Георгий Долин
Понять Россию. Опыт логической социологии нации
Предисловие
Среди всех разочарований и смятенных чувств, вызванных превратностями последних десятилетий одно из самых, наверное, саднящих – чувство горечи от осознания нелепости российской действительности.
Как случилось, что нынешнее состояние нашей страны (как впрочем, и на протяжении почти всей нашей истории) столь несообразно ее могучему потенциалу? Надо быть абсолютно невежественно-самодовольным или равнодушным к своей Родине человеком, чтобы хотя бы единожды не пережить чувство обидного стыда перед той же Европой за нашу неспособность столь же по-хозяйски рачительно и для общего блага распорядиться тем, что дано нам по природе и по наследию.
Я думаю, что хотя бы раз в жизни у нас возникало желание понять причины и истоки этой разительной нелепицы нашей национальной судьбы и ответить самим себе на простой вопрос: что же с нами происходит? Увы, честно ответить на него мешает немало обстоятельств, однако, пожалуй, самое существенное из них – укорененное в нас официальной идеологией мнение о себе как о народе, отмеченном особой кармой.
Одна из самых серьезных проблем российской официальной историографии заключается в том, что ее взгляд на пошлое страны всегда носил «обосновательно-оправдательный» характер. Все, что, по мнению власти, целесообразно для государственно-общественного устройства сегодня, рассматривается не только как закономерный результат происходившего с нами «вчера», но и само прошлое призывается в свидетели для подтверждения благости текущих властных установлений. А потому все, что с нами было в этом самом «вчера», но «сегодня» не вписывается в идеологию державной организации, рассматривается лишь как негативная альтернатива установленной властями прогрессивной линии развития.
В то же время официальный взгляд на историю страны был также всегда взглядом как бы из ее же прошлого. Так часто бывает именно в обществах с предначертанным будущим, в которых грядущее благо оттеняют недостатками уже пройденного1, а настоящее есть не самоценный момент жизни, но лишь переходное состояние со всеми атрибутами временности.
В России настоящее, как правило, не имеет существенного значения. Так было от Петра I с его «здесь будет город заложен», так было при Ленине с его «мы пойдем другим путем», при Советах, когда нас пытались вести походным маршем «на пути к коммунизму». Так есть и в России нынешней, в которой элиты одержимы воссозданием великодержавного мифа, хотя на самом деле былая Великая Россия – не более чем фантом ущемленного национального самосознания и отражает лишь степень амбиций элит, но отнюдь не реальное процветание нации.
А потому, собственно говоря, жизнь большинства россиян обустроена была всегда и повсеместно как разбитый в спешке походный бивак.
Я думаю, что теперь нам нужен как никогда взгляд на свою историю, не искаженный аберрацией, возникающей при рассмотрении ее через «прошлое – будущее». Не только для того, чтобы получить адекватное изображение нашего прошлого, но и чтобы день сегодняшний приобрел наконец-то для России самоценность, как невозвратный момент жизни.
Еще одна из бед, мешающих адекватно оценить свое состояние и уже относящаяся к общему свойству народа – склонность искать источник своих проблем вовне. Мы утешаем себя и оправдываем собственную неудачность, приписывая ее обычно проискам закордонных супостатов, и даже наши внутренние враги, несмотря на их очевидную доморощенность, представляются прихвостнями то злокозненных англичан, то мирового империализма – ЦРУ, США, Моссада и т. д. и т. п.
Однако ж при трезвом взгляде на нашу национальную биографию стоит все же признать нелицеприятный факт: самые страшные вредители своему Отечеству и есть мы сами. Достаточно вспомнить, что последствия опричнины Ивана Грозного и его походов по своему же царству сопоставимы с разорительным нашествием монголо-татар. А следствием сталинской коллективизации 30-х годов прошлого века стал людоедский голод в Поволжье, на Украине и всеобщая деградация продуктивности нашего сельского хозяйства.
Сказанное не есть заявка на новое изложение истории страны. Скорее это намерение перечесть ее заново, определить нашу национальную идентичность и ответить на вечные вопросы: кто мы, куда идем, и что с нами будет?
