Доктор Зельцер пристально следил за ее движениями.
– Значит, ты уже в курсе? – спросил он, подтверждая ее худшие опасения.
– Я так и думала, – прошептала она, ощущая, как снова подступает головокружение. Мысли с бешеной скоростью сменяли друг друга.
Он кивнул.
– Срок довольно приличный. Я удивлен, что ты поняла это только сейчас.
– В последнее время мне нездоровилось. – Лили запнулась. – Мне все время было плохо, но я думала… что причина в другом.
Задним числом она поняла, что признаки были. Она просто не замечала их, целиком отдавшись своему горю.
– Пожалуйста, не рассказывайте родителям! – взмолилась она, и доктор кивнул.
– Находись мы в Берлине, я был бы вынужден сообщить об этом твоему отцу. Но здесь, в Гамбурге, ты считаешься совершеннолетней, так что решать тебе. Но, смотри, не наделай глупостей, Лили. И помни, что ты всегда можешь ко мне обратиться. Я полагаю, отец ребенка – твой жених?
Лили посмотрела ему прямо в лицо.
– Нет. Это не он, – пренебрежительно бросила она и откинулась на подушки.
* * *
В конечном счете ее не спасло даже то, что доктор Зельцер поклялся хранить молчание. Когда на следующее утро на завтрак подали рыбу, ее желудок снова болезненно сжался. Добраться до раковины она не успела, и ее стошнило прямо на ковер в гостиной.
На следующий день все повторилось.
– Ты беременна! – Отец встал, отбросив газету. Он был так зол, что Лили не смела поднять на него глаз. – Я подозревал, но до последнего не верил, что тебе настолько на нас наплевать, что… Или я не прав? – прогремел он, указывая на нее дрожащим пальцем.
Лили, все еще сидя на полу, медленно выпрямилась и вытерла рот рукой. Зильта помогла ей подняться.
– Да, – глухо сказала Лили, вставая на ноги и, наконец, посмотрела на него. – Да, я беременна.
Мгновение отец молчал, а затем, белый как полотно, вышел из комнаты. Франц выглядел таким напуганным, что на мгновение Лили показалось, что его тоже вот-вот вырвет. Он открыл было рот, но затем, покачав головой, спешно бросился за отцом.
– Ох, Лили, почему ты нам ничего не сказала? – с тревогой спросила Зильта, когда они остались одни. – Что же теперь будет?
– Хотела бы я знать… – тихо ответила Лили.
* * *
– Она должна уйти! – высказал свое мнение Франц, когда они, оправившись от первого потрясения, собрались в кабинете отца, чтобы обсудить этот вопрос. – Это неприемлемо. Мы же вот-вот должны были встать на ноги!
– Нечего на меня все сваливать! – оборвала его Лили, но он бросил на нее такой яростный взгляд, что она замолчала.
– Кто отец? – спросил Альфред, но Лили только молча покачала головой. Она искоса посмотрела на Франца, но тот опустил глаза. К своему величайшему удивлению, она поняла, что он, по всей видимости, не собирается выдавать ее отцу.
– Я не скажу, кто это, – тихо сказала Лили. – Это не имеет значения.
Франц глубоко вздохнул.
– Я переговорил с отцом, – сказал он, по-прежнему избегая смотреть на Лили. – И мы сошлись на том, что Лили не может оставаться здесь! – Он говорил так, как будто ее уже не было в комнате.
Альфред сел за стол. Сцепив перед собой руки и опустив глаза, он едва заметно кивал во время краткой речи Франца.
Лили вздрогнула. К чему они ведут?
– Ты хочешь, чтобы я съехала? – спросила она. – Вернулась в свою квартиру?
Франц сердито фыркнул.
– Ты в своем уме? Конечно, нет. Чтобы ты ходила по городу с огромным пузом? Да нас после этого никто на порог не пустит. Можно будет навеки распрощаться с репутацией! – Он помедлил. – Ты должна уехать из Гамбурга.
Лили вздрогнула.
– Никогда! – воскликнула она, но Франц не слушал.
– У нас нет другого выхода. Здесь все тебя знают. Что скажут люди, если узнают, что внук Карстенов растет где-то в трущобах? Запереть тебя дома тоже не выход. Исключено. Если все всплывет, выйдет большой скандал. А так ты сможешь вернуться через пару лет, если нам удастся найти тебе мужа. Все будут думать, что ребенок его. Но это дело будущего. А сейчас тебе нужно уехать, и быстро.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Альфред снова кивнул.
