Мигель Мартинес и Хосе Кесада вошли в третью, последнюю комнату. Здесь, на очень длинном диване у стены, обращенные головами друг к другу, лежали два парня.
Время было уже, собственно, не раннее, половина второго. Но бутылка аниса на полу объяснила, почему ребята залежались. Разбудив и извинившись за беспокойство, Мигель справился у них, где тут руководство мадридского ПОУМа. Придя в себя, парни объяснили, что руководство в другом месте.
– Здесь только бюро пропаганды. Мадридский комитет ПОУМа помещается на улице Гойи, семнадцать.
Ладно. Мигель и Кесада, его знакомый, аргентинский журналист, побрели на улицу Гойи, 17.
Здесь они застали совсем другую обстановку. В богатой буржуазной квартире сновали кокетливые барышни, стрекотала машинка, играло радио. За дверью позвякивали тарелки, вкусно пахло обедом.
Мигель и Кесада выразили желание поговорить с кем-нибудь из начальства. Карликообразная личность вышла из столовой и назвалась Энрике Родригесом, секретарем Мадридского комитета ПОУМа. Он выразил полную готовность дать любую информацию двум южноамериканским посетителям. Расспрашивал больше Кесада, а Мигель мрачно записывал в записную книжку. Лучше, конечно, было бы прийти со стенографисткой или двумя: Энрике был говорлив, как горный ручей, как резвый щегленок, как старая баба. Он сообщил сразу кучу новостей. Оказывается, в Испании идет гражданская война. Врат очень силен. Мадрид героически обороняется вот уже… Родригес запнулся, он стал вспоминать, сколько дней героически обороняется Мадрид.
– Семьдесят четыре, – хмуро сказал Мигель. – Совершенно верно, семьдесят четыре.
Он сообщил далее, что германцы и итальянцы помогают Франко, но что международное революционное движение, в свою очередь, помогает испанскому рабочему классу.
Кесада заметил, что все это, собственно говоря, уже известно. Его и его коллегу больше интересуют сведения о деятельности политической организации, в помещении которой они находятся.
Словоохотливый Родригес сразу стал сдержан. Теперь из него надо вытаскивать каждое слово кочергой.
– Чем занимается ПОУМ в Мадриде и его окрестностях?
– Мы ведем работу разного рода.
– Например?
– Например, профсоюзную, организационную, военную, пропагандистскую. У нас есть специальное бюро пропаганды. Оно помешается в другом здании.
– В чем заключается ваша военная работа?
– Сейчас она значительно сократилась. Раньше у нас были свои части – у Сигуэнсы, в Каталонии и в других местах. Но правительство решило прибрать к рукам армию и объединяет части вне партийных признаков. Мы нажимаем зато больше на культурную и политическую работу среди солдат. Мы издаем газету «Красный соратник», посылаем агитаторов. Это тоже через бюро пропаганды. Оно у нас очень широко поставлено.
– А какие же лозунги выдвигает ПОУМ в своей пропаганде?
– Революционные, конечно. Мы разоблачаем истинный смысл Народного фронта. Вообще мы разоблачаем разные вещи.
Родригес принял многозначительный вид.
– Какие вещи вы разоблачаете? Каков, по-вашему, истинный смысл Народного фронта?
– Об этом долго говорить. Но в основном Народный фронт – это, конечно, сдача пролетариатом всех революционных позиций.
– Вот как? Это интересно!
Родригес добавляет тоном заученного урока:
– В результате политики Народного фронта Испания будет поделена между французскими и советскими империалистами.
– Это страшно интересно! Но почему же тогда французские империалисты не помогают республиканской Испании? Некоторые из них, по-моему, даже склонны уступить Испанию Франко и немцам.
– Игра, игра! Дипломатическая игра! И затем, не забудьте, французы очень боятся Гитлера. Потому они так нейтральны…
Родригес неуклюже умолкает. Он чувствует, что залез не туда. Дальнейшее развитие этого столь содержательного разговора ему не по силам. Вообще, это, по-видимому, подставная фигура. Не он ворочает делами в мадридском ПОУМе. Неугомонный аргентинец продолжает допрашивать его:
– То, что вы сейчас сообщили, – это мнение Троцкого?
– Да… Но вообще-то, нужно вам сказать, мы не во всем с ним согласны. Нас напрасно считают безоговорочными троцкистами. Мы считаемся с его мнением в вопросах международных, но требуем, чтобы он считался с нами в испанских делах. Из-за этого и пришлось отправить обратно военную миссию, которую он прислал. Откровению говоря, – но вы этого, пожалуйста, не печатайте, – без ПОУМа у Троцкого не будет никакого Четвертого Интернационала. Ведь, кроме нас, у него никого нет.
– А сколько членов ПОУМа сейчас в Мадриде?
– Осенью доходило до полутора тысяч. Сейчас, конечно, меньше. Не забудьте – идет эвакуация.
Родригес берется собрать к следующему приходу южноамериканцев полный комплект литературы ПОУМа. Он продолжает быть любезным, но лицо его явно омрачается, когда Мигель, заглянув в записную книжку и назвав имена Флоренсио Лопеса, Мариано Саласа и Фернандо Сальвадореса, спрашивает, состоят ли данные лица в нынешнем руководстве мадридского ПОУМа.
– Да, состоят. Вернее, состояли. А что?
– Да так. Для точности.
Последний вопрос совсем отягощает атмосферу. Родригес прощается враждебно и растерянно.
Выйдя на улицу, Мигель и Кесада тут же просматривают раздобытые раньше мадридские газеты за семнадцатое декабря 1935 года. Да, так и есть. Это факт. Флоренсио Лопес, Мариано Салас и Фернандо Сальвадорес были главными участниками кражи со взломом полутора миллионов песет, предназначенных для выплаты жалованья рабочим мадридских коммунальных предприятий. В газетах помещены их показания при аресте и снимки у стола, перед грудой бумажных денег.
ПОУМ нареквизировал множество богатых квартир и покинутых особняков, предпочтительно с винными погребами, высмотрел себе лучшие автомобили, взял под свой политический контроль театры, увеселительные заведения, гастрономические предприятия и писчебумажные магазины. Вокруг организации налипла куча людей, исключенных из разных партий за разложение, мошенничество и воровство.
Они обзавелись и собственным войском. В Барселоне и Лериде можно было очень часто встретить машины с грозно нахмуренными молодыми людьми и барышнями, увешанными с ног до головы ремнями, револьверами и значками.
Поумовцы стали расширять свое хозяйство. На страницах их газеты стали появляться витиеватые резолюции, подозрительно подписанные: «Крестьяне-марксисты района Барбастро».
В общем, жить было можно.
Но потом пошло хуже. Три командира, возглавлявших три поумовские колонны, взяли себе за правило уходить со своими частями с фронта в тот самый момент, когда надо было начинать драться. Поумовский отряд в восемьсот человек покинул перед самым боем ключевую позицию одного из секторов арагонского фронта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
