с выборами в Вестминстере, не позволяют мистеру Альфу принять великую честь отобедать у мистера Мельмотта в присутствии китайского императора. Майлз показал записку обеденному комитету, и билет, не советуясь с Мельмоттом, отослали редактору насквозь консервативного журнала. Такое поведение «Вечерней кафедры» изумило весь свет, но еще больше весь свет изумился, когда узнал, что мистер Альф будет баллотироваться в Вестминстере от либеральной партии.
Делались различные предположения. Некоторые говорили, что мистер Альф владеет значительной долей в газете и, поскольку ее успех уже несомненен, может сменить нынешнюю хлопотную должность на место в парламенте. Другие считали, что мы видим начало новой эры в литературе, новый порядок вещей, и отныне каждый редактор газеты будет стремиться в парламент, а вопрос лишь в том, хватит ли ему влияния туда пройти. Мистер Брон доверительно шепнул леди Карбери, что мистером Альфом движет воспаленная гордость и что затея выйдет ему боком.
– Он очень умен… и очень смел, – сказал мистер Брон, – но ему никогда не хватало осмотрительности.
Леди Карбери покачала головой. Ей хотелось по возможности сохранить дружбу с мистером Альфом. Он ни разу не написал о ней доброго слова, но она по-прежнему считала, что с таким влиятельным человеком нужно поддерживать добрые отношения. Мистер Альф внушал ей священный ужас – куда больше, чем мистер Брон со времени своего предложения. Разумеется, на выборах она желала успеха мистеру Мельмотту и свято в него верила. Леди Карбери по-прежнему надеялась, что деньги Мельмотта – с его согласия или без – позволят Феликсу занять достойное место в обществе.
– Полагаю, он очень богат, – сказала она мистеру Брону о мистере Альфе.
– Да уж, верно, что-то скопил. Однако выборы обойдутся ему в десять тысяч фунтов, и, если он будет продолжать в том же духе, ему следует накинуть еще десять тысяч на уплату по искам о клевете. Газету обещают привлечь к суду.
– Вы верите в то, что пишут про Австрийскую страховую компанию?
Она имела в виду историю, из-за которой, как утверждали, мистеру Мельмотту пришлось срочно покинуть Париж.
– Я не верю, что «Вечерняя кафедра» сумеет это доказать. И я уверен, что попытка доказательства обойдется в три-четыре тысячи фунтов. В такой игре не выигрывает никто, кроме адвокатов. Альф меня удивляет. Мне казалось, он умеет сказать все, что хочет, не засовывая голову в львиную пасть. До сих пор он был так умен! Видит Бог, желчи ему не занимать, но он всегда плыл по ветру.
У мистера Альфа был мощный комитет. К тому времени предвыборное ожесточение достигло такого накала, что распалило людей, которые в иных обстоятельствах, вероятно, остались бы холодны. В борьбу вступили вигские маркизы и вигские бароны, а с ними либеральные адвокаты, а также представители торгового и ремесленного сословия. Предполагалось, что если Мельмоттовы деньги не развратят совершенно низший класс избирателей, то борьба еще будет острой. И оставалась сильная надежда, что, раз голосование тайное, деньги Мельмотта возьмут, но на итоги выборов это не повлияет. Мистер Альф оказался блестящим оратором и, хотя по-прежнему руководил «Вечерней кафедрой», находил время выступать перед избирателями почти ежедневно. Никто, говорил он, не ценит коммерческое величие больше его, но давайте убедимся, что коммерческое величие и впрямь велико. Какой будет позор, если выяснится, что Вестминстер поддался лживому духу спекуляции и вручил себя азартному игроку, думая, будто возводит на пьедестал честную коммерцию. Все это вкупе с газетными статьями воспринималось как очень прямые речи. И они действовали на слушателей. Пошли разговоры, что Мельмотт-де слишком недавно в Англии и богатству его нельзя доверять. А лорд-мэр уже подумывал, не отказаться ли от участия в обеде под тем или иным предлогом.
У Мельмотта тоже собрался впечатляющий комитет. Если Альфа поддерживали маркизы и бароны, то Мельмотта – герцоги и графы. Сами по себе его публичные выступления особого доверия не внушали. Ему почти нечего было рассказать о своих политических принципах, так что по большей части он опровергал нападки противной стороны, но и в этом по большей части повторял одно и то же. Пусть докажут. Пусть попробуют доказать. Англичане – а особенно жители Вестминстера – так честны и благородны, что не станут обращать внимания на подобные недоказанные обвинения. Затем он начинал по второму кругу. Пусть докажут. Подобные обвинения, пока они не доказаны, – ложь. Хотя сам он мало говорил на публике о защите чести и достоинства в суде, лорд Альфред с сыном от его имени заверили избирателей, что сразу по окончании выборов все ораторы и газетчики, в чьих высказываниях юристы найдут признаки клеветы, ответят по закону. Разумеется, первыми жертвами должны были стать мистер Альф и «Вечерняя кафедра».
Обед был назначен на понедельник, восьмого июля. Выборы – на вторник, девятого. По общему мнению, так устроили нарочно, чтобы подчеркнуть ожидаемый триумф Мельмотта, однако общее мнение ошибалось. Так вышло случайно, и случайность эта тяжким грузом легла на плечи некоторых мельмоттистов. Столько всего требовалось сделать по поводу обеда и столько в связи с выборами – и обе задачи были одинаково важны. У Грендоллов, отца и сына, голова шла кругом от множества забот. Старший в былые дни много занимался выборами в интересах семьи и выразил готовность сделать то же самое для Мельмотта. Впрочем, вестминстерские выборы оказались чрезмерным испытанием даже для лорда Альфреда. Его требовали сюда и отправляли туда, так что под конец он готов был взбунтоваться.
– Если так будет продолжаться, я откажусь, – пожаловался он сыну.
– Подумай обо мне, отец, – ответил сын. – Мне приходится бывать в Сити четыре или пять дней в неделю.
– Ты получаешь жалованье.
– Брось, отец, ты тоже трудишься не задаром. Что мое жалованье в сравнении с твоими акциями? Главный вопрос – насколько это все надежно.
– В каком смысле?
– Многие говорят, что Мельмотт лопнет.
– Не верю, – ответил лорд Альфред. – Они сами не знают, что говорят. Слишком многие с ним в одной лодке, так что ему не дадут лопнуть. Вместе с ним лопнет половина Лондона. Однако, когда все кончится, я скажу ему, что так не пойдет. Он желает знать, кому достался каждый билет, и никто не может ему сказать, кроме меня. И я должен определить, кто где сядет, и никто мне не помогает, кроме того малого из коллегии герольдов. Я ничего не знаю о званиях. Кто выше положением – директор банка или автор книг?
Майлз предположил, что малый из коллегии герольдов про это знает и отцу не стоит забивать голову пустяками.
– И ты погостишь у нас три дня –