– Франц прав, – проговорил он после паузы, по-прежнему глядя на свои руки. – У нас нет другого выхода.
Вдруг рядом с Лили раздался шорох юбок, и со своего кресла поднялась Зильта. Она была бледна, как мел, но казалась уверенной.
– Альфред, – тихо сказала она. Муж поднял голову и посмотрел на нее. – Я никогда не противилась твоей воле. Ты и сам это знаешь. – Нервно комкая ткань подола, она сделала глубокий вдох, затем выдох, но не опустила глаз. – Ты даже забрал у меня Михеля, и я не стала бороться. Потому что ты сказал, что так нужно для благополучия семьи, а я привыкла доверять твоему мнению. – Она запнулась, теряя остатки самообладания, и на мгновение зажмурилась. Но когда она вновь заговорила, ее голос звучал совершенно спокойно. – Но если ты решил прогнать мою дочь, то знай, я уйду вместе с ней!
На несколько секунд в комнате повисла гробовая тишина. Альфред смотрел на жену так, словно не верил своим ушам. Франц казался не менее потрясенным – схватившись за спинку стула, он ошеломленно тер рукой лоб.
Лили не смела пошевелиться. Ее родители смотрели друг на друга, словно ведя безмолвный диалог. Наконец, отец медленно кивнул.
– Хорошо, – сказал он, и его голос дрогнул. – Тогда решено. Лили остается.
– Отец, ты не можешь так поступить! – Франц так сильно ударил ладонью по столу, что Лили и Зильта вздрогнули. – Она должна уйти! Как ты думаешь, что скажет об этом Олькерт?
Лили нахмурилась.
– Олькерт? – спросила она. – А он здесь при чем?
Франц нетерпеливо фыркнул.
– Ты так и не поняла? Он наш самый важный инвестор. Я женюсь на его дочери. Он никогда не позволит тебе бегать по городу, выставляя нас всех на посмешище!
Отец медленно опустился в кресло, лицо его посерело. Он вдруг показался Лили глубоким стариком, и это осознание потрясло ее до глубины души. Как он страдал из-за нее!
– Я что-нибудь придумаю, – тихо сказал Альфред сыну, который, между тем, принялся ходить по комнате взад-вперед, дрожа от ярости.
– Генри никогда не примет ее обратно, – бросил Франц.
– Генри? – Лили пронзительно рассмеялась. – Я никогда не вернусь к Генри, о чем ты!
Франц пропустил ее слова мимо ушей.
– Семейные связи имеют для нас огромную ценность. А теперь это! Если о расторгнутой помолвке узнают в Ливерпуле, мы потеряем последние контакты.
– Я что-нибудь придумаю! – взревел Альфред, и Франц замер на середине очередного круга.
Мгновение брат так и стоял, сжав кулаки и, казалось, не знал, куда деть свой гнев. Затем он внезапно бросился к Лили, и, прежде чем она успела понять, что происходит, изо всей силы ударил ее по лицу.
– Шлюха! Из-за тебя мы все потеряем! – прошипел он.
Лили испуганно прижалась к стоявшему за спиной шкафу. Франц выбежал из комнаты и захлопнул за собой дверь.
Застыв на месте, Лили держалась за горящую щеку. Она все еще ничего не понимала, пока не почувствовала привкус крови во рту. Зильта в ужасе застыла рядом с ней, прижав к лицу обе руки.
Отец ошеломленно покачал головой.
– Он не должен был этого делать. Я поговорю с ним потом. Но он расстроен, и его можно понять. А теперь, пожалуйста, уходите. Обе. Мне нужно подумать. – Даже его голос вдруг показался Лили чужим.
Без лишних слов Лили и Зильта вышли из комнаты. Когда за ними захлопнулась дверь, мать залилась безмолвными слезами.
Лили взяла ее за руку и поразилась тому, какой холодной и безжизненной была эта рука.
* * *
Остаток дня Лили провела в своей комнате. Ей нужно было время на то, чтобы преодолеть первое потрясение от этого разговора. Никто не предлагал ей спуститься в столовую. Никто не приходил ее проведать. Дом был тих, как могила.
Вечером урчание в животе заставило ее осторожно спуститься в кухню. На комоде ее ждал поднос с едой, который оставила для нее Герта. Несмотря на свою печаль, Лили невольно улыбнулась – кухарка никогда не забывала о своей любимице.