«Все познается в сравнении». Эта древняя мудрость – весьма продуктивная методология исследований. Мне представляется, что наиболее показательным и полезным было бы выбрать для сравнения нашего исторического опыта опыт США. Почему именно Соединенных Штатов, а не какой либо другой страны? Причин тому можно назвать много.
Если объяснять интерес к такому сравнительному анализу поверхностно, то, конечно же, можно отметить естественное стремление понять закономерности и особенности развития двух стран традиционно соперничающих за роль лидера мирового сообщества.
Однако все же куда более существенным является другой побудительный мотив. Он связан с тем, что Россия и США в нашем общественном сознании также традиционно представляются как страны антиподы. Но если оценивать отношение наших стран в контексте разворачивающейся конфликтности мировых цивилизаций, то мы – стратегические союзники, и относиться друг к другу как к врагу, было бы опасной ошибкой.
Ошибкой, которую, впрочем, мы делаем не без оснований. Мы действительно имеем системную несовместимость, и, входя в общий христианский мир, пока все же принадлежим к разным мирам в смысле своей системной общественно-политической организации. Однако насколько она непреодолима и может ли она быть преодолена в соответствии с интересами наших наций и благом для мирового сообщества?
Ответ на этот вопрос собственно является одним из ключевых для определения образа планетарного «завтра». Тем более что в написание своих сценариев глобального будущего уже включились такие мощные по своему потенциалу цивилизации как исламский мир и Китай, которые вступили в фазу активного подъема и для которых весь христианский мир, включая Запад и Россию, представляется культурно не совместимым.
Сотрудничество или конфронтация России и США во многом определят, будет ли христианско-иудейская цивилизация консолидирована перед лицом разворачивающегося конфликта либо расколота. Еще более будет опасным, если США и Россия продолжат игры на противоречиях с третьими сторонами, вступая с ними в тактические союзы, для того чтобы создавать взаимные зоны нестабильных отношений.
В 30-е годы XX века, разыгрывание Сталиным карты союза с нацистами для того, чтобы ослабить влияние Западных демократий, стало одним из факторов, ускоривших сползание к мировой войне.
В период холодной войны США и СССР также активно вовлекали третьи стороны в глобальный конфликт. Именно на наших странах лежит ответственность за создание мощной инфраструктуры международного, и, прежде всего, исламского терроризма, который мы пытались использовать друг против друга.
В иных формах, но эти игры продолжаются и сейчас. США пытается разыгрывать наши проблемы в отношениях с Украиной, Грузией и другими соседями, а Россия адекватно отвечает поддержкой антиамериканских настроений в Латинской Америке.
Особенно опасными для нас становятся подобные игры, когда предпринимаются попытки использовать противоречия с основными конкурирующими цивилизациями. Увы, в этом случае Россия оказывается в наиболее уязвимом положении. Мы не можем конкурировать с Западом, значительно уступая ему по военно-экономическому и технологическому потенциалу, но мы уступаем также и Китаю и Исламским странам, которые развиваются динамичней нас и более консолидированы по отношению к другим сторонам межцивилизационного конфликта.
А потому наши ресурсы становятся наиболее привлекательными для активных участников конфликта для получения решающего перевеса сил. Пожалуй, уже это одно могло быть оправдательным для замысла книги, но есть и другие причины, подтолкнувшие к этой работе.
В традиции русского национального самосознания придавать исторической судьбе нашего государства значение провиденциалистическое. Мы склонны считать себя народом особенным, стоящим на самых горних вершинах духовного развития и в этом смысле призванным дать миру образец какой-то иной, высокой жизни.
В основание своих претензий на Богоизбранность мы обычно кладем свою некую особенную нравственность, пронзительную философичность русской литературы и особую свою многострадальность.
Однако багровый отблеск нашей судьбы, обильной кровавыми переустройствами и пожарищами безумных бунтов, мешает рассмотреть главное, что составляет истинный трагизм русской доли: мы – единственная великая нация, которая являет миру такую пропасть между своей культурно-исторической потенцией и убожеством реального мира национальной жизни, такое разительное несоответствие между претензиями на общечеловеческое мессианство и беспросветной не обустроенностью собственного бытия.
