– Но я не могу просто… – начал было он, но Франц перебил его.
– От этой сделки все остаются в выигрыше. Лили будет далеко, как и ее бастард. Наша семья сохранит лицо, Олькерт, наконец, будет доволен, что все скандалы улажены. Ты получишь вес в обществе и нашу… финансовую помощь. – Франц тонко улыбнулся. – Ей нужно уехать из Гамбурга – это единственное мое условие. – Он на мгновение откинулся назад и провел рукой по пульсирующим вискам. – Жаль, старуха промахнулась, без ребенка все было бы намного легче, – пробормотал он.
Генри остановился и впервые внимательно посмотрел на него.
– Как она? – тихо спросил он.
– Плохо, – честно ответил Франц. – Чертова баба повредила плаценту, и у Лили началось воспаление. Мы не знаем, чем это закончится.
Генри нахмурился.
– А твои родители согласны на эту сделку? – спросил он.
Франц встал.
– Мои родители больше не в состоянии действовать рационально. Все это стоило им последних сил. Все решения я беру на себя. Поверь мне, я сумею их убедить, что это единственный выход из ситуации.
Он подошел к Генри.
– Так что? – спросил он, протягивая ему руку. – Ты принимаешь наши условия?
* * *
Генри колебался. Мысли вихрем кружились в его голове, рисуя перед внутренним взором самые разные картины. Его пустой банковский счет, долги, которые в последнее время накапливались с пугающей скоростью, Эленор, которая становилась все навязчивее, родители, от которых скоро невозможно будет скрывать, что ему нужна помощь. Его зависимость от азартных игр, которая все больше выходила из-под контроля, потому что только так он умел справляться с пожиравшей его тревогой. Университет, который он никак не мог закончить, потому что все его время уходило на пьянки и карточные игры. И Лили.
Лили…
Она всегда ему очень нравилась. И он действительно хотел на ней жениться, это был его осознанный выбор. Любовь? Нет, пожалуй, о любви здесь речи не шло. Скорее, право собственности. Он хотел, чтобы все увидели, что она принадлежит ему. И всегда был уверен, что полюбит ее, стоит им пожениться. Разве не так был устроен брак? Он глубоко вздохнул, думая о ее нежной коже, о ее голосе, который всегда ему нравился, о ее игривой улыбке. Когда-то им было хорошо друг с другом. Они были счастливы. Пока она не предала его самым постыдным образом… Хотя, стоило признать, он и сам был не без греха. Так что стоит хотя бы подумать.
Он знал, что у него все равно не было другого выхода. Мгновение он смотрел на протянутую ладонь Франца, а затем нерешительно вытянул руку и пожал ее.
– Хорошо, – сказал он. – Но при одном условии. Как только ребенок родится, он должен исчезнуть. Я не стану притворяться отцом чужому ублюдку.
Франц кивнул.
– Это можно устроить, – сказал он. – Я забронирую вам каюту.
* * *
«Подонок», – подумал Франц, садясь в карету. Он никогда не любил Генри, этого напыщенного блондинистого сноба, который вечно разгуливал по городу с важной миной. Что он мог предложить, кроме карточных долгов да неоконченной учебы? Но сейчас он был их единственным спасением.
– В Харвестехуде! – приказал он Тони.
Тот кивнул и цокнул языком.
Прежде, чем поговорить с родителями, Францу предстояло сделать еще одну остановку. Сперва нужно было убедиться, что никто не помешает их планам.
А для этого он должен был убрать с дороги Болтена.
* * *
Олькерт долго молчал. Затем вздохнул и с сомнением покачал головой.
– Болтен нужен мне.
Франц кивнул.
– Я знаю. Но моя сестра должна покинуть город. Нельзя, чтобы он нам помешал. Я уверен, ты и сам это понимаешь.
Олькерт встал и медленно прошелся по комнате. На нем был нелепый полосатый халат – он уже собирался лечь спать, когда карета младшего Карстена остановилась у парадного входа.
Франц откинулся на спинку кресла и огляделся. Даже здесь, в кабинете Олькерта, каждая вещь излучала пышность и помпезность. Это зрелище странным образом одновременно впечатляло и отталкивало.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ты прав. Нам ни к чему его вмешательство. Все равно он в последнее время вызывает у меня все больше сомнений. Были кое-какие инциденты… – Олькерт замолчал, словно задумавшись о чем-то. – Когда отплывает корабль?
