С гораздо большей неохотой, чем она первоначально предполагал, Эли поднялся наверх и открыл ту часть шкафа, где хранились галстуки.
Вообще-то ему очень нравились галстуки. И не то чтобы у него была какая-то эмоциональная привязанность к ним, просто приятно иметь большое количество самых разных галстуков. Иметь возможность выбора. Что, конечно же, никак не объясняет того, зачем он привез их все сюда, в Виски Бич, ведь за все проведенные здесь шесть месяцев он надевал галстук раз пять, не чаще.
Действительно, может быть, у него к ним развилась какая-то эмоциональная привязанность? В этих галстуках он часто выигрывал процессы. Правда, и проиграл некоторые. В те годы он ежедневно несколько минут обязательно посвящал выбору галстука. Просиживая долгими вечерами в офисе, Эли традиционно распускал узел. За свою жизнь он развязывал и завязывал галстуки, наверное, сотни раз.
Да, это было в той, другой жизни, вынужден был признать он.
Эли протянул руку за одним из них – синим с серую полоску, – затем передумал, извлек темно-бордовый с едва различимым узором. Затем и его убрал.
– О черт!
Он закрыл глаза, протянул руку и взял галстук вслепую.
– Да будет так.
На самом деле ему было тяжело расстаться с галстуком. Чтобы как-то отвлечься от дурного настроения, вызванного этой процедурой, Эли вернулся к себе в кабинет.
Она обязательно скажет, что эпизод замечательный, подумал он, выбирая, какую сцену предложить Эйбре для чтения. Она ведь наверняка скажет неправду.
Ему не хотелось, чтобы она лгала. Нужно, чтобы эпизод был действительно интересный.
Как ни странно, но Эли точно знал, какой эпизод стоит ей предложить – тот, в котором ему потребуется ее помощь.
Он просмотрел рукопись и нашел нужные страницы. И, чтобы не дать себе возможности передумать, тут же распечатал их.
– Не будь слюнтяем, – приказал он себе и понес их вместе с галстуком вниз.
Эйбра сидела за стойкой, поглаживая босой ногой Барби, растянувшуюся на полу. На ней были очки в ярко-оранжевой оправе.
– Ты носишь очки?
Она торопливо сорвала их, как будто он раскрыл какой-то не совсем пристойный ее секрет.
– Иногда. Для чтения. Особенно когда шрифт мелкий. В некоторых местах он действительно очень мелкий.
– Ну-ка, надень их.
– Честно тебе скажу, у меня комплекс, и я ничего не могу с собой поделать.
Эли положил страницы рукописи на стол, взял очки и нацепил их ей на нос.
– Очень мило.
– Мне казалось, что, если я стану носить броские оправы, у меня изменится отношение к очкам, но нет, мой комплекс сохранился, и я страшно их не люблю. Надеваю только иногда для чтения и когда делаю что-то из бижутерии.
– Нет, мне на самом деле нравится.
Эйбра сделала большие глаза за линзами очков, но, заметив галстук, сняла их.
– Замечательно! – воскликнула она, взяв у него галстук, и нахмурилась, разглядев этикетку. – «Гермес». Превосходно. Дамы в комиссионном магазине будут в восторге.
– В комиссионном магазине?
– Ну, не могу же я просто взять и выбросить его. Кому-то он может понадобиться.
Эли, не отрываясь, смотрел на галстук, пока Эйбра заталкивала его к себе в сумку.
– А мне можно будет его купить?
Рассмеявшись, она отрицательно покачала головой:
– Ты скоро о нем забудешь. Это для меня?
Она указала на распечатку.
– Да. Один эпизод, всего пара страниц. Я решил, что мне лучше сразу со всем разделаться. Как будто сдираешь бинт с зажившей раны.
– Боль быстро пройдет.
– Но пока больно. Я не хочу, чтобы ты лгала мне.
– С какой стати я должна тебе лгать?
Эли схватил страницы, прежде чем она успела их взять.
– Ты же прирожденная воспитательница, и ты спишь со мной. Не в твоем характере ранить чувства другого человека. Ты не захочешь причинить мне боль, а это уже будет ложь. Но мне нужно знать точно, производит написанный мной текст нужное впечатление или нет, даже если твое мнение расстроит меня.
– Я скажу тебе правду. – Она протянула руку за страницами. – Забудь о том, чем я занимаюсь, и лучше загрузи посуду в посудомоечную машину.
Эйбра положила ноги на вторую табуретку и снова нацепила очки. Взглянув на него поверх страниц и жестом попросив его пока помолчать, она взяла бокал с вином и начала читать.
Она прочла отрывок дважды в полном молчании, слышалось только постукивание тарелок и журчание воды в раковине. Затем отложила страницы в сторону, сняла очки, так, что ему хорошо были видны ее глаза. И улыбнулась:
– Я бы немного солгала. То, что я называю «мягкой ложью», потому что она похожа на подушку, которая ослабляет удар. Обоим, и тому, кто лжет, и тому, кто эту ложь выслушивает.
– Значит, мягкая ложь.
– Да. И обычно она не оставляет после себя никакого чувства вины. Но сейчас, откровенно говоря, я рада, потому что мне не придется лгать совсем, даже с использованием «мягкой лжи». Ты ведь дал мне любовную сцену.
– Ну, в общем, да. И не без причины. Я не так уж часто их писал. Мог и сфальшивить.
– Ну, что ж, тебе сцена вполне удалась. Она довольно сексуальна и романтична, и, что самое важное, ты сумел передать чувства героев. – Эйбра прижала руку к сердцу. – Я поняла, как он страдает. Ей так хочется достучаться до него, чтобы он понял ее чувства. Конечно, все причины описанной ситуации мне не известны, но я поняла, что данный момент многое значит для них обоих. Ты явно не сфальшивил.
– Он не ожидал, что найдет ее. И я не ожидал, что он найдет ее. И она все переворачивает в его жизни и в книге.
– А он – в ее жизни?
– Надеюсь, что да.
– Но он же – не ты.
– Мне не хотелось его списывать с себя, но есть некоторые общие черты. И она тоже не ты, но… Я почти уверен, что она будет носить очки в оранжевой оправе, предназначенные для чтения.
Эйбра рассмеялась.
– Могу сделать комплимент твоему литературному таланту, Эли. Мне не терпится прочесть всю книгу. Думаю, что буду читать ее, не отрываясь.
– Ну, что ж, придется немного подождать. Три месяца назад эта сцена у меня не получилась бы. Я бы не поверил, что такое возможно, и не смог бы передать соответствующих чувств. Ты ведь дала мне как писателю нечто значительно большее, чем просто очки для чтения у героини.
Эйбра обняла его и прижалась щекой к его груди. Неудивительно, подумали она. Стоило сделать тот первый рискованный шаг, как сразу же за ним последовало падение.
Но она ни о чем не жалеет.
– Надо вывести Барби.
При упоминании своего имени собака вскочила и завиляла не только хвостом, но и всем туловищем.
– И я смогу рассказать тебе о нескольких моих идеях относительно твоего нового кабинета на третьем этаже.
