Просто поразительно, с какой скоростью за последние месяцы набирала силу их «Женская сила»! И вот теперь еще одна награда, внимание прессы.
Очень спокойно, словно из редакций общенациональных газет ей звонили каждый день, Лиз ответила: «Да, говорит Лиз Уорд. Когда вы хотели бы приехать? На следующей неделе? Прекрасно. До вторника».
И бережно, словно стеклянную, положив трубку, издала вопль на самой высокой ноте, на которую была способна, одновременно пытаясь подпрыгнуть как можно выше в своей узкой, в обтяжку, юбке и руной изображая приветствие «Черных пантер», в результате чего едва устояла на ногах. За ее спиной в этот момент открылась дверь, и в ней показалась Дон, с робким видом и очень, очень пьяная.
Закончив совещание с редактором отдела моды по поводу того, как интереснее показать в журнале новые модели купальников, Мел чувствовала себя как выжатая тряпка. Эта редакторша была просто слабоумной. Как у всех модниц, у нее в голове вместо мозгов опилки.
Когда редакторша предложила серию снимков кукол, наряженных в купальники, Мел вспомнила популярные в пятидесятые годы гипсовые куклы и подумала», что это замечательная идея, но потом из памяти всплыло словечко «мумии».[21]
Ой, конечно, что-то вроде забинтованного человека-невидимки в купальнике. Потрясающе! В который уже раз Мел убедилась в справедливости высказывания, что посвященная моде журналистика – это грандиозное издевательство, вытворяемое тонкими и безнадежно шизанутыми над толстыми и относительно нормальными. Мумии! Боже праведный, следующим номером у них будут трупы. Она покачала головой, пытаясь избавиться от вставшей перед ее глазами неприятной картины, и тут ее взгляд упал на листок, приклеенный к экрану ее компьютера. ОЛИВИЯ СЕГОДНЯ ОБЕДАЕТ В «РИТЦ». ЧАС ДНЯ.
Как похоже на Оливию. Ни «пожалуйста», ни «спасибо», ни «приходите туда». Сколько сейчас? Четверть первого. Боже, у нее не так много времени. Она позвонила секретарше и отменила все встречи. Потом нагнулась к ящику стола и извлекла из него миниатюрную бутылочку «Реми Мартен» и два больших голубых мешка для прачечной.
Сделав изрядный глоток коньяка, Мел принялась за работу.
К тому времени, когда поджарое, как у борзой, тело Оливии в дорогом костюме от Шанель продефилировало через зал ресторана «Ритц», Мел благодаря любезности своего приятеля Луи, метрдотеля этого заведения, уже сидела за лучшим столиком с видом на Сент-Джеймс пари.
Пока Оливия вручала Луи свое пальто, Мел обвела взглядом пышные фрески, роспись, огромные канделябры, золоченые гирлянды и грандиозный вид на парк. Говорят, что в «Ритц» самый прекрасный в Европе обеденный зал, и кто станет оспаривать это? Мел не смогла бы придумать более удачной декорации для того, что предстояло ей.
– Мелани, здравствуй, дорогая! – Оливия одарила Мел улыбкой, полной настолько нетипичной для нее любезности, что эта улыбка едва не бросила Мел на растительный орнамент стены. – Что ты хотела бы заказать?
Мел была воспитана на убеждении, что, когда заказывают обед в ресторане, личные вкусы играют последнюю роль, а первую играет твое положение на общественной лестнице. Если ты выберешь дорогие блюда, ты рискуешь показаться жадной, если дешевые – прослыть человеком с низким вкусом. Неписаные правила хорошего тона диктуют всегда придерживаться золотой середины.
Ну да сегодня плевать на правила. Она поискала в меню самые дорогие блюда. Вот.
Избегая встречаться глазами с Оливией, она обратилась прямо к официанту:
– Спасибо, Луи, я возьму икру и омара.
Слабый сдавленный звук показал, что шампанское у Оливии попало не в то горло. Официант обратился к ней:
– А вы, мадам?
– Спасибо, Луи, закуску я пропускаю. Небольшой кусок поджаренного палтуса, как обычно.
Официант удалился.
– Скажи мне, Оливия, у тебя есть хоть какие-нибудь пороки?
Оливия доверительно пододвинулась к Мел. Возможно, сейчас наступил момент, когда она признается в том, что она лесбиянка, кокаинистка или страдает манией делать покупки.
– Дело в том, – Оливия понизила голос и огляделась по сторонам, – что я неравнодушна к пресным бисквитам.
– Не может этого быть!
– Да, – голос Оливии звучал так, словно она делилась каким-то страшным секретом, – в каждом из них по восемнадцать калорий, так что это будет только триста шестьдесят калорий, если ты съешь всю пачку.
От изумления Мел не могла сдвинуться с места. Кому, кроме Оливии, могло прийти в голову съесть целую пачку пресных бисквитов? Захотел ли бы кто-нибудь? И потом, что ни говори, 360 калорий – это больше, чем в батончике «Марс».
Мел бросила взгляд на часы. Четверть второго, и, по ее расчетам, Оливия вряд ли доберется до сути дела раньше двух. Мел была частым посетителем ресторанов и знала обычаи. Деловые обеды влиятельных людей следуют по раз и навсегда заведенному распорядку, нарушать который опасно. Сначала аперитив и сплетни о том, кто лезет вверх, а кто катится вниз. Потом недожаренная утка и минеральная вода, за которыми можно обсуждать покупки, но только в самой общей форме. Никакого десерта, увы. Под конец кофе-эспрессо или, для чревоугодников, «капуччино». Только после этого можно открывать свою записную книжку и переходить к кровопролитию.
Ровно в 2.03 Оливия отодвинула в сторону свою кофейную чашку и наклонилась к Мел.
– Так вот, Мелани, я думаю, нам надо поговорить. Последние несколько недель я наблюдала за тобой, и знаешь, к какому я пришла выводу?
– Что я потрясающе способный редактор и что ты собираешься повысить меня?
Оливия словно не слышала ее слов:
– Что ты перестала верить в «Фемину», Мелани.
Мел спросила себя, стоит ли ей опровергать это утверждение. Ведь это правда. Она могла верить в «Фемину», у которой хватило бы смелости подвергнуть сомнению свою философию, но не в «Фемину», которая отказывается признать бьющую ее по щекам реальность и продолжает талдычить, как это делает Оливия, что спасение женщин в одной только работе.
К ужасу Мел, Оливия взяла ее за руку. Рука Оливии была холодной и гладкой, как полированный дорогой камень.
– Я знаю, дорогая Мел, что для тебя это будет ударом, но я думаю, что нам пора отпустить тебя, пока положение не стало совсем кошмарным. В конце концов, мы ведь не хотим крови на стенах, не правда ли, особенно твоей крови, после того как ты столько сделала для «Фемины».
Оливия полезла в свою сумочку, достала из нее конверт и протянула Мел.
– Это твое жалованье за два года вперед. Но с одним маленьким условием.
Мел спросила себя, что же для Оливии равноценно этой сумме.
