Я верил в друзей, как верил земле и деревьям, ветру, небу и солнцу. В их присутствии я лучше ощущал свою принадлежность к роду людскому, саму жизнь. Их общество, улыбки и добрые слова стали столь же необходимы, как еда и питье. Я любил звучный голос Мэрэма, аромат густых волос Атары, даже дикое пламя в мрачных черных глазах Кейна. Они поддерживали во мне огонь вэларды, питая желание прикоснуться ко всему, невзирая на страсть и боль, сгореть и возродиться, словно серебряный лебедь. В друзьях мне слышались шепот моего глубочайшего «я» и далекий зов звезд.
Утром мы продолжили путь в прекрасном расположении духа. Теперь нас не подгоняли ни время, ни раны, ни преследователи. Мы проезжали через мирную тихую местность, усеянную фермами и рыбацкими деревушками, в воздухе больше не витал запах опасности, пахло лишь морем, и свежий бриз с берегов освежал прокаленную солнцем землю.
Пообедать остановились в деревеньке Рэйлан. Неподалеку от лодок на берегу купили жареной рыбы и нарезанной ломтиками золотистой картошки, приправленной маслом и специями. Я долго глядел на сияющий океан, дивясь его мощи. Потом Кейн проворчал, что становится поздно и нужно ехать.
В Рэйлане мы сошли с прибрежной дороги – та вилась вдоль мыса до древнего города Ондрара, построенного в конце полуострова. Ондрар был известен своими музеями, хранящими множество артефактов эры Закона; любой, кто за нами последует, решит, что мы собираемся начать поиск там. Искушенный в подобного рода маневрах Кейн полагал, что сможет сбить врага со следа. Нашей целью оставалась Тур-Солану на юго-западе. Поэтому, как и было решено предыдущей ночью, мы повернули к маленькой проселочной дороге, ведущей из Рэйлана. Она была покрыта выбоинами и тележными следами, но в хорошую погоду оставалась вполне проходимой.
– Мы свободны! – воскликнул Мэрэм, когда вечером мы обустраивали лагерь на фермерском поле у ручья. – Наконец-то свободны! Наверняка никто из Трайа за нами не идет… Ведь правда, Вэль?
– Да, – заверил я и улыбнулся, глядя на угодья, раскинувшиеся на зеленых холмах, и рощицы над ручьями. – Похоже, что здесь нет даже медведей.
Следующим утром мы продолжили путь под прекрасным весенним солнцем. Дальше от побережья воздух стал жарче, но не таким жарким, чтобы доставлять неприятности даже мне и Кейну в наших стальных кольчугах. Так мы ехали не спеша по сухой дороге, проходя по меньшей мере пятьдесят миль в день, и каждая миля была наполнена птичьим щебетом и жужжанием пчел в чашечках цветов. На протяжении нашего пути фермы становились все меньше и были отделены друг от друга довольно большими перелесками.
На четвертый день мы въехали в баронство Йувиунн. Лесоруб, попавшийся по дороге, сообщил, что мы пересекаем владения барона Маэра. Также он сообщил, что здесь мало ферм или поселений; лес тянется на восток добрых семьдесят миль.
– Скорее на сто семьдесят, – позже сказал нам Кейн. – До самой Тур-Солану – и за ней, через горы в Вардалуун. Это величайший лес во всем Эа.
Мысль о нетронутом лесном массиве потрясла меня еще больше, чем вид океана. Стена дубов и вязов смыкалась вокруг дороги, теперь превратившейся в старую просеку.
– Здесь так мало людей…
– Да. И это то, что нам нужно, правда?
Кейн рассказал, что давным-давно эта часть Алонии от Йувиунна до доменов Нэрейн и Джеролин полнилась сельскими жителями. Однако война Камней опустошила местность, и постепенно все здесь заросло лесом. В Йувиунне еще живут люди, но только пятьюдесятью милями южнее, по берегам реки Истас.
– Наверное, там нам и стоило ехать, – пробормотал Мэрэм, вглядываясь в темнеющий лес. – Есть дорога, которая идет из Трайи в Дарджин. И хорошая, говорят.
– Что, снова задумался о медведях? – спросил Кейн.
– А если и так?
– Ну, ты видел медведей и видел слуг Морйина: клириков Каллимуна и Серых. Что предпочитаешь?
– Ничего. – Мэрэм содрогнулся. – Однако ведь не факт, что мы встретим их на дороге в Дарджин?
– Зато точно не встретим их здесь! – рявкнул Кейн. Потом, словно бы вспомнив о том, что Мэрэм теперь его побратим, смягчил голос. – По крайней мере это менее вероятно.
Ночью мы встали лагерем в густом лесу, где среди дубов и вязов встречались деревья, которые мне случалось видеть очень редко: чёрные ясени, акации, магнолии и падубы. Приход в нашу компанию Кейна, Альфандерри и Лильяны изменил каждодневную рутину по обустройству лагеря – по-моему, к лучшему. Атара обладала талантом разыскивать чистую воду, а также взяла на себя заботу наполнять фляжки и котелки и носить их от ручья до лагеря. Я ухаживал за лошадьми: стреноживал, чистил и кормил их овсом; это давало мне возможность побыть наедине с Эльтару. Мэрэм, конечно же, собирал топливо для костра, а Кейн старательно укреплял лагерь, иногда нарезая терновник и располагая его вокруг, иногда пряча сухие сучки под папоротником, чтобы неожиданный треск предупредил дежурного. Мастер Йувейн помогал Лильяне готовить. Хотя со времени нашего отъезда из Меша он здорово поднаторел в приготовлении пищи и мог напечь доброе блюдо лепешек, ему было чему поучиться у Лильяны, немедленно наложившей руку на запасы еды и практически превратившей его в мальчика на побегушках. Этим вечером она приготовила великолепные рыбные бифштексы из уродливых пластинок вяленой трески и каких-то корешков, трав, грибов и дикого лука, которые отыскала в лесу. На десерт у нас была малина и немного виски. Потом, пока мастер Йувейн мыл тарелки, Альфандерри играл на мандолине и пел.
Воистину, кроме этого, он мало что делал. Конечно, он порой помогал мне почистить лошадей или помогал Кейну срезать острые прутья, чтобы разложить потом на земле – пока тот не разозлился на то, как Альфандерри неумело обращается с топором. Он порхал от одного дела к другому, как правило, ничего не доводя до конца, но всегда имел достаточно времени, чтобы поговорить с тем, с кем работал. И все мы получали большое удовольствие от его общества, так как он был неизменно бодр и жизнерадостен и с пониманием относился к настроению других. В конце концов не важно, насколько вкусной едой набиты наши животы, острые прутья или нет; лишь укрепив свой дух, мы могли когда-нибудь отыскать камень Света.
Этой ночью, пока мы сидели на спальных шкурах, а прекрасный голос Альфандерри разносился в ночи, возник Огонек и закружился под музыку. Мы почти не видели его с тех пор, как въехали в Трайю, и очень обрадовались. Теперь темнота между деревьями была заполнена маленькими мерцающими звездочками. Я засмеялся, глядя на его танец среди цветов, и даже Кейн улыбнулся, когда Огонек издал ряд вспышек в такт песне Альфандерри.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
