Вдавив в пол педаль газа, Эдди со свистом понеслась по Потерянной Миле. Стрелка, качаясь, скользнула к шестидесяти, к семидесяти пяти, к восьмидесяти. Глянув в зеркальце заднего вида, она увидела, как от обочины позади нее трогаются три белых фургона-“шеви” и издала победный вопль.
На трассу они выскочили на скорости в девяносто. Эдди все гнала “мустанг”, глядя, как фургоны понемногу отстают. Она постаралась удерживать стрелку на “сто”. Не дело – потерять их слишком быстро, надо дать достаточно времени скрипучей колымаге Дугала ускользнуть в противоположную сторону.
Эдди включила магнитофон, прибавила звук. “ТВОЕ ЛЖИВОЕ СЕЕЕРРРДЦЕ”, – взвыл Хэнк Уильяме. Эдди ударила по кнопке, заставив магнитофон выплюнуть кассету, рискнула поглядеть на другие кассеты на бардачке, потом швырнула Хэнка на заднее сиденье и вставила Пэтси Клайн.
С ума схожу по тебе, с ума…
Хватит. Твое время прошло, дружок.
Может, ее поймают. Но посадить ее не могут: ни деньги, ни машина уже никак не могут привести Их к Заху. В этом она на него полагалась. А дальше она поедет куда глаза глядят.
Эдди видела перед собой широкую и яркую, уводящую на запад трассу: под колесами “мустанга” разворачиваются восхитительно чистые равнины, за ними – прерии, плоскогорье, пустыня, сухая и голая, как кость, что тянется до самого Тихого океана.
Все – ее, только протяни руку, и она того хочет.
Ночь четверга и утро пятницы слились в единое расплывчатое пятно. Зах помнил, как оделся, как Кинси и Терри обняли его, как потом он забрался на заднее сиденье микроавтобуса Дугала и тут же заснул на коленях у Тревора.
Где-то под Атлантой, кажется, Дугал остановил колымагу в уютном пригороде и завел их в дом, полный выходцев с Ямайки. Посреди гостиной на полу лежал открытый целлофановый пакет для мусора, полный ароматной марихуаны, и массивные косяки здесь приколачивали непрерывно. Им дали по миске пряной похлебки из козлятины и по стакану свежего лимонада. Из кассетника-“мыльницы” на полу Боб Марли пел о том, что каждая малая малость будет теперь в порядке. И Зах начинал ему верить.
Пару часов все они поспали, Потом Дугал двинул прямо в южную Луизиану.
– Сиди тихо, Зах, – помнится, прошептал ему однажды Дугал. – Мы теперь уже недалеко от Нового Орлеана.Но вскоре мы будем у Колина.
А потом – ничего, кроме зеленого болотного света, тянущегося миля за милей… и Тревор обнимает его всю дорогу. До Колика они добрались на закате. Колин ждал их возле хижины в самом сердце болот. Его островок был окружен стоячей водой, ярко-зелеными лианами и прочей растительностью, затянувшей просветы меж огромных замшелых кипарисов и дубов. За хижиной протянулась расчищенная дорожка взлетной полосы. Она, наверное, настлана поверх грязи и ила, думал Зах, по тому же принципу, какой позволяет крекеру балансировать на зубочистке в блюде густого пудинга. Тщедушный самолетик К-лина на взлетной полосе казался детской игрушкой. Они вылетят завтра. Они посмотрели на хлипкую штуковину, потом друг на друга.
– Приключение, – пробормотал Зах, и Тревор кивнул. Колин оказался жилистым угольно-черным растаманом с дредами почти до пояса. Внутренность его хижины представляла собой одну большую комнату со спальными мешками на полу. Тревор и Зах забрались вдвоем в один мешок и тут же заснули. Дугал и Колин просидели всю ночь за травой и разговором.
На рассвете они поднялись по трапу в грузовой отсек. Желудок у Заха екнул, когда он почувствовал, как колеса отрываются от земли. Но как только они оказались в воздухе, покачивание стало успокаивающим, оно снова убаюкало его, и груз Америки начал спадать с его плеч.
Посреди полета он проснулся лишь однажды. Разбудил его звук не то гогота, не то рыгания, и тут он сообразил, что этот звук издает он сам. Тревор неловко поддерживал ему голову, а Дугал подставлял аккуратный проложенный полиэтиленом пакет для блевотины.
– Это прост' от Бермудского треугольника людей немного тошнит, – объяснил Дугал. – Скор' про'дет.
Зах чувствовал себя паскудно. Его изголодавшееся по пище тело, должно быть, уже всосало похлебку из козлятины, так что получались одни только сухие позывы. Но вскоре тошнота несколько отступила. Дугал протянул ему тлеющий косяк, к которому Зах с благодарностью приложился.
– Так мы над Бермудским треугольником?
– Только краешек задели.
Зах отдал косяк Дугалу, который пополз в кабину, чтобы передать его Колину.
Закрыв глаза, Зах снова прикорнул на плече у Тревора.
– Что скажешь, Трев? – прошептал он. – Тот я еще фрукт, а?
Он, в общем, был уверен, что знает ответ, но заснул еще прежде, чем успел его услышать.
Некоторое время спустя Тревор растолкал его. Самолетик был залит светом. Дугал поманил их к кабине пилота. Выглянув поверх массы дредок, Зах увидел спокойную и ясную водную гладь цвета бирюзы, полосу пляжа, широкой белой лентой протянувшегося до горизонта, буйно-зеленую землю вдалеке.
То место, что он видел во сне. Место, где он и его любовник смогут затеряться навсегда.
– Добро пожаловать домой, – сказал человек Расты.
МЕСЯЦ СПУСТЯ
К тому времени, когда Кинси открыл дверь “Священного тиса”, асфальт на Пожарной улице уже начал плавиться от июльского зноя. Лето становилось все жарче и влажнее, пока дни и ночи не слились в неясно отсыревшее пятно. Так и будет тянуться почти до конца сентября. Кинси не мог заставить себя придумывать фирменные обеды: в такую погоду не то что готовить, есть не хотелось.
Агенты спецслужб вернулись в конце июня задать еще пару десятков вопросов. Похоже, они промахнулись с машиной Заха и теперь искали бронзовый “малибу”, зарегистрированный на его имя. Разумеется, никто в Потерянной Миле ничего не знал. Никто из ребятишек в глаза не видел бледного как смерть мальчишку с волосами цвета воронова крыла, чьей фотографией все размахивали агенты. Никто не помнил той ночи, когда “Гамбоу” выступала с заезжим вокалистом, особенно не помнили те, кто был в толпе на концерте, кого заводил то трагичный, то страстный, пронзительный и полный радости неистовый голос.
Добыв себе из холодильника бутылку “нацбогемы”, Кинси принялся разбирать пришедшую на адрес бара почту. Счет за электричество, на удивление маленький… счет за газ… уведомление агентства по сбору платежей… и две открытки. На одной была почтовая марка Флэгстефф, Аризона, и следующие слова: “КИНСИ, ТЫ ЗАБЫЛ ЗАПЛАТИТЬ ЗА ТЕЛЕФОН. С ЛЮБОВЬЮ, СТИВ”. Ниже было нацарапано “Здесь живет Сумасшедший Кот” и неясный завиток, который можно было принять за “П”.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
