших историков 20-го столетия Арнольда Тойнби разработать изысканную и романтическую «альтернативную историю», ставшую классическим образцом этого жанра. Постулировав неожиданное исцеление Александра от изнуряющей лихорадки, Тойнби представил его прожившим долгую и продуктивную жизнь. В течение нее разведывательным и завоевательным походам сопутствовала внедряемая повсюду продуманная система управления и великодушная социальная политика, направленная на поддержание достоинства каждого из подданных великой империи. Согласно оптимистическому сценарию Тойнби, покровительство, оказывавшееся Александром и не прерывавшееся в дальнейшем династией его потомков, культуре и научным исследованиям повлекло за собой невиданный технологический прогресс, в частности раннее изобретение паровой машины. Естественно, что военно-техническое превосходство сделало великую империю непобедимой, а Рим так и не стал для нее серьезной угрозой. С открытием исследовательской экспедицией Александра западного полушария держава превращается в воистину всемирное, государство, процветающее и благоденствующее под властью доброжелательной и просвещенной монархии. В альтернативном настоящем Тойнби на всемирном троне по сей день восседает прямой потомок Александра, подданные которого наслаждаются миром и изобилием.
Эту идиллическую картину Тойнби создал под сильным влиянием своего современника, весьма красноречивого и талантливого историка В.В. Тарна, в чьем описании Александр представал дальновидным, вдумчивым философом-протостоиком и убежденным космополитом. По мнению Тарна, завоевания являлись для Александра не самоцелью, но лишь средством достижения высокой цели — «общечеловеческого братства»[47], возникновению которого должны были способствовать всячески поощрявшиеся смешанные браки выходцев из Греции и Македонии с бывшими подданными Персидского царя. Однако позднейшие исследователи, например Э. Бадиан и А.Б. Босуорт, оспаривают подобный идеализированный взгляд, подчеркивая жестокость и неразборчивость в средствах, проявленные Александром в ходе завоеваний и сколачивания империи. С их точки зрения Александра нимало не заботило благоденствие подданных, а его путь к величию и мировому господству сопровождался зверскими убийствами. Под его умелым руководством македонцы поднаторели в массовом истреблении не столь преуспевших в военном деле народов, но никоим образом не способствовали распространению и, уж паче того, расцвету какой бы то ни было культуры. Встав на подобную точку зрения, мы можем смоделировать куда более мрачное будущее, чем Тойнби: проживи Александр еще лет тридцать, он наверняка загубил бы в ходе завоеваний еще не одну высокоразвитую азиатскую культуру. К культурному упадку следует добавить экономический, ибо бесконечные дальние походы способны истощить любые ресурсы. Таким образом, представляется вполне возможным, что, хотя эллинистический мир обязан Александру своим возникновением, он (как и его современное наследие) мог бы, сколь это ни парадоксально, и не возникнуть, окажись жизнь Александра не столь короткой. Впрочем, мы должны иметь в виду, что Александр умер молодым лишь в соответствии с представлениями нашего времени. В древности продолжительность жизни была иной, нежели в современных развитых странах: болезни и военные невзгоды сводили большинство людей в могилу куда раньше того, что теперь считается «естественным порогом старения». Исходя из сказанного, нет ничего удивительного в том, что Александр покинул этот мир, не успев поседеть. Учитывая, что он постоянно рисковал жизнью на поле боя и перенес несколько тяжелейших ранений, имел несчетное множество личных врагов, предавался пьянству и, вдобавок, провел большую часть жизни, преодолевая тысячи миль в дальних походах, удивляться следует скорее тому, как непривычный климат, антисанитария и незнакомые болезни не сгубили его до достижения вполне зрелого возраста тридцати двух лет. Пожалуй, это удалось ему лишь благодаря сочетанию потрясающей личной энергии и столь же потрясающего везения. А потому представляется более разумным задаться вопросом не «Что было бы, доведись Александру прожить лет до шестидесяти пяти?», а, скорее, «Что было бы, умри Александр в двадцать с небольшим?» Или еще конкретнее — «Что, если бы Клит не поспел на помощь и Александр сложил голову при Гранике?»
Есть основания полагать, что если Александра и вправду спасла удача, то Спифридат приблизился к нему на расстояние удара секирой отнюдь не случайно. Персы знали, что царь находится в рядах тяжелой кавалерии, а шлем с белым плюмажем резко выделял его среди прочих всадников. Персидские командиры не сомневались в том, что Александр лично возглавит наступление: греческим и македонским военачальникам обычай предписывал сражаться в первых рядах, а не прятаться за спины солдат. Кроме того, Александр был молод, затеял дерзкий поход и должен был стяжать в глазах своих воинов славу героя. Ему надлежало возглавлять атаку, и он ее возглавлял.