– Через пару недель.
Хозяин кивнул.
– Хорошо. Оставь это мне. Я позабочусь о Болтене. Есть у меня человечек как раз для таких дел.
* * *
К моменту возвращения на виллу Франц порядком подрастерял былую уверенность. Что, если родители не одобрят его план?
– Мне нужно с вами поговорить! – объявил он, постучав в дверь их спальни.
Мать уже собиралась лечь, отец сидел в кресле, глядя в окно.
– Сейчас? – устало спросил он. – А до завтра это не может подождать?
Франц покачал головой.
– Это важно.
Затем он спустился в гостиную и ждал их там.
Когда Зильта и Альфред Карстен, наконец, появились, они впервые в жизни показались Францу старыми. Старыми и сгорбленными. Его отец всегда был представительным мужчиной, который одним своим появлением мог заставить всех замолчать, а мать – красивой и жизнерадостной женщиной. Она по-прежнему была хороша, но в ее движениях не было внутренней силы, внутренний свет погас. Она напоминала сломанную куклу.
Когда они сели и выжидающе посмотрели на него, он кратко изложил им свой замысел. После того, как он закончил, в комнате повисла мертвая тишина. Было так тихо, что он услышал, как где-то в глубине дома Герта отчитывала одну из горничных. В камине потрескивал огонь.
– Она должна сесть на этот корабль, – настойчиво повторил он. – Лучшего варианта для нее нет.
Мать вдруг закрыла лицо руками.
– Я не могу снова оставить ее в беде! – воскликнула она, тихо всхлипывая.
Альфред успокаивающе положил руку ей на колено.
– Никто не оставляет ее в беде, – сказал он. – Это ее единственная надежда на нормальную жизнь. Жизнь, в которой и мы, дай Бог, сможем принять участие, – сказал он, и сердце Франца подпрыгнуло в груди. Если уж отец на его стороне, значит, все точно будет хорошо.
– Ты тоже думаешь, что это выход? – спросил он.
Альфред кивнул. Глубоко вздохнув, он устало потер лицо. С темными тенями под глазами, он выглядел так, будто не спал несколько недель.
– Если все так, как ты говоришь, нельзя упускать такую возможность, – сказал он. – Мне больно отсылать дочь в другую страну, но ей некого в этом винить, кроме себя самой. Теперь у нас есть надежда, что, может быть, через несколько лет она снова будет с нами. Мы сможем позаботиться о ребенке. Да и, в конце концов, так мы сможем ее навещать.
Франц только кивнул. Им не обязательно знать о том, что Генри решил избавиться от ребенка сразу после его рождения – это только усложнит ситуацию.
Зильта, которая до сих пор тихо плакала, издала сдавленный звук.
– Вы в самом деле в это верите? – спросила она, глядя на них огромными глазами. По ее блуждающему взгляду Франц понял, что она приняла лекарство. Он подошел к матери и на мгновение заключил ее в объятия.
– Мама, я знаю, как тебе тяжело. Но если ты любишь Лили, ты должна ее отпустить. Это наше единственное спасение. Если Лили останется здесь, ее доброе имя будет навеки запятнано. Этот мужчина может объявиться в любой момент и заявить права на ребенка. Что, если она вернется в трущобы? Ты ведь не хочешь, чтобы твой внук рос в бедности? А так она сможет вернуться к тебе через несколько лет.
Зильта покачала головой.
– Она не захочет ехать, – тихо промолвила она.
Франц кивнул.
– У меня есть план. – Он выпрямился. – Но мы должны действовать сообща.
* * *
Йо брел по улицам, не замечая ничего вокруг. После столкновения с Францем он спешно покинул больницу. Он знал, что, если его арестуют, у него не будет ни единого шанса увидеться с Лили. Все тело болело, и он не сразу понял, что эта боль была лишь отражением боли душевной. Страх и печаль отравляли его, словно яд. Лили пыталась убить их общего ребенка. Она даже не сказала ему о беременности. Она чуть не умерла. А, может быть, умирала в те самые секунды, а его не было рядом, его просто не пустили к ней.
