Необходимо было принять самые строгие меры, чтобы предохранить его Высочество от падений, порезов и даже царапин, потому что каждое незначительное кровотечение может для людей, страдающих гемофилией, оказаться роковым…
Для его царственных родителей жизнь потеряла всякий смысл, мы боялись улыбнуться в их присутствии. Посещая их Величества, мы вели себя во дворце как в доме, в котором кто-то умер. Император старался найти забвение в неустанном труде, но императрица не захотела подчиниться судьбе».
Однако состояние здоровья Александры Федоровны заметно ухудшалось. Она старалась избегать публичных встреч и выездов, хорошо понимая, что с каждым днем они становились для нее все более и более тягостными.
Художник Михаил Нестеров, присутствовавший на праздничной службе 26 августа 1912 года в Марфо-Мариинской обители в Москве, вспоминал:
«К двум часам следующего дня снова были в Церкви. Государыня приехала в коляске. Опять та же церемония, что и накануне. Царица вошла такая пышная, красивая. Отец Митрофан обратился к ней с приветствием. Начался краткий молебен. Во время него Императрице сделалось дурно: она быстро изменилась в лице, и едва успели подкатить заранее приготовленное кресло, она тяжело опустилась в него, почти без сознания.
Общее смятение. Однако больная скоро овладела собой. Кресло медленно катили по церкви, остановили у правого клироса.
Началась невероятно томительная церемония. Императрица изможденная, хмурая, со вспыхивающим алым румянцем на щеках стала раздавать подходившим к ее руке печатное изображение Федоровской Божией Матери. Процедура эта длилась несказанно долго. Кто подал Царице эту несчастную мысль, зачем нужно было утомлять больную, мрачно, но терпеливо выполнявшую свою тяжелую обязанность. Все были рады, когда церемония кончилась и больная в своем кресле удалилась в покои Великой Княгини (Елизаветы Федоровны. — Ю. К.), откуда она, никем не замеченная, не провожаемая, уехала во дворец. У несчастной Императрицы не было дара привлекать к себе сердца людей».
Канун войны. 300-летие дома Романовых
1912 год явился годом важных событий в духовной и культурной жизни Российского государства. Торжественно был отпразднован столетний юбилей Бородинской битвы. По проекту скульптора А. Опекушина и архитектора А. Померанцева в Москве у храма Христа Спасителя был воздвигнут памятник Александру III, которого профессор И. Цветаев называл «царем благочестия». 31 мая в Москве на Волхонке торжественно был открыт Музей изящных искусств императора Александра III.
До того времени при Московском университете существовал «кабинет изящных искусств». Профессор Цветаев, ведавший им, начал энергичную работу по организации специального Музея изящных искусств. Он нашел горячую поддержку в великом князе Сергее Александровиче и через него познакомился с крупным собственником и общественным деятелем Ю. С. Нечаевым-Мальцевым. Благодаря И. Цветаеву и Ю. С. Нечаеву-Мальцеву множество благотворителей Москвы и России приняли участие в реализации этого проекта. Последний вложил в создание музея более миллиона рублей. Большой материальный вклад был внесен молодым императором, великими князьями и вдовствующей императрицей.
Для проведения строительства, столь значимого для столицы, при музее были учреждены специальный комитет и строительная комиссия. План строительства музея разрабатывал академик Р. Р. Клейн совместно с И. В. Цветаевым.
31 мая с двух часов дня начался съезд министров, высших придворных чинов, представителей ученых обществ и учреждений, придворных и городских дам и лиц московской администрации, а также сословных учреждений. Огромный хор учащихся московских учебных заведений встречал прибывавших гостей.
Ровно в 3 часа автомобиль, в котором находились император Николай II, вдовствующая императрица Мария Федоровна и великие княжны, великий князь Михаил Александрович и великая княгиня Ксения Александровна, прибыл к зданию музея. Раздалось громкое «ура». Хор воспитанников исполнил приветственную кантату М. М. Ипполитова-Иванова.
Император вместе с императрицей Марией Федоровной были встречены в сквере музея представителями комитета во главе с Ю. В. Нечаевым-Мальцевым. Марии Федоровне был преподнесен прекрасный букет роз. Генерал-адъютант, светлейший князь Голицын, генерал свиты, князь Юсупов и флигель-адъютант Мандрыка сопровождали царскую семью.
В красиво декорированном тропическими растениями центральном зале музея митрополит Владимир отслужил молебен. Марина Цветаева, присутствовавшая на этой церемонии, оставила прекрасные воспоминания о том знаменательном дне:
«Все мы уже наверху, в том зале, где будет молебен. Красная дорожка для царя, по которой ноги сами не идут. Духовенство в сборе. Ждем. И что-то близится, что-то, должно быть, сейчас будет, потому что на лицах, подобием волны — волнение, в тусклых глазах — трепет, точно от быстро проносимых свеч. — „Сейчас будут… Приехали… Идут! Идут!“ И как по мановению жезла, — выражение здесь не только уместное, но незаменимое — сами, Само — дамы вправо, мужчины влево, красивая дорожка — одна, и ясно, что по ней сейчас пойдет, пройдет… Бодрым ровным скорым шагом, с добрым радостным выражением больших голубых глаз, вот-вот готовых рассмеяться, и вдруг — взгляд — прямо на меня, в мои. В эту секунду я эти глаза увидела: не просто голубые, а совершенно прозрачные, чистые, льдистые, совершенно детские.
Глубокий plongeon дам, живое и плавное опускание волны. За Государем — ни Наследника, ни Государыни нет —
Сонм белых девочек… Раз… две… четыре…Сонм белых девочек? Да нет — в эфиреСонм белых бабочек? Прелестный сонмВеликих маленьких княжон.
Идут непринужденно и так же быстро, как отец, кивая и улыбаясь направо и налево… Младшие с распущенными волосами, у одной над высокими бровками золотая челка. Все в одинаковых, больших с изогнутыми полями, мелкодонных белых шляпах, тоже бабочек, вот-вот готовых улететь… За детьми, тоже кивая и тоже улыбаясь, тоже в белом, но не спеша уже, с обаятельной улыбкой на фарфоровом лице государыня Мария Федоровна. Прошли. Наша живая стенка распрямляется…»
После молебна начался осмотр музея императором Николаем II, вдовствующей императрицей Марией Федоровной и другими членами семьи в сопровождении Ю. С. Нечаева-Мальцева и профессора И. В. Цветаева, который длился более часу.
Каждый зал музея носил имя того лица, кто активно способствовал его созданию. «Египетский» зал получил имя Ю. С. Нечаева-Мальцева; зал имени императрицы Марии Федоровны назывался «залом Олимпии». В нем были собраны образцы греческой скульптуры. «Вавилонский» — великой княгини Елизаветы Федоровны, средневековой скульптуры — цесаревича Алексея Николаевича. «Ассирийский зал», сооруженный на средства купца И. М. Рукавишникова и С. А. Протопопова, — императрицы Александры Федоровны. Были также залы великих князей Владимира, Сергея и Павла Александровича, королевы эллинов Ольги Константиновны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
